Образовательный портал - Kurokt

Гранатовый браслет пьеса. Гранатовый браслет. Князь Василий Львович Шеин

Анна с Бахтинским шли впереди, а сзади их, шагов на двадцать, комендант под руку с Верой. Ночь была так черна, что в первые минуты, пока глаза не притерпелись после света к темноте, приходилось ощупью ногами отыскивать дорогу. Аносов, сохранивший, несмотря на годы, удивительную зоркость, должен был помогать своей спутнице. Время от времени он ласково поглаживал своей большой холодной рукой руку Веры, легко лежавшую на сгибе его рукава. — Смешная эта Людмила Львовна, — вдруг заговорил генерал, точно продолжая вслух течение своих мыслей. — Сколько раз я в жизни наблюдал: как только стукнет даме под пятьдесят, а в особенности если она вдова или старая девка, то так и тянет ее около чужой любви покрутиться. Либо шпионит, злорадствует и сплетничает, либо лезет устраивать чужое счастье, либо разводит словесный гуммиарабик насчет возвышенной любви. А я хочу сказать, что люди в наше время разучились любить. Не вижу настоящей любви. Да и в мое время не видел! — Ну как же это так, дедушка? — мягко возразила Вера, пожимая слегка его руку. — Зачем клеветать? Вы ведь сами были женаты. Значит, все-таки любили? — Ровно ничего не значит, дорогая Верочка. Знаешь, как женился? Вижу, сидит около меня свежая девчонка. Дышит — грудь так и ходит под кофточкой. Опустит ресницы, длинные-длинные такие, и вся вдруг вспыхнет. И кожа на щеках нежная, шейка белая такая, невинная, и руки мяконькие, тепленькие. Ах ты, черт! А тут папа-мама ходят вокруг, за дверями подслушивают, глядят на тебя грустными такими, собачьими, преданными глазами. А когда уходишь — за дверями этакие быстрые поцелуйчики... За чаем ножка тебя под столом как будто нечаянно тронет... Ну и готово. «Дорогой Никита Антоныч, я пришел к вам просить руки вашей дочери. Поверьте, что это святое существо...» А у папы уже и глаза мокрые, и уж целоваться лезет... «Милый! Я давно догадывался... Ну, дай вам бог... Смотри только береги это сокровище...» И вот через три месяца святое сокровище ходит в затрепанном капоте, туфли на босу ногу, волосенки жиденькие, нечесаные, в папильотках, с денщиками собачится, как кухарка, с молодыми офицерами ломается, сюсюкает, взвизгивает, закатывает глаза. Мужа почему-то на людях называет Жаком. Знаешь, этак в нос, с растяжкой, томно: «Ж-а-а-ак». Мотовка, актриса, неряха, жадная. И глаза всегда лживые-лживые... Теперь все прошло, улеглось, утряслось. Я даже этому актеришке в душе благодарен... Слава богу, что детей не было... — Вы простили им, дедушка? — Простил — это не то слово, Верочка. Первое время был как бешеный. Если бы тогда увидел их, конечно, убил бы обоих. А потом понемногу отошло и отошло, и ничего не осталось, кроме презрения. И хорошо. Избавил бог от лишнего пролития крови. И кроме того, избежал я общей участи большинства мужей. Что бы я был такое, если бы не этот мерзкий случай? Вьючный верблюд, позорный потатчик, укрыватель, дойная корова, ширма, какая-то домашняя необходимая вещь... Нет! Все к лучшему, Верочка. — Нет, нет, дедушка, в вас все-таки, простите меня, говорит прежняя обида... А вы свой несчастный опыт переносите на все человечество. Возьмите хоть нас с Васей. Разве можно назвать наш брак несчастливым? Аносов довольно долго молчал. Потом протянул неохотно: — Ну, хорошо... скажем — исключение... Но вот в большинстве-то случаев почему люди женятся? Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девушках, особенно когда подруги уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной... К тому же потребность, прямо физическая потребность материнства, и чтобы начать вить свое гнездо. А у мужчин другие мотивы. Во-первых, усталость от холостой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного белья, от долгов, от бесцеремонных товарищей, и прочее и прочее. Во-вторых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее. В-третьих, думаешь: вот пойдут детишки, — я-то умру, а часть меня все-таки останется на свете... нечто вроде иллюзии бессмертия. В-четвертых, соблазн невинности, как в моем случае. Кроме того, бывают иногда и мысли о приданом. А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую сказано — «сильна, как смерть»? Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение — вовсе не труд, а одна радость. Постой, постой, Вера, ты мне сейчас опять хочешь про твоего Васю? Право же, я его люблю. Он хороший парень. Почем знать, может быть, будущее и покажет его любовь в свете большой красоты. Но ты пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться. — Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка? — тихо спросила Вера. — Нет, — ответил старик решительно. — Я, правда, знаю два случаях похожих. Но один был продиктован глупостью, а другой... так... какая-то кислота... одна жалость... Если хочешь, я расскажу. Это недолго. — Прошу вас, дедушка. — Ну, вот. В одном полку нашей дивизии (только не в нашем) была жена полкового командира. Рожа, я тебе скажу, Верочка, преестественная. Костлявая, рыжая, длинная, худущая, ротастая... Штукатурка с нее так и сыпалась, как со старого московского дома. Но, понимаешь, этакая полковая Мессалина: темперамент, властность, презрение к людям, страсть к разнообразию. Вдобавок — морфинистка. И вот однажды, осенью, присылают к ним в полк новоиспеченного прапорщика, совсем желторотого воробья, только что из военного училища. Через месяц эта старая лошадь совсем овладела им. Он паж, он слуга, он раб, он вечный кавалер ее в танцах, носит ее веер и платок, в одном мундирчике выскакивает на мороз звать ее лошадей. Ужасная это штука, когда свежий и чистый мальчишка положит свою первую любовь к ногам старой, опытной и властолюбивой развратницы. Если он сейчас выскочил невредим — все равно в будущем считай его погибшим. Это — штамп на всю жизнь. К рождеству он ей уже надоел. Она вернулась к одной из своих прежних, испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем — «смерть уже лежала на его высоком челе». Ревновал он ее ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под ее окнами. И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет очень медленно вверх, по довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот, только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на ухо прапорщику: «Вы всё говорите, что любите меня. А ведь, если я вам прикажу — вы, наверно, под поезд не броситесь». А он, ни слова не ответив, бегом — и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между передними и задними колесами: так бы его аккуратно пополам и перерезало. Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил. Прапорщик, как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало. — Ох, какой ужас! — воскликнула Вера. — Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек... самым подлым образом... Стал попрошайкой... замерз где-то на пристани в Петербурге. А другой случай был совсем жалкий. И такая же женщина была, как и первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо себя вела. На что уж мы легко глядели на эти домашние романы, но даже и нас коробило. А муж — ничего. Все знал, все видел и молчал. Друзья намекали ему, а он только руками отмахивался. «Оставьте, оставьте... Не мое дело, не мое дело... Пусть только Леночка будет счастлива!..» Такой олух! Под конец сошлась она накрепко с поручиком Вишняковым, субалтерном из ихней роты. Так втроем и жили в двумужественном браке — точно это самый законный вид супружества. А тут наш полк двинули на войну. Наши дамы провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно: хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, — нет, повесилась на своем поручике, как черт на сухой вербе, и не отходит. На прощанье, когда мы уже уселись в вагоны и поезд тронулся, так она еще мужу вслед, бесстыдница, крикнула: «Помни же, береги Володю! Если что-нибудь с ним случится — уйду из дому и никогда не вернусь. И детей заберу». Ты, может быть, думаешь, что этот капитан был какая-нибудь тряпка? размазня? стрекозиная душа? Ничуть. Он был храбрым солдатом. Под Зелеными Горами он шесть раз водил свою роту на турецкий редут, и у него от двухсот человек осталось только четырнадцать. Дважды раненный — он отказался идти на перевязочный пункт. Вот он был какой. Солдаты на него богу молились. Но она велела... Его Леночка ему велела! И он ухаживал за этим трусом и лодырем Вишняковым, за этим трутнем безмедовым, — как нянька, как мать. На ночлегах под дождем, в грязи, он укутывал его своей шинелью. Ходил вместо него на саперные работы, а тот отлеживался в землянке или играл в штос. По ночам проверял за него сторожевые посты. А это, заметь, Веруня, было в то время, когда башибузуки вырезывали наши пикеты так же просто, как ярославская баба на огороде срезает капустные кочни. Ей-богу, хотя и грех вспоминать, но все обрадовались, когда узнали, что Вишняков скончался в госпитале от тифа... — Ну, а женщин, дедушка, женщин вы встречали любящих? — О, конечно, Верочка. Я даже больше скажу: я уверен, что почти каждая женщина способна в любви на самый высокий героизм. Пойми, она целует, обнимает, отдается — и она уже мать. Для нее, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни — всю вселенную! Но вовсе не она виновата в том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Виноваты мужчины, в двадцать лет пресыщенные, с цыплячьими телами и заячьими душами, неспособные к сильным желаниям, к героическим поступкам, к нежности и обожанию перед любовью. Говорят, что раньше все это бывало. А если и не бывало, то разве не мечтали и не тосковали об этом лучшие умы и души человечества — поэты, романисты, музыканты, художники? Я на днях читал историю Машеньки Леско и кавалера де Грие... Веришь ли, слезами обливался... Ну скажи же, моя милая, по совести, разве каждая женщина в глубине своего сердца не мечтает о такой любви — единой, всепрощающей, на все готовой, скромной и самоотверженной? — О, конечно, конечно, дедушка... — А раз ее нет, женщины мстят. Пройдет еще лет тридцать... я не увижу, но ты, может быть, увидишь, Верочка. Помяни мое слово, что лет через тридцать женщины займут в мире неслыханную власть. Они будут одеваться, как индийские идолы. Они будут попирать нас, мужчин, как презренных, низкопоклонных рабов. Их сумасбродные прихоти и капризы станут для нас мучительными законами. И все оттого, что мы целыми поколениями не умели преклоняться и благоговеть перед любовью. Это будет месть. Знаешь закон: сила действия равна силе противодействия. Немного помолчав, он вдруг спросил: — Скажи мне, Верочка, если только тебе не трудно, что это за история с телеграфистом, о котором рассказывал сегодня князь Василий? Что здесь правда и что выдумка, по его обычаю? — Разве вам интересно, дедушка? — Как хочешь, как хочешь, Вера. Если тебе почему-либо неприятно... — Да вовсе нет. Я с удовольствием расскажу. И она рассказала коменданту со всеми подробностями о каком-то безумце, который начал преследовать ее своею любовью еще за два года до ее замужества. Она ни разу не видела его и не знает его фамилии. Он только писал ей и в письмах подписывался Г. С. Ж. Однажды он обмолвился, что служит в каком-то казенном учреждении маленьким чиновником, — о телеграфе он не упоминал ни слова. Очевидно, он постоянно следил за ней, потому что в своих письмах весьма точно указывал, где она бывала на вечерах, в каком обществе и как была одета. Сначала письма его носили вульгарный и курьезно пылкий характер, хотя и были вполне целомудренны. Но однажды Вера письменно (кстати, не проболтайтесь, дедушка, об этом нашим: никто из них не знает) попросила его не утруждать ее больше своими любовными излияниями. С тех пор он замолчал о любви и стал писать лишь изредка: на пасху, на Новый год и в день ее именин. Княгиня Вера рассказала также и о сегодняшней посылке и даже почти дословно передала странное письмо своего таинственного обожателя... — Да-а, — протянул генерал наконец. — Может быть, это просто ненормальный малый, маниак, а — почем знать? — может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины. Постой-ка. Видишь, впереди движутся фонари? Наверно, мой экипаж. В то же время сзади послышалось зычное рявканье автомобиля, и дорога, изрытая колесами, засияла белым ацетиленовым светом. Подъехал Густав Иванович. — Анночка, я захватил твои вещи. Садись, — сказал он. — Ваше превосходительство, не позволите ли довезти вас? — Нет уж, спасибо, мой милый, — ответил генерал. — Не люблю я этой машины. Только дрожит и воняет, а радости никакой. Ну, прощай, Верочка. Теперь я буду часто приезжать, — говорил он, целуя у Веры лоб и руки. Все распрощались. Фриессе довез Веру Николаевну до ворот ее дачи и, быстро описав круг, исчез в темноте со своим ревущим и пыхтящим автомобилем.

Русский писатель, переводчик.

Дата и место рождения – 7 сентября 1870 г., Наровчатский район, Пензенская губерния, Российская империя.

Первым литературным опытом Куприна были стихи, оставшиеся неопубликованными. Первое напечатанное произведение - рассказ «Последний дебют» (1889).

В 1910 году Куприн написал повесть «Гранатовый браслет». которая была основана на реальных событиях.

«Г ранатовый браслет»

Г ерои

Князь Василий Львович Шеин

Является одним из главных персонажей, муж Веры Николаевны Шеиной, и брат Людмилы Львовны Дурасовой; князь и губернский предводитель дворянства. Василий Львович высоко почитаем в обществе. У него налаженный быт и внешне благополучная во всех отношениях семья. На самом деле, жена к нему ничего кроме дружеских чувств и уважения не испытывает. Финансовое положение князя также оставляет желать лучшего. Княгиня Вера всеми силами пыталась помочь Василию Львовичу удержаться от полного разорения.

Вера Николаевна Шеина

Георгий Степанович Желтков

Анна Николаевна Фриессе

Николай Николаевич Мирза-Булат-Тугановский

Генерал Яков Михайлович Аносов

Людмила Львовна Дурасова

Густав Иванович Фриессе

Понамарёв

Бахтинский

«Гранатовый браслет» краткое содержание

Источник – I

В сентябре на даче готовился небольшой праздничный обед в честь именин хозяйки. Вера Николаевна Шеина утром получила в подарок от мужа серьги. Она была рада, что праздник предстояло устроить на даче, так как финансовые дела ее мужа обстояли не лучшим образом. Помогать Вере Николаевне в подготовке обеда приехала сестра Анна. Съезжались гости. Погода выдалась хорошая, и вечер проходил за теплыми душевными разговорами. Гости сели играть в покер. В это время посыльный принес сверток. В нем оказался золотой с гранатами и маленьким зеленым камнем посередине браслет. К подарку была приложена записка. В ней говорилось о том, что браслет является семейной реликвией дарителя, а зеленый камень – редкий гранат, который обладает свойствами оберега.

Праздник был в разгаре. Гости играли в карты, пели, шутили, рассматривали альбом с сатирическими картинками и рассказами, сделанный хозяином. Среди историй была повесть о влюбленном в княгиню Веру телеграфисте, который преследовал свою возлюбленную, несмотря на отказ. Безответное чувство довело его до сумасшедшего дома.

Почти все гости разъехались. Те, кто остался, вели беседу с генералом Аносовым, которого сестры называли дедушкой, о его военной жизни и любовных приключениях. Гуляя по саду генерал рассказывает Вере об истории своей неудачной женитьбы. Разговор заходит о понимании настоящей любви. Аносов рассказывает истории о мужчинах, которые любовь ценили выше, чем собственную жизнь. Он интересуется у Веры историей про телеграфиста. Оказалось, что княгиня ни разу его не видела и не знает, кто он на самом деле.

Вернувшись, Вера застала мужа и брата Николая за неприятным разговором. Все вместе они решили, что эти письма и подарки порочат имя княгини и ее мужа, поэтому этой истории необходимо положить конец. Не зная ничего о воздыхателе княгини, Николай и Василий Львович Шеин разыскали его. Брат Веры накинулся на этого, вызывавшего жалость человека, с угрозами. Василий Львович проявил великодушие и выслушал его. Желтков признался, что любит Веру Николаевну безнадежно, но слишком сильно, чтобы быть способным побороть это чувство. К тому же он сообщил, что больше не побеспокоит княгиню, так как растратил казенные деньги и вынужден уехать. На следующий день из газетной статьи стало известно о самоубийстве чиновника. Почтальон принес письмо, из которого Вера узнала, что любовь к ней была для Желткова величайшей радостью и благодатью. Стоя у гроба, Вера Николаевна понимает, что прекрасное глубокое чувство, о котором говорил Аносов, прошло мимо нее.

Источник – II

ru.wikipedia.org

В день своих именин княгиня Вера Николаевна Шеина получила от своего давнего анонимного поклонника в подарок золотой браслет, с пятью крупными гранатами-кабошонами густо-красного цвета, окружающими зелёный камень - гранат редкого сорта. Будучи замужней женщиной, она посчитала себя не вправе получать какие-либо подарки от посторонних мужчин.

Её брат, Николай Николаевич, помощник прокурора, вместе с её мужем князем Василием Львовичем нашёл отправителя. Им оказался скромный чиновник Георгий Желтков. Много лет назад он случайно на цирковом представлении увидел в ложе княгиню Веру и влюбился в неё чистою и безответною любовью. Несколько раз в год, на большие праздники он позволял себе писать ей письма.

Когда брат Николай Николаевич, явившись в жилище Желткова вместе с мужем, вернул ему гранатовый браслет и в разговоре упомянул о возможности обращения к властям, чтобы прекратить преследование, по его словам, княгини Веры Николаевны, Желтков попросил разрешения мужа и брата княгини позвонить ей. Она сказала ему, что если бы его не было, ей было бы спокойней. Желтков просил послушать cонату № 2 Бетховена. Затем он отнёс квартирной хозяйке возвращённый ему браслет с просьбой повесить украшение на икону Божьей Матери (по католическому обычаю), заперся в своей комнате и застрелился, чтобы княгине Вере жилось спокойно. Он сделал это всё из-за любви к Вере и ради ее блага. Желтков оставил предсмертную записку, в которой объяснил, что застрелился по причине растраты казённых денег.

Вера Николаевна, узнав о смерти Желткова, спросила разрешения мужа и поехала на квартиру самоубийцы, чтобы посмотреть хотя бы раз на человека, который столько лет безответно любил её. Вернувшись домой, она попросила Женни Рейтер сыграть что-нибудь, не сомневаясь, что та сыграет именно ту часть сонаты, о которой писал Желтков. Сидя в цветнике под звуки прекрасной музыки, Вера Николаевна прижалась к стволу акации и плакала. Она поняла, что та любовь, о которой говорил генерал Аносов, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо неё. Когда пианистка закончила играть и вышла к княгине, та стала целовать её со словами: «Нет, нет, - он меня простил теперь. Всё хорошо».

Источник – III

Сверток с небольшим ювелирным футляром на имя княгини Веры Николаевны Шеиной посыльный передал через горничную. Княгиня выговорила ей, но Даша сказала, что посыльный тут же убежал, а она не решалась оторвать именинницу от гостей.

Внутри футляра оказался золотой, невысокой пробы дутый браслет, покрытый гранатами, среди которых располагался маленький зеленый камешек. Вложенное в футляр письмо содержало поздравление с днем ангела и просьбу принять браслет, принадлежавший еще прабабке. Зеленый камешек - это весьма редкий зеленый гранат, сообщающий дар провидения и оберегающий мужчин от насильственной смерти. Заканчивалось письмо словами: «Ваш до смерти и после смерти покорный слуга Г. С. Ж.».

Вера взяла в руки браслет - внутри камней загорелись тревожные густо-красные живые огни. «Точно кровь!» - подумала она и вернулась в гостиную.

Князь Василий Львович демонстрировал в этот момент свой юмористический домашний альбом, только что открытый на «повести» «Княгиня Вера и влюбленный телеграфист». «Лучше не нужно», - попросила она. Но муж уже начал полный блестящего юмора комментарий к собственным рисункам. Вот девица, по имени Вера, получает письмо с целующимися голубками, подписанное телеграфистом П. П. Ж. Вот молодой Вася Шеин возвращает Вере обручальное кольцо: «Я не смею мешать твоему счастью, и все же мой долг предупредить тебя: телеграфисты обольстительны, но коварны». А вот Вера выходит замуж за красивого Васю Шеина, но телеграфист продолжает преследования. Вот он, переодевшись трубочистом, проникает в будуар княгини Веры. Вот, переодевшись, поступает на их кухню судомойкой. Вот, наконец, он в сумасшедшем доме и т. д.

«Господа, кто хочет чаю?» - спросила Вера. После чая гости стали разъезжаться. Старый генерал Аносов, которого Вера и ее сестра Анна звали дедушкой, попросил княгиню пояснить, что же в рассказе князя правда.

Г. С. Ж. (а не П. П. Ж.) начал ее преследовать письмами за два года до замужества. Очевидно, он постоянно следил за ней, знал, где она бывала на вечерах, как была одета. Когда Вера, тоже письменно, попросила не беспокоить ее своими преследованиями, он замолчал о любви и ограничился поздравлениями по праздникам, как и сегодня, в день ее именин.

Старик помолчал. «Может быть, это маньяк? А может быть, Верочка, твой жизненный путь пересекла именно такая любовь, которой грезят женщины и на которую неспособны больше мужчины».

После отъезда гостей муж Веры и брат ее Николай решили отыскать поклонника и вернуть браслет. На другой день они уже знали адрес Г. С. Ж. Это оказался человек лет тридцати - тридцати пяти. Он не отрицал ничего и признавал неприличность своего поведения. Обнаружив некоторое понимание и даже сочувствие в князе, он объяснил ему, что, увы, любит его жену и ни высылка, ни тюрьма не убьют это чувство. Разве что смерть. Он должен признаться, что растратил казенные деньги и вынужден будет бежать из города, так что они о нем больше не услышат.

Назавтра в газете Вера прочитала о самоубийстве чиновника контрольной палаты Г. С. Желткова, а вечером почтальон принес его письмо.

Желтков писал, что для него вся жизнь заключается только в ней, в Вере Николаевне. Это любовь, которою Бог за что-то вознаградил его. Уходя, он в восторге повторяет: «Да святится имя Твое». Если она вспомнит о нем, то пусть сыграет ре-мажорную часть бетховенской «Аппассионаты», он от глубины души благодарит ее за то, что она была единственной его радостью в жизни.

Вера не могла не поехать проститься с этим человеком. Муж вполне понял ее порыв.

Лицо лежащего в гробу было безмятежно, будто он узнал глубокую тайну. Вера приподняла его голову, положила под шею большую красную розу и поцеловала его в лоб. Она понимала, что любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее.

Вернувшись домой, она застала только свою институтскую подругу, знаменитую пианистку Женни Рейтер. «Сыграй для меня что-нибудь», - попросила она.

И Женни (о чудо!) заиграла то место «Аппассионаты», которое указал в письме Желтков. Она слушала, и в уме ее слагались слова, как бы куплеты, заканчивавшиеся молитвой: «Да святится имя Твое». «Что с тобой?» - спросила Женни, увидев ее слезы. «…Он простил меня теперь. Все хорошо», - ответила Вера.

Куприн Александр Иванович – «Гранатовый браслет» краткое содержание повести обновлено: 31 мая, 2018 автором: сайт

L. van Beethoven. 2 Son. (op. 2, № 2).

Largo Appassionato


I

В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи. То задувал с северо-запада, со стороны степи свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах, вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега. Обитатели пригородного морского курорта — большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, — поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи. Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изуродованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными собаками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков, коробочек и аптекарских пузырьков. Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья. Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась наступившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху, щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, ста́ившихся к отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.

Александр Иванович Куприн – русский писатель, которого, без сомнения, можно отнести к классикам. Его книги до сих пор узнаваемы и любимы читателем, причем не только по принуждению школьного учителя, но в сознательном возрасте. Отличительной чертой его творчества является документальность, его истории опирались на реально произошедшие события или же реальные события стали толчком для их создания – среди них повесть «Гранатовый браслет».

«Гранатовый браслет» — реальная история, услышанная Куприным от знакомых при просмотре семейных альбомов. Жена губернатора делала зарисовки к письмам, которые ей присылал некий телеграфный чиновник, безответно влюблённый в неё. Однажды она получила от него подарок: позолоченную цепочку с кулоном в форме пасхального яичка. Александр Иванович взял эту историю в качестве базы для своего произведения, превратив эти скудные, неинтересные данные в трогательную повесть. Цепочку с кулоном писатель заменил на браслет с пятью гранатами, которые, согласно сказанному царём Соломоном в одном рассказе, означают гнев, страсть и любовь.

Сюжет

«Гранатовый браслет» начинается приготовлениями к празднеству, когда Вера Николаевна Шеина внезапно получает от неизвестного подарок: браслет, в котором зелёными вкраплениями красовались пять гранатов. На бумажной записке, что прилагалась к подарку, указано, что драгоценный камень способен наделить владелицу предвидением. Княгиня делится с мужем новостями и показывает браслет от неизвестного человека. По ходу действия выясняется, что этим человеком является мелкий чиновник по фамилии Желтков. Впервые Веру Николаевну он увидел в цирке много лет назад, и с тех пор внезапно вспыхнувшие чувства не угасали: даже угрозы её брата не останавливают его. Тем не менее, Желткову не хочется мучить возлюбленную, и он решает окончить жизнь самоубийством, чтобы не навлечь на неё позор.

Заканчивается повесть осознанием силы искренних чувств незнакомца, которое приходит к Вере Николаевне.

Тема любви

Главная тема произведения «Гранатовый браслет» — это, несомненно, тема безответной любви. Более того, Желтков является ярким примером бескорыстных, искренних, жертвенных чувств, которые он не предаёт, даже когда его верность стоила жизни. Княгиня Шеина тоже сполна ощущает силу этих эмоций: спустя годы осознаёт, что снова хочет быть любимой и любить – а украшение, подаренное Желтковым, знаменует скорое появление страсти. Действительно, в скором времени она заново влюбляется в жизнь и чувствует ее по-новому. вы можете прочитать на нашем сайте.

Тема любви в повести фронтальная и пронизывает весь текст: эта любовь высокая и чистая, проявление Бога. Вера Николаевна ощущает внутренние изменения даже после самоубийства Желткова – она познала искренность благородного чувства и готовности пожертвовать собой ради того, кто ничего не даст взамен. Любовь изменяет характер всей повести: чувства княгини умирают, увядают, засыпают, будучи когда-то страстными и горячими, и превратившиеся в прочную дружескую связь с мужем. Но Вера Николаевна в душе всё равно продолжает стремиться к любви, пускай это и притупилось со временем: ей требовалось время, чтобы дать страсти и чувственности выйти наружу, но до этого её спокойствие могло показаться равнодушным и холодным – это и ставит для Желткова высокую стену.

Главные герои (характеристика)

  1. Желтков работал мелким чиновником в контрольной палате (автор поместил его туда, чтобы подчеркнуть то, что главный герой был маленьким человеком). Куприн даже не указывает его имени в произведении: только письма подписаны инициалами. Желтков именно такой, каким читатель и воображает человека низкой должности: худощавый, бледнокожий, нервными пальцами поправляющий пиджак. У него нежные черты лица, глаза голубого цвета. Согласно повествованию, Желткову где-то тридцать лет, он небогат, скромен, порядочен и благороден – это отмечает даже муж Веры Николаевны. Пожилая хозяйка его комнаты говорит, что за все восемь лет, что он жил у неё, он стал для неё словно родным, а собеседником он был очень милым. «…Восемь лет тому назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет ничего лучше…», — так начинается современная сказка о чувствах Желткова к Вере Николаевне, хотя он никогда не лелеял надежд, что они будут взаимны: «…семь лет безнадежной и вежливой любви…». Ему известен адрес возлюбленной, чем она занимается, где проводит время, что надевает – он признаётся, что ему ничего, кроме неё, не интересно и не радостно. вы тоже можете найти на нашем сайте.
  2. Вера Николаевна Шеина унаследовала внешность матери: высокая, статная аристократка с гордым лицом. Характер у неё строгий, несложный, спокойный, она вежлива и учтива, любезна со всеми. Замужем за князем Василием Шеиным она уже более шести лет, вместе они являются полноценными членами высшего общества, устраивают балы и приёмы, несмотря на финансовые затруднения.
  3. У Веры Николаевны есть родная сестра, младшая, Анна Николаевна Фриессе, унаследовавшая, в отличие от неё, черты отца и его монгольскую кровь: узкий разрез глаз, женственность черт, кокетливая мимика. Характер у неё легкомысленный, задорный, весёлый, но противоречивый. Её муж, Густав Иванович, богатый и неумный, но боготворит её и постоянно находится поблизости: его чувства, кажется, не изменились с первого дня, он ухаживал за ней и всё так же сильно обожал. Анна Николаевна не выносит мужа, однако у них есть сын и дочь, она верна ему, хоть и относится достаточно презрительно.
  4. Генерал Аносов — крестный отец Анны, его полное имя – Яков Михайлович Аносов. Он тучный и высокий, добродушный, терпеливый, плохо слышит, у него большое, красное лицо с ясными глазами, он очень уважаем за годы своей службы, справедлив и отважен, совестью чист, носит постоянно сюртук и фуражку, пользуется слуховым рожком и палкой.
  5. Князь Василий Львович Шеин – муж Веры Николаевны. Про внешность его сказано немного, только то, что у него светлые волосы, а голова — большая. Он очень мягок, жалостлив, чуток – с пониманием относится к чувствам Желткова, непоколебимо спокоен. У него есть сестра, вдова, которую он приглашает на торжество.
  6. Особенности творчества Куприна

    Куприну была близка тема осознания персонажем жизненной истины. Он по-особенному видел окружающий его мир и стремился узнавать что-то новое, его произведениям свойственны драматичность, некая тревожность, взволнованность. «Познавательный пафос» — это называют визитной карточкой его творчества.

    Во многом на творчество Куприна повлиял Достоевский, в особенности на ранних этапах, когда он пишет о роковых и значимых моментах, роли случайности, психологии страсти персонажей – зачастую писатель даёт понять, что не все поддается пониманию.

    Можно сказать, что одна из особенностей творчества Куприна – диалог с читателями, в котором прослеживается сюжет и изображается действительность – это особенно заметно по его очеркам, на которые в свою очередь повлиял Г.Успенский.

    Какие-то его произведения знамениты лёгкостью и непосредственностью, поэтизацией действительности, естественностью и натуральностью. Другие – темой бесчеловечности и протеста, борьбы за чувства. В какой-то момент его начинают интересовать история, античность, легенды, и так рождаются фантастические сюжеты с мотивами неотвратимости случая и судьбы.

    Жанр и композиция

    Для Куприна характерна любовь к сюжетам внутри сюжетов. «Гранатовый браслет» — лишнее доказательство: записка Желткова о качествах украшения и есть сюжет в сюжете.

    Автор показывает любовь с разных точек зрения – любовь по общим понятиям и безответные чувства Желткова. Будущего у этих чувств нет: семейное положение Веры Николаевны, различие в социальном статусе, обстоятельства – все против них. В этой обречённости проявляется тонкий романтизм, вложенный писателем в текст повести.

    Всё произведение окольцовывают упоминания одного и того же музыкального произведения – сонаты Бетховена. Так музыка, «звучащая» на протяжении всей повести, показывает силу любви и является ключом к пониманию текста, раздаваясь в финальных строках. Музыка сообщает недосказанное. Более того, именно соната Бетховена в кульминации символизирует пробуждение души Веры Николаевны и осознание, приходящее к ней. Такое внимание к мелодии – тоже проявление романтизма.

    Композиция повести подразумевает наличие символов и скрытых смыслов. Так увядающий сад подразумевает угасающую страсть Веры Николаевны. Генерал Аносов рассказывает новеллы о любви – это тоже маленькие сюжеты внутри основного повествования.

    Сложно определить жанровую принадлежность «Гранатового браслета». Фактически, произведение называется повестью, во многом благодаря композиции: оно состоит из тринадцати коротких глав. Однако сам писатель называл «Гранатовый браслет» рассказом.

    Интересно? Сохрани у себя на стенке!

В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи. То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах; вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега.

Обитатели пригородного морского курорта – большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, – поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи. Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изуродованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными собаками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков, коробочек и аптекарских пузырьков.

Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.

Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась наступившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху, щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, сбившихся к отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.

Кроме того, сегодня был день ее именин – семнадцатое сентября. По милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.

Она была одна во всем доме. Ее холостой брат Николай, товарищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть и благодаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое имение было почти совсем расстроено его предками, а жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т. д. Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него, отказывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем хозяйстве.

Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой – наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали – в третий раз за это лето – бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.

Близко на шоссе послышались знакомые звуки автомобильного трехтонного рожка. Это подъезжала сестра княгини Веры – Анна Николаевна Фриессе, с утра обещавшая по телефону приехать помочь сестре принимать гостей и по хозяйству.

Тонкий слух не обманул Веру. Она пошла навстречу. Через несколько минут у дачных ворот круто остановился изящный автомобиль-карета, и шофер, ловко спрыгнув с сиденья, распахнул дверцу.

Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собою. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая – Анна, – наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамерлана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татарски, этого великого кровопийцу. Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, – лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.

Она была замужем за очень богатым и очень глупым человеком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера. Мужа она терпеть не могла, но родила от него двух детей – мальчика и девочку; больше она решила не иметь детей и не имела. Что касается Веры – та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше, тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно и пылко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сестры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми лицами и с завитыми льняными кукольными волосами.

Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда странных противоречий. Она охотно предавалась самому рискованному флирту во всех столицах и на всех курортах Европы, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала и в глаза и за глаза; была расточительна, страшно любила азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, посещала за границей сомнительные кафе, но в то же время отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, которая заставила ее даже принять тайно католичество. У нее были редкой красоты спина, грудь и плечи. Отправляясь на большие балы, она обнажалась гораздо больше пределов, дозволяемых приличием и модой, но говорили, что под низким декольте у нее всегда была надета власяница.