The World Crisis 1918–1925 By the Rt. Hor. Winston S. Churchill C.H., M.P. Предисловие ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА ГЛАВА I ИСЧЕЗНУВШЕЕ ОЧАРОВАНИЕ ГЛАВА II ДЕМОС ГЛАВА III ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ ГЛАВА IV ПОКИНУТАЯ РОССИЯ ГЛАВА V ИНТЕРВЕНЦИЯ ГЛАВА VI ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ПУНКТОВ ГЛАВА VII МИРНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ГЛАВА VIII ЛИГА НАЦИЙ ГЛАВА IX НЕОКОНЧЕННАЯ ЗАДАЧА ГЛАВА X ТРИУМВИРАТ ГЛАВА XI МИРНЫЕ ДОГОВОРЫ ГЛАВА XII ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ ГЛАВА XIII ЧУДО НА ВИСЛЕ ГЛАВА XIV ИРЛАНДСКИЙ ПРИЗРАК ГЛАВА XV РЕШЕНИЕ ИРЛАНДСКОГО ВОПРОСА ГЛАВА XVI ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИРЛАНДСКОГО СВОБОДНОГО ГОСУДАРСТВА ГЛАВА XVII ЖИВАЯ ТУРЦИЯ ГЛАВА XVIII ТРАГЕДИЯ ГРЕЦИИ ГЛАВА XIX ЧАНАК ГЛАВА XX КОНЕЦ МИРОВОГО КРИЗИСА

Винстон Черчиль Мировой кризис
The World Crisis 1918–1925 By the Rt. Hor. Winston S. Churchill C.H., M.P.

Предисловие

Генералы и политические деятели империализма подводят итоги старой империалистской войне и интервенции против страны Советов.

Победители и побежденные, союзники и соперники, враги и недавние друзья пишут том за томом, друг другу противореча, друг друга поправляя, дополняя и опровергая. Американский ген. Першинг оспаривает лавры победы у Фоша; Фош недавно разоблачил Клемансо; Клемансо проливает свет на закулисную историю войны, вскрывая, кстати, в последней роль и поведение английской армии и ее вождей, а бывший английский военный министр Черчиль опорачивает показания и тех и других.

Но итоги, обычно, подводят перед новым начинанием.

Рассердившийся на Америку, выпирающую Англию из всех уголков ее прежней гегемонии, напуганный не в меру растущей активностью Франции, а главным образом теряющий самообладание под впечатлением бурных успехов социалистической стройки в СССР Черчиль открыто выболтал то новое «начинание», для которого подводят итоги.

«История показывает, – так закончил Черчиль свой пятитомный труд о войне, – что война удел человеческой расы. За исключением только кратких и случайных перерывов, на земле никогда не было мира ».

Если уж сами империалистские деятели, правда, выведенные из равновесия, выбалтывают свои тайные приготовления, то можно себе представить, что происходит на самом деле.

А «дело» это легко осветят официальные цифры.

Регулярная армия США насчитывает сейчас 136037 офицеров и солдат вместо 100 тыс. в августе 1914 г. Национальная гвардия, составляющая часть федеральных военных сил, имеет – 184371 вместо 120 тыс. в 1914 г. Кроме того Америка все увеличивает свой офицерский резервный корпус, в задачи которого входят инструктирование и обучение молодых кадров. Корпус этот насчитывает 113523 офицера.

Всего вместе с флотом США располагают армией:

Америка, почти не имевшая армии к 1914 году, увеличила свою армию более чем вдвое. Такими лихорадочными темпами «разоружается» американский империализм в этот период «вечного мира» и перманентных комиссий по разоружению.

В Англии положение несколько иное, но только на первый и притом поверхностный взгляд. Англия несколько сократила свою армию по сравнению с 1914 годом.

Цифры не лгут, говорит старая английская пословица, но лгуны могут делать фокусы из цифр. Английские социал-фашисты, недавние министры его величества и либеральные пацифисты выдавали и продолжают выдавать факт временного уменьшения армии за сокращение вооружений. С ханжеским лицемерием «рабочее правительство» всюду тыкало это уменьшение, противопоставляя его росту вооружений других стран.

Фокус, однако, быстро вскрывается, если от абсолютных цифр о составе армии перейти к другим показателям роста армии, например, к военным расходам.

Англия сократила свою армию, но увеличила свои расходы на оставшуюся армию более чем на 100%.

Английские социал-фашистские предатели, изо дня в день лицемерно выпячивая свое «сокращение», умалчивают о чрезвычайном росте военных расходов, умалчивают о том, что из каждых 100 ф.ст. налогов 70 идет на войну, умалчивают, наконец, куда идут эти, выколачиваемые из рабочих, миллионы фунтов стерлингов.

Сокращая свою армию, Англия, впрочем, как и все империалистские страны, механизирует ее, снабжая более мощными орудиями истребления. Достаточно посмотреть только на рост числа пушек, танков и аэропланов.

Как далеко шагнула механизация армий, можно судить по американской кавалерии.

«Как о примере эффективности моторизованных частей, – писал недавно один видный военный в Америке, – можно судить по тому, что 300-мильный марш от форта Юстись в Виргинии до форта Брагг в Северной Каролине был сделан в два дня против 25 на лошадях».

При всем этом необходимо учесть огромный размах в развитии химической промышленности, сведения о которой чрезвычайно скудно проникают в печать. Только по неофициальным или косвенным данным можно судить, как бурно идет развитие химической промышленности. Но и по официальным данным государственная химическая промышленность Англии получила в 1927 г. 4.560.225 ф.ст. прибыли, в 1928 г. – уже без малого 6 млн. ф. ст., а в следующем году более 6,5 млн.

«Мы, – говорил Монд, председатель треста химической индустрии на митинге по поводу открытия новой крупнейшей химической фабрики, – навсегда гарантировали Англию от чрезвычайно опасных взрывчатых веществ, которым она подверглась в последнюю войну, и мы уверены, что в дальнейшем мы сумеем сохранить свою позицию в поле».

Словом: «мир гниет, а рать кормится». Мировой кризис разрушает производительные силы империалистских стран, отбрасывает хозяйство на уровень конца XIX века, гнетет и душит сотни миллионов трудящихся, обрекает на голодную, медленную, мучительную смерть более 40 миллионов безработных, а военная промышленность, промышленность разрушения и гибели расцветает в небывалых размерах. Строятся новые военные заводы, лихорадочно реорганизуются старые, скупается сырье для производства взрывчатых веществ, собираются неисчислимые запасы винтовок, пулеметов, пушек, танков, аэропланов на военных складах.

Опережая друг друга, подгоняемые углублением империалистских противоречий, подшпариваемые нарастанием революционного подъема в тылу и бурным ростом социализма в СССР, мировые хищники империализма в любой момент готовы взорвать войну, создавая такое напряженное положение, при котором, по крылатому выражению, пушки сами могут начать стрелять.

«Особенность данного момента, – говорил при открытии XVII конференции ВКП(б) т. Молотов, – заключается в том, что все больше стирается грань между мирным положением и войной, – вползают в войну и воюют без открытого объявления войны».

Япония душит Манчжурию, разрушает и взрывает Шанхай, но не «воюет». Китайская 19-ая армия под Шанхаем гибнет под ударами японских частей, упорно защищается, но не «воюет». Нет войны, есть защита своих «кровных интересов», – разливаются на все лады империалистские политики и их социал-фашистские агенты на десятках конференций по разоружению, скрывая империалистские приготовления.

Против кого же направлены лихорадочные приготовления к войне? – именно на этот вопрос дает ответ книга Черчиля.

Черчиль принадлежит к числу наиболее крайних и последовательных «твердолобых» в Англии. С поражающим упорством Черчиль изо дня в день предлагает одно и то же спасение от кризиса и всех противоречий капитализма. Сегодня в английской прессе, завтра в немецкой; то в итальянском журнале, то во французском интервью, на митинге или в отчетном докладе, подобно античному римскому цензору Катону, твердившему во всех случаях жизни: «Карфаген должен быть разрушен!», – Черчиль неустанно призывает к разгрому советской власти.

Но не это делает его книги интересными для нас: твердость лба современного Катона слишком малое достоинство для перевода его работы.

Черчиль был членом кабинета министров Англии во время войны, был военным министром в период интервенции, знал, видел, а, главное, делал многое из того, что нам нужно знать для понимания, следовательно и для борьбы с новой войной и интервенцией.

В империалистской войне 1914-1918 гг. Англии удалось раздавить своего основного противника – Германию, но разгром Германии не разрешил проблемы мировой гегемонии: на месте поверженного германского империализма появились новые соперники – выросшая и окрепшая Франция, и особенно – молодой и хищный империализм Северо-американских соединенных штатов.

Америка мобилизовала для войны огромную армию, снабдила ее колоссальными средствами истребления, реорганизовала для ее снабжения всю свою промышленность, но ввела в бой и истратила только самую небольшую часть своих сил. По окончании войны недавний союзник встал грозным противником перед истощенным победителем. Противник, вооруженный до зубов, со свежими неистрепанными силами предъявлял требования на добычу сообразно его силам, и английский империализм, еле вынесший кости из многолетней свалки, снова очутился перед новой войной с куда более крепким соперником. Печатающиеся «Воспоминания» Черчиля, составляющие пятый и последний том его работы , как раз и посвящены характеристике этого нового соперника.

Пока 14 пунктов Вильсона, в которых американский империализм изложил свои принципы передела мира, носили общий характер, Англия мирилась с тем, что инициатива мира вырвана из ее рук. Но вот немцев поставили на колени. Общие гуманные принципы нужно было облечь в кровь и плоть новых аннексий и контрибуций, и тут сразу сказались глубочайшие противоречия между участниками грабежа.

Мирный конгресс, на который собрались «союзники» после войны, – хорошая иллюстрация к басне Крылова «Дружба», где друзья, расточавшие друг другу слащавые и любвеобильные комплименты, подрались из-за первой же косточки.

Вот, например, заседание по вопросу о Саарском бассейне:

«Таким образом, – говорил Вильсон настаивавшему на полном удовлетворении французских требований Клемансо, – если Франция не получит того, что ей хочется, то она откажется иметь с нами дело? Если это так, то вы, очевидно, желаете, чтобы я возвратился домой?»

«Я не желаю, чтобы вы возвращались домой. Я намерен сам уехать», – перебил его Клемансо и покинул заседание. Конгресс, однако, происходил в Париже и Клемансо считался как бы хозяином. Пришлось прекратить заседание и послать делегацию за Клемансо.

Аналогичный случай произошел, когда обсуждался вопрос о присоединении Фиуме; итальянский министр Орландо, рассерженный неуступчивостью «союзников», тоже покинул заседание, но с этим не церемонились – приглашения вернуться на заседание так и не послали.

Это только, так сказать, фон, на котором разворачивались работы «дружеского» конгресса. Настоящий же скандал разыгрался по вопросу о репарациях и свободе морей.

Было ясно, что издержки войны должна оплатить Германия. Но как? Чтобы выплатить все расходы, Германия должна была восстановить весь свой производственный аппарат, а с восстановленной промышленностью Германия возвращалась опять в ряды крупных соперников. Английские дипломаты понимали это противоречие и не очень настаивали на крупных суммах контрибуции.

Мало того.

Английские дипломаты, поставив на колени Германию, отнюдь не стремились совершенно стереть ее с лица земли: для будущей войны Англии нужна была в качестве возможного союзника придушенная, но не совсем задушенная Германия. Притом Ллойд-Джордж боялся, что слишком тяжелые условия мира бросят Германию в руки спартаковцев.

Против английской политики поднялась на дыбы Франция. Да и в самой Англии нашлись голоса протеста. Когда Черчиль, выступая на одном из митингов по вопросу о контрибуции, назвал цифру в 2 млрд., одна английская торговая палата прислала телеграфный запрос: «Не забыли ли вы поставить еще ноль в вашей цифре контрибуции?»

Французы стали набивать цену. С 2 млрд. на 14, 16, 80 – цифры лихорадочно прыгали вверх по мере того как выяснялись результаты «победы». Точной цифры грабежа конгресс так и не назвал: не договорились.

Америка в этой ссоре вчерашних «друзей» занимала особую позицию. Стараясь захватить Германию в свои руки, Америка совершенно не касалась вопроса репараций. Только после повторных требований и указаний Ллойд-Джорджа на отсутствие в вильсоновских 14 пунктах вопроса о репарациях, американский представитель, полковник Хауз, пошел на попятный и заметил, что в конце концов в 14 пунктах союзники могут вычитать все, что им угодно.

Особо резкое обострение вызвал второй пункт – свобода морей. Для молодой, богатой Америки свобода морей означала свободу конкуренции, в которой полнокровный доллар легко поборол бы фунт стерлингов. Но для Англии свобода морей означала уничтожение ее гегемонии на море. Ллойд-Джордж категорически высказался против принципа свободы морей. Произошла крупная стычка, в которой полковник Хауз заявил: «Придется, видно, ответить немцам, что союзники не согласны на мир».

На вопрос Клемансо, что сие означает, последовал циничный ответ: сепаратный мир Америки с Германией.

Спор не кончился до приезда Вильсона из Америки. Последний ультимативно потребовал принятия 14 пунктов, но Ллойд-Джордж снова выступил против свободы морей и за репарации.

Полковник Хауз в своей работе добавляет, что Ллойд-Джордж, якобы, заявил: «Истрачу последнюю гинею, но добьюсь превосходства нашего флота над любым другим».

Соперничество Америки и Англии становилось центральным пунктом мирного договора. Продолжительные дискуссии вспыхивали по всякому, часто пустяковому, поводу: по вопросу о языке заседаний, быть ли прессе без цензуры и т. п.

На конгрессе, например, Вильсон резко высказывался против всяких тайных договоров, заключенных «союзниками» во время войны. По этому поводу Черчиль очень ядовито пишет:

«Каждый человек имеет право стоять на берегу и спокойно смотреть на утопающего; но если в течение этих долгих мучительных минут зритель не потрудится даже бросить веревку человеку, борющемуся с потоком, то приходится извинить пловца, если он грубо и неуклюже хватается то за один, то за другой камень. Бесстрастный наблюдатель, ставший впоследствии преданным и пылким товарищем и храбрым освободителем, не имеет права корчить из себя беспристрастного судью при оценке событий, которые никогда не произошли бы, если бы он вовремя протянул руку помощи».

Вся книга полна таких мест. Черчиль походя щиплет американских историков, щелкает и задевает американских политиков даже там, где их роль совершенно незаметна, язвит и издевается тем резче, чем больше проявляется бессилие Англии в этом поединке с Америкой.

Прекрасный стилист, – одна из консервативных газет назвала Черчнля современным Маколеем, – он зло высмеивает американскую дипломатию, скрывая за своим сарказмом горечь поражения.

«По словам м-ра Станнарда Бекера, – Черчиль характеризует американских историографов войны, – вопрос ставился так: „что делать демократии с дипломатией?“ На одной стороне стояла молодая американская демократия в 100 млн. чел. На другой – украдкой собралась упрямая и даже злобная дипломатия старой Европы. На одной стороне молодые, здоровые, искренние, горячо настроенные миллионы, уверенно выступающие вперед, чтобы реформировать человечество, на другой – хитрые, коварные интригующие дипломаты в высоких воротниках и золотом шитье, упрямо сторонящиеся от яркого освещения, фотографических камер и кинематографических аппаратов.

Картина! Занавес! Музыка, тише! Рыдания в публике, а затем шоколад!»

В свете современных событий эти «литературные упражнения» старого поджигателя войны приобретают зловещий характер. Социал-фашистские лакеи империализма дружно и на перебой верещат о смягчении противоречий в империалистском мире, о невозможности новой войны. Чем мрачнее становится политический горизонт, чем чаще империалисты бряцают оружием, тем громче становится лай сторожевых псов империализма о «мирной эре», о мирной политике Лиги Наций. А интервенционистских дел мастер, Черчиль, по хозяйски, грубо и решительно нарушает «мирную» музыку, открыто вскрывает империалистские противоречия и прямо указывает истинные намерения империалистских хищников.

Однако, вскрытие империалистских противоречий только одна сторона работы Черчиля. Несравненно важнее другая.

«Гнев плохой советник», – эта банальная пословица невольно приходит на ум, когда читаешь воспоминания Черчиля.

Черчиль в своем раздражении против Америки, упорно вышибающей Англию из ее мировых позиций, выболтал много больше того, что сам хотел сказать. Воистину, когда двое дерутся – выигрывает третий: то что по английским традициям может быть опубликовано только через 50 лет, увидело свет сейчас. А скрывать было что.

Черчиль был военным министром Англии как раз в годы гражданской войны и интервенции, в его руках находились нити всего этого почтенного предприятия, он имел, как он сам признал в разговоре с Савинковым, непосредственную связь с Деникиным, Колчаком.

Не все, сказанное Черчилем, имеет одинаковую свежесть, не все ново для нас. Ленин уже давно и не имея всех документов, дал ключ к пониманию характера и цели интервенции, когда писал:

«У них одна мысль: как бы искры нашего пожара не перепали на их крыши».

Ценность воспоминаний Черчиля и не в признании огромного революционирующего значения русской революции.

«Происходившие в России события, – пишет Черчиль, – доктрины и лозунги, в изобилии распространяемые Москвой, для миллионов людей в каждой стране казались идеями, обещающими создать новый светлый мир Братства, Равенства и Науки. Разрушительные элементы всюду проявляли деятельность и находили отклик. Случилось столько страшных вещей, произошло такое ужасное крушение установленных систем, народы страдали так долго, что подземные толчки, почти судороги потрясали каждую государственную организацию» (см. предисловие Черчиля).

Ценность мемуаров в том, что они вскрывают планы интервенции и методы ее проведения, разоблачают противоречия внутри интервенционистского лагеря, освещая под этим углом зрения и итоги предприятия. Все это придает писаниям Черчиля актуально-политический характер.

Начнем хотя бы с того, как началась интервенция против Советской России.

Сколько бумаги было исписано буржуазными газетами в доказательство того, что интервенция началась с целью… помочь «чехо-словакам, атакуемым вооруженными австро-немецкими пленными» в Сибири. Достаточно вспомнить официальное воззвание Вильсона о целях интервенции, опубликованное им 3 августа 1918 г. во время высадки десанта во Владивостоке . Правда, внимательный глаз уже там находил противоречие, ибо Вильсон собирался помогать чехам, «двигающимся на Запад», а это означало, что чехи сами кого-то атаковали…

Сейчас Черчиль пробивает основательную брешь в системе этих «доказательств», которые, впрочем, он сам же повторяет в другой главе. Черчиль показывает, что подготовка интервенции уже на другой день после Октября зашла так далеко, что державы даже заключили друг с другом соответствующий договор:

« 23 декабря 1917 г. , – пишет Черчиль, – между Англией и Францией была заключена конвенция, которую выработали Клемансо, Пишон, Фош, с одной стороны, лорд Мильнер, лорд Р. Сесиль и представители английских военных кругов – с другой; эта конвенция имела целью установить дальнейшую политику обеих держав на юге России. Конвенция предусматривала оказание помощи ген. Алексееву, находившемуся тогда в Новочеркасске, и географическое разделение сферы действия двух держав на всем том протяжении, какое они были в состоянии охватить. Французам предоставлялось развить свои действия на территории, лежащей к северу от Черного моря, направив их против врагов»; «англичанам – на востоке от Черного моря против Турции. Таким образом, как это указано в 3-й статье договора, французская зона должна была состоять из Бессарабии, Украины и Крыма, а английская – из территорий казаков, Кавказа, Армении, Грузии и Курдистана».

Впервые сведения об этом соглашении были опубликованы Деникиным в его «Русской смуте», но советская печать, грешным делом, относилась к ним с подозрением: полагали, что, сваливая вину за неудачу интервенции на союзников, Деникин выдает сплетни за факт. Документ, оказывается, не только существовал, но и намечал цель интервенции: помощь Алексееву и борьба с большевиками. А тогда чехами еще не пахло.

В тот момент ничего серьезного из этого не вышло не потому, чтобы не делалось попыток: осуществлялась поддержка контрреволюционных партий в Советской России, заговоров и пр., организовалась японская интервенция (31/XII от имени Англии было предложено Америке поддержать японцев) и т. д. Но ряд причин просто не позволил в тот период развернуть широкую деятельность: во-первых, разногласия внутри союзников – Америка категорически высказалась против японской интервенции, а во-вторых, руки были заняты. Сцепившись в мертвой схватке, ни Антанта, ни Германия не могли взяться за Советскую республику. Этим и объясняются наши первые военные успехи после Октября: имея дело только с внутренней контрреволюцией, не поддержанной непосредственной помощью западной империалистской буржуазии, русский пролетариат, ведя за собой трудящиеся массы крестьянства, раздавил ее.

Но из того, что ничего не вышло с осуществлением договора об интервенции, отнюдь не следует, что самый договор потерял свою силу. Когда открылась возможность претворить слова в дела, «военный кабинет, – пишет Черчиль, – утвердил 13 ноября 1918 г. снова их связь к этим границам», т. е. разделение сфер влияния. Не вина, как видим, а беда союзников, что выполнение решения было отложено почти на целый год.

Вернемся, однако, к концу 1917 и началу 1918 г. Начался брестский конфликт. Слухи о разрыве между большевиками и немцами окрылили надежду на возврат России в войну. Как рукой сняло все разговоры – но только разговоры – об интервенции. Это могло бы толкнуть большевиков в объятия врагов, – так объясняет этот факт осведомленный автор, работавший над данным периодом.

Союзнические военные представители буквально обивали пороги советских учреждений с обещанием помощи в борьбе против Германии. Наивно, однако, было бы думать, что они действительно собирались помогать большевикам.

«Англичане, – пишет Черчиль, – приложили все усилия, чтобы получить формальное приглашение от большевистских вождей. Оно было особенно важно потому, что таким путем удалось бы преодолеть нерасположение к интервенции со стороны Соединенных Штатов ».

Все дело было, оказывается, в том, что «президент Вильсон противился всякой интервенции и в особенности индивидуальному выступлению Японии», а сломить нежелание Америки можно было только добившись формального приглашения советских властей. Связало ли бы это руки союзникам, можно судить по мурманскому инциденту. В Мурманске совет рабочих депутатов объявил войну немцам, заключив особое соглашение с союзниками. Хотя одним из пунктов соглашения являлось признание совета высшей властью в крае, но фактически власть была в руках оккупантов: в чьих руках сила, тот и командовал.

На брестском конфликте союзники мало чем поживились: советская власть ратифицировала договор, и выход России из войны стал фактом. Приходилось снова искать новых путей для реализации планов.

«Что-то еще нужно было, – пишет дальше Черчиль, рассказывая о неудаче подготовки, – чтобы установить практическое соглашение между пятью союзниками. Эта новая побудительная причина оказалась теперь налицо»: именно – восстание чехо-словаков.

Тут с Черчилем случился казус. Рассказывая о том, что восстание чехо-словаков, организованное по приказу из Парижа, заставило Америку изменить свою позицию, Черчиль снова повторяет старую басню о предательстве большевиков в деле чехов, о нарушении большевиками своего слова и т. п., – короче, повторяет канонизированную буржуазной дипломатией версию.

Увы! Эта версия давно разрушена руками тех, кто ее же создавал.

Почти одновременно с Черчилем в Лондоне вышла книга генерала Мэйнарда, командовавшего союзными войсками на Мурмане{6}. Тот прямо пишет, что чехам из Парижа приказали повернуть на север в Архангельск, чтобы оттуда совместно с союзным отрядом поднять восстание и ударить на Москву. Большевики разгадали этот маневр и отказались пропустить их. Пришлось поднять восстание там, где приказ застал чехов, а в придачу и на помощь им высадить и во Владивостоке и в Мурманске союзнические отряды. Повторять после этого дипломатические легенды – значит скрывать какие-либо выдающиеся данные.

Мы не будем дальше следовать за Черчилем, – это потребовало бы разоблачения еще целого ряда подобных же легенд, – занятие ненужное, ибо легенды давно разоблачены. Перейдем к концу 1918 г., к тому времени, когда империалистская война окончилась и притом в пользу Антанты.

«Союзники, – пишет Черчиль, – пришли в Россию против воли и по военным соображениям. Но война кончилась. Они старались не дать немецким армиям получить огромное снабжение из России, но эти армии более не существовали. Они старались освободить чехов, но чехи спасли себя сами. Поэтому все аргументы, которые вели к интервенции, исчезли ».

И здесь Черчиль сразу сам вскрывает, каковы были истинные намерения союзников, притом вскрывает так, что проливает свет и на будущее.

Недели через три после заключения мира с Германией, – так «мечтает» Черчиль (как похожи эти «мечты» на действительность!), – «три человека встретились на острове Уайте (а может быть на острове Джерси) и совместно выяснили все практические меры, которые нужно было предпринять для того, чтобы обеспечить прочный мир и снова поставить мир на ноги».

Это были – Вильсон, Клемансо и Ллойд-Джордж. Вот этот-то империалистский триумвират и наметил программу совместных работ.

Первая резолюция касалась Лиги наций. Единогласно было решено, что Лига наций дальше будет на страже мира и спокойствия.

Вторая резолюция была:

«Русскому народу нужно предоставить возможность избрать национальное собрание»…

Читатель удивленно разведет руками: на конференции, посвященной вопросу о мире, русскому вопросу, точнее сказать большевикам, – ибо не трудно догадаться, что созыв учредительного собрания означал ликвидацию советской власти, – уделяется чуть ли не первое место. Но Черчиль объясняет это противоречие, вкладывая в уста триумвирата следующую мысль:

«Создавать Лигу наций без России не имеет смысла, а Россия все еще находится вне нашей юрисдикции. Большевики не представляют России, – они представляют лишь интернациональное учреждение и идею, которая совершенно чужда и враждебна нашей цивилизации »….

Все дело в том, что большевики представляют «чуждую и враждебную» идею, что «цивилизация», та самая, которая только что принесла в жертву миллионы людей и неисчислимые потери, противоречит большевизму.

Дело, однако, не ограничилось резолюцией. Позвали ген. Фоша и спросили, как собрать учредительное собрание в России. Последний с солдатской прямотой заявил, что надо просто свергнуть большевиков вооруженной силой.

«Для меня, Хэйга и Першинга эта задача будет очень легкой по сравнению с задачами восстановления фронта после битвы 21 марта (в 1918 г.) или прорыва оборонительной линии Гинденбурга».

Но солдатская прямота – плохое средство в дипломатической игре, и триумвират выносит третью резолюцию:

«Германию нужно пригласить помочь нам в освобождении России и восстановлении Восточной Европы».

Только что поверженной в прах Германии, на разгром которой потратили три года беспримерных жертв, предлагали пощаду (ничего не делается даром в капиталистическом мире!) – при условии уничтожения советской власти. Вот какой ценой добивались свержения большевизма!

Фош и французы, конечно, опротестовали такое решение, требуя гарантии против сохраняемой в целости Германии, но им обещали 14 пунктами Вильсона гарантировать полную безопасность.

Но Германия сама становилась жертвой большевизма.

«Самая большая опасность, которую я вижу в создавшемся положении, – писал Ллойд-Джордж 26 марта 1919 г. в меморандуме мирной конференции, – это та, что Германия может не устоять против большевизма и предоставить свои материальные ресурсы, свои умственные и организационные способности в распоряжение революционных фанатиков, которые мечтают водворить в мире большевизм силой оружия».

Оставалось самим усилить активную помощь русской контрреволюции, посылать оружие, деньги, отряды, инструкторов.

29 ноября лорд Бальфур в особом меморандуме кабинету предложил оказать всякую помощь и поддержку антисоветским силам.

«Продолжать занимать Мурманск и Архангельск; продолжать Сибирскую экспедицию; попытаться убедить чехов остаться в Западной Сибири; занять (с помощью пяти британских бригад) ж.-д. линию Баку – Батум; оказать ген. Деникину в Новороссийске всякую возможную помощь в смысле снабжения военными материалами; снабдить прибалтийские государства военным снаряжением».

«Союзники и в материальном и в моральном отношении, – пишет Черчиль, подводя итоги антисоветской деятельности в период первого похода Антанты – были еще связаны обязательствами с Россией. Британские обязательства в некоторых отношениях были наиболее серьезными. 12 тыс. британцев и 11-тысячное войско союзников были фактически заперты льдами на севере России – в Мурманске и Архангельске, и какое бы ни последовало решение держав, они вынуждены были оставаться там до весны…

Два британских батальона во главе с членом парламента полковником Джоном Уордом вместе с матросами с английского крейсера „Суффольк“ оказались в центре Сибири и сыграли здесь важную роль в поддержке омского правительства, помогая последнему и оружием и советами. Поспешно создавалась новая сибирская армия. Из одних только британских источников она получила 100 тыс. ружей и 200 пулеметов. Большинство солдат были одеты в мундиры британской армии. Во Владивостоке были основаны под управлением английских офицеров военные школы, которые выпустили к этому времени 3 тыс. русских офицеров, весьма впрочем посредственных.

На юге союзники обещали Деникину, заместившему собой умершего Алексеева, всякую поддержку при первой возможности. С открытием Дарданелл и появлением британского флота в Черном море появилась возможность послать Британскую военную комиссию в Новороссийск. На основании отчетов этой комиссии Военный кабинет 14 ноября 1918 г. решил, во-первых, помогать Деникину оружием и военным снаряжением, во-вторых, отправить в Сибирь дополнительные кадры офицеров и дополнительное оборудование и, в третьих, признать de facto омское правительство».

Такую широкую деятельность развернули империалисты по разгрому большевизма.

Расчет, однако, строился без хозяина. Не учли настроения того, кто в книге Черчиля фигурирует в особой главе под названием «demos»: пролетариат и трудящиеся массы, вот кто расстроил планы триумвирата.

Не успели еще погаснуть торжественные огни и умолкнуть напыщенные речи по поводу заключения мира, как стали поступать сведения о «demos»:

«По обе стороны Па-де-Кале уже начинались возмущения и беспорядки», – так суммирует Черчиль это «непредвиденное обстоятельство».

3 января 1919 г. расположенные в Фолкстоне транспортные войска осадили даже военное министерство. Между 27 и 31 января в Калэ восстало более 3 тыс. чел., для подавления которых понадобилось послать целых две дивизии.

8 февраля 1919 г. более 3 тыс. солдат в Лондоне избрали совет солдатских депутатов и стали вырабатывать требования для предъявления командованию и т. д.

«За одну неделю из различных пунктов, – пишет Черчиль, – поступили сведения о более чем тридцати случаях неповиновения среди войск».

И это только в английских войсках, во французских войсках события приняли еще более драматический характер, а к этому прибавилось нарастающее движение пролетариата.

«Кончились все пять актов драмы; огни истории потушены, мировая сцена погружена во мрак, актеры уходят, хоры замолкают. Борьба гигантов кончилась, начались ссоры пигмеев», – так лирически передает Черчиль свое пробуждение от высоких мечтаний под влиянием колебаний почвы. Тут уж, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Вместо широких планов о разгроме большевиков в России собственными силами пришлось обороняться от большевизма внутри. А когда кое-кто из военного лагеря продолжал еще настаивать на военной экспедиции, Ллойд-Джордж окатил их холодным душем:

«Если бы он предложил послать для этой цели в Россию английские войска, в армии поднялся бы мятеж. То же относится к американским войскам. Мысль подавить большевизм военной силой – чистое безумие».

Дело явно провалилось: не имея возможности заняться ликвидацией большевизма сами, поручили это дело Колчаку. В этой связи и находится признание Колчака.

Колчак, однако, несмотря на самую широкую поддержку империалистов и деньгами и оружием, и продовольствием, и инструкторами с задачей не справился и «по совету генерального штаба, начиная с июня месяца, Англия оказывала ему (Деникину. – И.М.) главную помощь и не менее 250 тыс. ружей, двести пушек, тридцать танков и громадные запасы оружия и снарядов были посланы через Дарданеллы и Черное море в Новороссийск. Несколько сот британских армейских офицеров и добровольцев в качестве советников, инструкторов, хранителей складов и даже несколько авиаторов помогали организации деникинских армий» (стр. 167).

Деникин, подкормившись на союзнических хлебах, двинулся на Москву, а его вдохновитель Черчиль занялся организацией новой помощи со стороны Польши, Прибалтики и других лимитрофов. Два плана их использования были предложены ему: 1) дать 500 тыс. солдат «союзников» и бросить их с поляками на Москву, 2) разрешить полякам и другим заключить сепаратный мир с большевиками.

Черчиль отбросил оба плана и предложил:

«Убедить поляков продолжать в течение еще нескольких месяцев то, что они делали до сих пор, т. е. сражаться и бить большевиков на границах своих владений, не думая ни о решительном наступлении в сердце России, ни о сепаратном мире».

Польская тактика эпохи 1919 г. таким образом обязана Черчилю: не наступать, но и не допускать Советскую Россию бросить все войска против Деникина, – таков смысл предложений Черчиля.

Когда же Деникин оказался побитым, и второй поход Антанты провалился, «союзники» стали подготовлять третий поход Антанты: появилась Польша как главный козырь, а Врангель должен был играть ту же роль, что Польша во время борьбы с Деникиным, т. е. приковать к себе часть советской армии и не довести до разгрома Польши.

Ставка на Деникина оказалась битой, и любопытно, чему приписывает неудачу Деникина режиссер всей этой постановки:

«Но наибольший раскол вызвал вопрос о политике по отношению к отпавшим от России странам и провинциям. Деникин стоял за целость России. В виду этого в войне против Советской России он являлся врагом своих собственных союзников. Прибалтийские государства, борясь за свое существование против большевистских войск и их пропаганды, не могли иметь ничего общего с русским генералом, не желавшим признавать их прав на независимость. Поляки, которые в этой войне с советами имели самую многочисленную и сильную армию, понимали, что на следующий день после победы, одержанной совместными усилиями, им придется самим защищаться против Деникина. Украина была готова сражаться с большевиками за свою независимость, но ее нисколько не прельщала диктатура Деникина» (стр. 170).

Что еще можно прибавить к этой характеристике? Крепостническая национальная политика, восстанавливающая старую тюрьму народов, – несомненно, одна из причин неудачи контрреволюционной борьбы.

Пропагандируя интервенцию как средство разрешения всех противоречий, подытоживая силы интервенции, Черчиль одновременно, сам того не желая, открывает ее оборотную сторону – причины ее неудачи, силы, ослабляющие интервенцию.

Черчиль рисует такими яркими мазками картину противоречий внутри империалистского лагеря, что к концу сам пугается своих выводов: впереди лишь все большее углубление этой «войны всех против всех».

К тому же положение осложняется растущим национально-революционным движением в тылу империализма. Страницы, посвященные Черчилем Турции или Ирландии, принадлежит к числу наиболее ярких. Рассказывая о разгроме Ирландского движения, об организации массового террора, о натравливании одной группы против другой, Черчиль дает прекрасное описание гражданской войне в Ирландии, вскрывая в то же время и классовую ее подоплеку.

«Утром, – пишет он по поводу партизанской войны в Ирландии, – военный отряд в отместку за совершенное преступление делал вылазку всей бригадой и сжигал крестьянский коттедж, а ночью выходили из своих убежищ шин-фейнеры (ирландские повстанцы. – И.М.) и сжигали помещичий дом».

Но Черчиль приводит и другие причины неудачи интервенции.

«Их пропаганда, – пишет Черчиль по поводу агитационного влияния русской революции, – в которой странным образом были объединены элементы патриотизма и коммунизма, быстро распространились по всей Украине. Сами французские войска были затронуты коммунистической пропагандой, и вскоре возмущение охватило почти весь французский флот…» (стр. 106).

И в этом признании сказывается империалистское соперничество двух мировых разбойников: Черчиль пишет о разложении французских войск, но молчит о восстаниях в английском оккупационном отряде, скрывает отказ канадцев идти в бой против большевиков. «Революция отвоевала солдат Антанты», – вынужден был бы признать организатор интервенции еще одну причину неудачи интервенции, если бы ссуммировал все факты разложения интервенционных отрядов.

Обострение империалистских противоречий, рост национально-революционного движения, нарастание и углубление революционного движения в тылу империалистов – это и есть те причины, которые делают новую интервенцию еще менее благоприятной, чем первую. Или, как сказал VI съезд Советов СССР в своей резолюции по отчету правительства: «Вооруженное нападение на Союз ССР означает теперь главную опасность для тех, кто посмеет нарушить мир и напасть на Советский Союз».

Особый интерес представляет та оценка, которую Черчиль дает социал-фашистским лакеям империализма.

«Подавляющее большинство тред-юнионистов искренно примкнуло к общенациональному выступлению», – так пишет Черчиль по поводу участия социал-фашистов во всех империалистических предприятиях. Некоторым из них, активно работавшим вместе с правительством, он даже посвящает восторженные оды, все время подчеркивая их рабочее происхождение. По поводу Барнса, официального представителя рабочей партии в военном кабинете, Черчиль пишет, что он оказался большим роялистом, чем сам король. Барнс, выступая на публичном митинге, заявил: «Здесь упоминали о кайзере. Я стою за то, чтобы повесить кайзера», – в то время как сами Ллойд-Джордж и Черчиль воздерживались от таких предложений.

Можно себе представить, как ценили хозяева преданную работу своих социал-фашистских лакеев, если Черчиль находит для своего недавнего врага – немца такие характеристики:

«Среди всего этого смятения, – пишет он, – бросается в глаза суровая и вместе с тем простая личность. Это – социалист-рабочий и тред-юнионист по имени Носке. Назначенный с.-д. правительством министром национальной обороны, облеченный этим же правительством диктаторской властью он остался верен германскому народу. Иностранец может лишь с осторожностью и невольным беспристрастием говорить о германских героях, но, быть может, в длинном ряду королей, государственных деятелей и воинов, начиная с Фридриха и кончая Гинденбургом, будет отведено место Носке – верному сыну своего народа, среди всеобщего смятения бесстрашно действовавшего во имя общественного блага» (стр. 131).

Таковы новые данные по интервенции одного из ее организаторов, данные, которые заставляют и врага признать то, что нам давно было известно: без интервенции гражданская война в России не приняла бы такого размаха, русская контрреволюция носила бы местный, областной характер, и если бы и приняла национальный размах, то без интервенции никогда бы не поднялась до того уровня, который потребовал напряжения всех сил страны и поставил под угрозу существование советской власти.

«Всем известно, что война эта нам навязана, – говорил Ленин по поводу роли интервенции в гражданской войне, – все знают, что против нас пошли белогвардейцы на западе, на юге, на востоке только благодаря помощи Антанты, кидавшей миллионы направо и налево, причем громадные запасы снаряжения и военного имущества, оставшиеся от империалистской войны, были собраны передовыми странами и брошены на помощь белогварцейцам, ибо эти господа, миллионеры и миллиардеры, знают, что тут решается их судьба, что тут они погибнут, если не задавят немедленно нас».

События повторяются.

Чем глубже становится мировой экономический кризис, перерастающий в кризис политический, с одной стороны, чем выше подъем социалистического строительства в Советском союзе – с другой, тем острее противоречие между империализмом и социализмом.

Основным противоречием империалистского мира остается противоречие между Англией и Америкой. Во всех уголках мира – в Азии и Африке, в Европе и Южной Америке – идет все усиливающаяся борьба за гегемонию между двумя мировыми разбойниками. Вокруг этого противоречия, как вокруг оси, располагаются все другие империалистские противоречия, все углубляясь и расширяясь и, в силу неравномерности развития капитализма, часто становятся даже острее основного противоречия, – таковы противоречия между Англией и Францией на современном этапе, между Америкой и Японией или Америкой и Францией.

Но бурное развитие социализма на ряду с все усиливающимся мировым кризисом перемещает центр тяжести. Центральным противоречием мира стало противоречие двух систем – империализма и социализма.

10 лет назад выход из этого противоречия империалистские хозяева искали в интервенции, в вооруженном свержении советской власти как крупнейшего фактора в революционизировании рабочих масс.

«…Большевистская опасность в настоящий момент очень велика. Большевизм расширяется. Он захватил Балтийские области и Польшу и как раз сегодня получены дурные известия об его успехах в Будапеште и Вене… Если большевизм, распространившись в Германии, перебросится через Австрию и Венгрию и достигнет Италии, то Европа окажется перед лицом огромной опасности».

Так говорил Клемансо на заседании премьеров пяти крупнейших империалистических держав – Англии, Америки, Франции, Италии и Японии, намечая пути и формы борьбы с советской республикой.

Но интервенция явно проваливалась, и против большевистской опасности надо было искать новых средств.

«Обычно, чтобы остановить распространение эпидемии, – говорил 21 января 1919 г. на заседании премьеров итальянский министр Орландо, – устанавливают санитарный кордон. Если принять подобные же меры против распространения большевизма, он мог бы быть побежден, ибо изолировать его – значит победить».

Санитарный кордон, однако, уже давно сам стал рассадником большевизма: «санитарные» страны – Польша, Чехословакия – сами вот-вот загорятся революционным огнем.

И снова, по мере углубления мирового социального и экономического кризиса и одновременно бурного роста социализма в Советском Союзе, империалистский мир ищет выхода в войне и интервенции.

«Каждый раз, – говорил на XVI съезде т. Сталин, – когда капиталистические противоречия начинают обостряться, буржуазия обращает свои взоры в сторону СССР: нельзя ли разрешить то или иное противоречие капитализма или все противоречия, вместе взятые, за счет СССР, этой страны Советов, цитадели революции, революционизирующей одним своим существованием рабочий класс и колонии…

Отсюда тенденция к авантюристским наскокам на СССР и к интервенции, которая (тенденция) должна усилиться в связи с усиливающимся экономическим кризисом ».

Обобщением этих тенденций являются мемуары организаторов интервенции, проверяющих свой старый опыт.

Опыт, однако, шутка обоюдоострая: проверяют его и по эту сторону границы.

цЙЧБС фХТГЙС

«зПМПУХКФЕ, ЛБЛ ЧБН ХЗПДОП. оП ЕУФШ ЗТХРРБ ВЕДОСЛПЧ, ЛПФПТЩЕ РТПМШАФ РПУМЕДОАА ЛБРМА УЧПЕК ЛТПЧЙ, РТЕЦДЕ ЮЕН УПЗМБУСФУС ОБ ФБЛПЕ ТЕЫЕОЙЕ». пМЙЧЕТ лТПНЧЕМШ.

ФХТГЙС ДП ЧПКОЩ. — рТЕДМПЦЕОЙЕ УПАЪОЙЛПЧ. — рБО-ФХТЕГЛПЕ ДЧЙЦЕОЙЕ. — ьОЧЕТ. — зЕТНБОУЛП-ФХТЕГЛЙЕ РМБОЩ. — тЕЛЧЙЪЙГЙС ФХТЕГЛЙИ ВТПОЕОПУГЕЧ. — «зЕВЕО». — рЕТЕЧПТПФ, РТПЙЪЧЕДЕООЩК ьОЧЕТПН. — пЛПОЮБФЕМШОЩК ЛТБИ. — рПУМЕ РЕТЕНЙТЙС. — бНЕТЙЛБОУЛБС ЛТЙФЙЛБ. — лПНЙУУЙС РТЕЪЙДЕОФБ чЙМШУПОБ. — чПУУФБОЙЕ Й РБТБМЙЮ. — уНЕТФПОПУОЩК ЫБЗ. — зТЕЛЙ ПВТХЫЙЧБАФУС ОБ уНЙТОХ. — фХТГЙС ЦЙЧБ. — уРТБЧЕДМЙЧПУФШ ПЛБЪЩЧБЕФУС ОБ УФПТПОЕ ДТХЗПЗП МБЗЕТС. — оПЧЩК РПЧПТПФ. — зБЪЕФОЩЕ ЪБЗПМПЧЛЙ. — жЕТЙД. — бТНЙЙ ФБАФ. — жБЛФЙЮЕУЛЙЕ ЧПЪНПЦОПУФЙ Й ЙММАЪЙЙ. — тБЪЗПЧПТЩ П лПОУФБОФЙОПРПМЕ. — тЕЫЕОЙЕ ЛБВЙОЕФБ. уЕЧТУЛЙК ФТБЛФБФ. — иПД УПВЩФЙК. — оБРБДЕОЙЕ ОБ йУНЙДУЛЙК РПМХПУФТПЧ. — нПЕ РЙУШНП ПФ 24 НБТФБ.

оЙ ПДОП ЗПУХДБТУФЧП ОЕ ЧУФХРБМП Ч НЙТПЧХА ЧПКОХ У ФБЛПК ПИПФПК, ЛБЛ фХТГЙС. ч 1914 З. пФФПНБОУЛБС ЙНРЕТЙС ХЦЕ ХНЙТБМБ. йФБМЙС, РПМШЪХСУШ УЧПЙН РТЕПВМБДБОЙЕН ОБ НПТЕ, ЪБОСМБ Й БООЕЛУЙТПЧБМБ Ч 1909 З. фТЙРПМЙ. чП ЧОХФТЕООЙИ ПВМБУФСИ ЬФПК РТПЧЙОГЙЙ ЕЭЕ РТПДПМЦБМБУШ ЙТТЕЗХМСТОБС ЧПКОБ, ЛПЗДБ Ч 1912 З. ВБМЛБОУЛЙЕ ЗПУХДБТУФЧБ ПВОБЦЙМЙ НЕЮ Й ЧЩУФХРЙМЙ РТПФЙЧ УЧПЕЗП ДТЕЧОЕЗП ЪБЧПЕЧБФЕМС Й РТЙФЕУОЙФЕМС. рП МПОДПОУЛПНХ ДПЗПЧПТХ, РПВЕЦДЕООБС фХТЕГЛБС ЙНРЕТЙС ХУФХРЙМБ ЙН ЧБЦОЩЕ РТПЧЙОГЙЙ Й НОПЗЙЕ ПУФТПЧБ, Б ТБЪДЕМ ЬФПК ДПВЩЮЙ РПУМХЦЙМ РПЧПДПН ДМС ЛТПЧПРТПМЙФОПК ЧПКОЩ НЕЦДХ УБНЙНЙ ВБМЛБОУЛЙНЙ РПВЕДЙФЕМСНЙ. оП Ч еЧТПРЕКУЛПК фХТГЙЙ ЕЭЕ ПУФБЧБМБУШ ВПЗБФБС ДПВЩЮБ, ОБ ЛПФПТХА РТЕФЕОДПЧБМЙ тХНЩОЙС, вПМЗБТЙС, уЕТВЙС Й зТЕГЙС. уБНЩН МБЛПНЩН ЛХУЛПН ВЩМ лПОУФБОФЙОПРПМШ — ЗМБЧОЩК ПВЯЕЛФ ОБРБДЕОЙС. оП ИПФС фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ ЗТПЪЙМЙ ВПМШЫЙЕ ПРБУОПУФЙ ПФ НУФЙФЕМШОПУФЙ Й ФЭЕУМБЧЙС ВБМЛБОУЛЙИ ЗПУХДБТУФЧ, ВПСЪОШ РЕТЕД тПУУЙЕК ДПНЙОЙТПЧБМБ ОБД ЧУЕН. тПУУЙС УПРТЙЛБУБМБУШ У фХТГЙЕК ОБ УХЫЕ Й ОБ НПТЕ РП ДМЙООПК ФЩУСЮЕНЙМШОПК ЗТБОЙГЕ, РТПУФЙТБЧЫЕКУС ПФ ЪБРБДОЩИ ВЕТЕЗПЧ юЕТОПЗП НПТС ДП лБУРЙКУЛПЗП НПТС. бОЗМЙС, жТБОГЙС Й йФБМЙС (уБТДЙОЙС) ЧП ЧТЕНС лТЩНУЛПК ЧПКОЩ, Й НПЗХЭЕУФЧЕООБС ДЙЪТБЬМЕЧУЛБС бОЗМЙС ЧП ЧТЕНС ТХУУЛП-ФХТЕГЛПК ЧПКОЩ (1878 З.) УРБУМЙ ФХТЕГЛХА ЙНРЕТЙА ПФ ЗЙВЕМЙ Й лПОУФБОФЙОПРПМШ ПФ ЪБЧПЕЧБОЙС. иПФС ДП ФПЗП, ЛБЛ ВБМЛБОУЛЙЕ УПАЪОЙЛЙ РПУУПТЙМЙУШ НЕЦДХ УПВПК, ВПМЗБТУЛБС БТНЙС, ДЧЙЗБСУШ У ЪБРБДБ, ДПЫМБ ДП УБНЩИ ЧПТПФ лПОУФБОФЙОПРПМС, ПРБУОПУФШ, ЗТПЪЙЧЫБС У УЕЧЕТБ, Ч ЗМБЪБИ ФХТПЛ РЕТЕЧЕЫЙЧБМБ ЧУЕ ПУФБМШОПЕ.

л ЬФПНХ РТЙВБЧМСМБУШ ЕЭЕ ОЕОБЧЙУФШ Л фХТГЙЙ БТБВПЧ, ОБУЕМСЧЫЙИ кЕНЕО, зЕДЦБУ, рБМЕУФЙОХ, уЙТЙА, нПУУХМ Й йТБЛ. оБУЕМЕОЙЕ лХТДЙУФБОБ Й БТНСОУЛЙК ОБТПД, ТБЪВТПУБООЩК РП ЧУЕК фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ, ФБЛЦЕ ВЩМЙ ЧТБЦДЕВОЩ ФХТЛБН. чУЕ ОБТПДЩ Й РМЕНЕОБ, ЛПФПТЩЕ Ч ФЕЮЕОЙЕ 500 ЙМЙ 600 МЕФ ЧЕМЙ ЧПКОЩ У фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЕК ЙМЙ ВЩМЙ РПЛПТЕОЩ ЕА, У ВЕЪНЕТОПК ОЕОБЧЙУФША Й ЦБДОПУФША УНПФТЕМЙ ФЕРЕТШ ОБ ХНЙТБАЭХА ЙНРЕТЙА, РТЙЮЙОЙЧЫХА ЙН УФПМШЛП УФТБДБОЙК. юБУ ЧПЪНЕЪДЙС Й ЧПУЛТЕЫЕОЙС РТПВЙМ. еДЙОУФЧЕООЩК ЧПРТПУ ЪБЛМАЮБМУС Ч ФПН, ОБУЛПМШЛП УНПЗХФ ПФФСОХФШ НЙОХФХ ПЛПОЮБФЕМШОПЗП ТБУЮЕФБ РТПЙУЛЙ ЕЧТПРЕКУЛПК Й ПУПВЕООП БОЗМЙКУЛПК ДЙРМПНБФЙЙ. оЕНЙОХЕНПЕ ЛТХЫЕОЙЕ фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ, РПДПВОП РТПЗТЕУУЙТХАЭЕНХ ХРБДЛХ бЧУФТЙКУЛПК ЙНРЕТЙЙ, ЛПФПТПЗП ОЕ НПЗМЙ РТЕДПФЧТБФЙФШ ОЙЛБЛЙЕ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙЕ УЙМЩ, ЗТПЪЙМП РПФТСУФЙ ЧУЕ ПУОПЧБОЙС ЧПУФПЮОПК Й АЗП-ЧПУФПЮОПК еЧТПРЩ. оБ ЧЕУШ ЮБУФОЩК Й ЗПУХДБТУФЧЕООЩК ВЩФ 120 НМО. МАДЕК ОБДЧЙЗБМБУШ РЕТЕНЕОБ — ПЗТПНОБС, ОЕЙУЮЙУМЙНБС РП УЧПЙН РПУМЕДУФЧЙСН, ОП ОЕПФЧТБФЙНБС Й ВМЙЪЛБС.

йНЕООП Ч ЬФПФ НПНЕОФ Й РТЙ ФБЛПК ПВУФБОПЧЛЕ зЕТНБОЙС ВТПУЙМБ УЧПА БТНЙА ОБ жТБОГЙА, Й ЧУЕ РТПЮЙЕ УУПТЩ ПФУФХРЙМЙ ОБ ЪБДОЙК РМБО РЕТЕД ЬФПК ЧЕМЙЛПК ВПТШВПК. юФП ДПМЦОП ВЩМП УМХЮЙФШУС ЧП ЧТЕНС ЬФПЗП ЪЕНМЕФТСУЕОЙС У ТБУУЩРБАЭЕКУС, ПДТСИМЕЧЫЕК, ОЙЭЕК фХТГЙЕК?

фХТГЙС РПМХЮЙМБ ФБЛЙЕ РТЕДМПЦЕОЙС, ЛПФПТЩЕ, РП НОЕОЙА чЕМЙЛПВТЙФБОЙЙ, ВЩМЙ ОБЙВПМЕЕ ЧЩЗПДОЩНЙ ЙЪ ЧУЕИ, ЛПЗДБ-МЙВП ДЕМБЧЫЙИУС ЛБЛПНХ ВЩ ФП ОЙ ВЩМП РТБЧЙФЕМШУФЧХ. ъБ УПИТБОЕОЙЕ ОЕКФТБМЙФЕФБ фХТГЙЙ ПВЕЭБМЙ ЗБТБОФЙТПЧБФШ БВУПМАФОХА ОЕРТЙЛПУОПЧЕООПУФШ ЧУЕИ ЕЕ ЧМБДЕОЙК. ьФБ ЗБТБОФЙС ДБЧБМБУШ ЕК ОЕ ФПМШЛП ЕЕ УФБТЩНЙ ДТХЪШСНЙ, жТБОГЙЕК Й чЕМЙЛПВТЙФБОЙЕК, ОП Й ЕЕ ЧТБЗПН — тПУУЙЕК. зБТБОФЙС жТБОГЙЙ Й бОЗМЙЙ ПИТБОСМБ ВЩ фХТГЙА ПФ РПЛХЫЕОЙК ВБМЛБОУЛЙИ ЗПУХДБТУФЧ, Ч ПУПВЕООПУФЙ зТЕГЙЙ, ЗБТБОФЙС тПУУЙЙ ОБ ОЕПРТЕДЕМЕООПЕ ЧТЕНС ПФУТПЮЙЧБМБ ХЗТПЪХ У УЕЧЕТБ. чМЙСОЙЕ вТЙФБОЙЙ НПЗМП ХУРПЛПЙФШ Й ЧП ЧУСЛПН УМХЮБЕ ПФМПЦЙФШ ЧПУУФБОЙЕ БТБВПЧ, ЛПФПТПЕ ОБЮБМПУШ ХЦЕ ДБЧОП. оЙЛПЗДБ, ДХНБМЙ УПАЪОЙЛЙ, ВПМЕЕ ЧЩЗПДОПЗП РТЕДМПЦЕОЙС ОЕ ДЕМБМПУШ ВПМЕЕ УМБВПНХ Й ВПМЕЕ ХЗТПЦБАЭЕНХ ЗПУХДБТУФЧХ.

вЩМБ Й ДТХЗБС УФПТПОБ НЕДБМЙ. ч ТБЪЧБМЙЧБЧЫЕНУС ЪДБОЙЙ фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ, РПД ЧОЕЫОЙН РПЛТПЧПН РПМЙФЙЮЕУЛЙИ УПВЩФЙК, ДЕКУФЧПЧБМЙ ЦЕУФПЛЙЕ Й УПЪОБФЕМШОЩЕ УЙМЩ МАДЕК Й ЙДЕК. рПТБЦЕОЙС, РПОЕУЕООЩЕ фХТГЙЕК ЧП ЧТЕНС РЕТЧПК ВБМЛБОУЛПК ЧПКОЩ, ТБЪПЦЗМЙ УТЕДЙ ЬФЙИ ЬМЕНЕОФПЧ ФЭБФЕМШОП УЛТЩЧБЕНЩК, НЕДМЕООЩК, ОП ДП УФТБООПУФЙ СТЛЙК ПЗПОШ, ЛПФПТЩК ОЕ ЪБНЕЮБМП ОЙ ПДОП ЙЪ ТБУРПМПЦЕООЩИ ОБ вПУЖПТЕ РПУПМШУФЧ, ЪБ ЙУЛМАЮЕОЙЕН ПДОПЗП. «ч ЬФП ЧТЕНС (Ч ЗПДЩ ОЕРПУТЕДУФЧЕООП РТЕДЫЕУФЧПЧБЧЫЙЕ ЧЕМЙЛПК ЧПКОЕ), — РЙУБМ ЧЕУШНБ ПУЧЕДПНМЕООЩК ФХТПЛ Ч 1915 З., — ЧУС ВХДХЭОПУФШ ФХТЕГЛПЗП ОБТПДБ ДП НЕМШЮБКЫЙИ ДЕФБМЕК ЙЪХЮБМБУШ ЛПНЙФЕФБНЙ РБФТЙПФПЧ»{70} .

рБО-ФХТЕГЛЙК ЛПНЙФЕФ УЮЙФБМ, ЮФП БОЗМП-ТХУУЛБС ЛПОЧЕОГЙС 1907 З. СЧМСМБУШ ПЛПОЮБФЕМШОЩН УПАЪПН НЕЦДХ ДЕТЦБЧПК, ОБЙВПМЕЕ ТЕЫЙФЕМШОП Й ВЕУЛПТЩУФОП РПДДЕТЦЙЧБЧЫЕК фХТГЙА, Й ДЕТЦБЧПК, ЛПФПТБС ВЩМБ ЙУЛПООЩН Й ОЕХФПМЙНЩН ЧТБЗПН фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ. рПЬФПНХ ПОЙ ЙУЛБМЙ УЕВЕ ОПЧЩИ УПАЪОЙЛПЧ Ч ФПК ЧЕМЙЛПК ЕЧТПРЕКУЛПК ЧПКОЕ, ЛПФПТБС РП ЙИ ХВЕЦДЕОЙА ОБДЧЙЗБМБУШ. рМБО ЙИ, ЛБЪБЧЫЙКУС Ч 1912 З. ЖБОФБУФЙЮЕУЛЙН, ЙУИПДЙМ ЙЪ ФПЗП, ЮФП ОЕПВИПДЙНП ТЕПТЗБОЙЪПЧБФШ фХТГЙА ОБ ПУОПЧЕ ЮЙУФП ФХТЕГЛЙИ ЬМЕНЕОФПЧ, Ф.Е. У РПНПЭША БОБФПМЙКУЛПЗП ФХТЕГЛПЗП ЛТЕУФШСОУФЧБ. ч ЛБЮЕУФЧЕ ОБГЙПОБМШОПЗП ЙДЕБМБ ЛПНЙФЕФ ЧЩДЧЙЗБМ ПВЯЕДЙОЕОЙЕ НХУХМШНБОУЛЙИ ТБКПОПЧ лБЧЛБЪБ, РЕТУЙДУЛПК, БЪЕТВБКДЦБОУЛПК РТПЧЙОГЙЙ Й ТХУУЛЙИ ЪБЛБУРЙКУЛЙИ РТПЧЙОГЙК (ЬФПК ВЩЧЫЕК ТПДЙОЩ ФХТЕГЛПК ТБУЩ) У ФХТЛБНЙ бОБФПМЙКУЛПЗП РПМХПУФТПЧБ. зТБОЙГЩ фХТГЙЙ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ДПИПДЙФШ ДП ВБУУЕКОБ лБУРЙКУЛПЗП НПТС. рТПЗТБННБ РТЕДХУНБФТЙЧБМБ ПФНЕОХ ФЕПЛТБФЙЮЕУЛПЗП ХРТБЧМЕОЙС, ТБДЙЛБМШОПЕ ЙЪНЕОЕОЙЕ ЧЪБЙНППФОПЫЕОЙК НЕЦДХ ГЕТЛПЧША Й ЗПУХДБТУФЧПН, ПВТБЭЕОЙЕ ТЕМЙЗЙПЪОЩИ ЙНХЭЕУФЧ ОБ ОХЦДЩ УЧЕФУЛПЗП ЗПУХДБТУФЧБ Й УХТПЧПЕ ПВХЪДБОЙЕ РТПЖЕУУЙПОБМШОПЗП ДХИПЧЕОУФЧБ, УПУФБЧМСЧЫЕЗП ПУПВЩК ЛМБУУ. рТПЗТБННБ ОБНЕЮБМБ ФБЛЦЕ ТЕЫЙФЕМШОЩЕ ЬЛПОПНЙЮЕУЛЙЕ, УПГЙБМШОЩЕ Й МЙФЕТБФХТОЩЕ ТЕЖПТНЩ, ЛПФПТЩЕ ОЕДБЧОП ВЩМЙ ЧЧЕДЕОЩ Ч фХТГЙЙ. нХУФБЖБ лЕНБМШ, Ч УХЭОПУФЙ, ЧЩРПМОЙМ РМБО, ЛПФПТЩК ВЩМ ТБЪТБВПФБО, — НПЦЕФ ВЩФШ, РТЙ ЕЗП ХЮБУФЙЙ, — ЕЭЕ 15 МЕФ ФПНХ ОБЪБД. гЕОФТБМШОЩН РХОЛФПН ЧУЕИ РБО-ФХТЕГЛЙИ РМБОПЧ ВЩМП ЙУРПМШЪПЧБОЙЕ зЕТНБОЙЙ ДМС ЙЪВБЧМЕОЙС фХТГЙЙ ПФ ТХУУЛПК ПРБУОПУФЙ. нБТЫБМ ЖПО вЙВЕТЫФЕКО, НОПЗП МЕФ УПУФПСЧЫЙК ЗЕТНБОУЛЙН РПУМПН Ч лПОУФБОФЙОПРМЕ, ЙУЛХУОП ТБЪДХЧБМ ЬФП УЛТЩФПЕ РМБНС.

рБО-ФХТЕГЛЙЕ РМБОЩ, НПЦЕФ ВЩФШ, ФБЛ Й ПУФБМЙУШ ВЩ Ч ПВМБУФЙ ЗТЕЪ, ЕУМЙ ВЩ Ч ТПЛПЧПК ЮБУ ЧП ЗМБЧЕ фХТГЙЙ ОЕ ПЛБЪБМУС ЮЕМПЧЕЛ ДЕКУФЧЙС. ьФПФ ЮЕМПЧЕЛ, ЛПФПТЩК РТЕФЕОДПЧБМ ОБ ТПМШ ФХТЕГЛПЗП оБРПМЕПОБ, Й Ч ЦЙМБИ ЛПФПТПЗП ФЕЛМБ ЛТПЧШ ЧПЙОБ, ВМБЗПДБТС УЧПЕК ЙУЛМАЮЙФЕМШОПК ЧПМЕ, ЮЕУФПМАВЙА Й ЧЕТПМПНУФЧХ ВЩМ РТЕДОБЪОБЮЕО ЛБЛ ТБЪ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ ЧФСОХФШ фХТЕГЛХА ЙНРЕТЙА Ч УБНХА УНЕМХА БЧБОФАТХ. ьОЧЕТ, РПТХЮЙЛ, ЧПУРЙФБООЩК Ч зЕТНБОЙЙ, ОП ДП ЗМХВЙОЩ УЕТДГБ РТЕДБООЩК ФХТЕГЛПНХ ДЕМХ, ДБМ УЙЗОБМ НМБДПФХТЕГЛПК ТЕЧПМАГЙЙ 1909 З. чНЕУФЕ У ЗПТУФПЮЛПК УЧПЙИ НМБДПФХТЕГЛЙИ ДТХЪЕК, ЧИПДЙЧЫЙИ Ч ЛПНЙФЕФ «ЕДЙОЕОЙС Й РТПЗТЕУУБ», ПО УНЕМП ЧЩУФХРБМ РТПФЙЧ ЧУЕИ ЧТБЗПЧ, ЮЙУМП ЛПФПТЩИ ОЕРТЕТЩЧОП ХЧЕМЙЮЙЧБМПУШ. лПЗДБ йФБМЙС ЪБИЧБФЙМБ фТЙРПМЙ, ьОЧЕТ ДТБМУС Ч ФТЙРПМЙКУЛЙИ РХУФЩОСИ; ЛПЗДБ БТНЙЙ ВБМЛБОУЛЙИ УПАЪОЙЛПЧ ДПЫМЙ ДП юБФБМДЦЙ, ФПМШЛП ПДЙО ьОЧЕТ ОЕ РТЙИПДЙМ Ч ПФЮБСОЙЕ. «бДТЙБОПРПМШ, — УЛБЪБМ бУЛЧЙФ, ВЩЧЫЙК ФПЗДБ РТЕНШЕТ-НЙОЙУФТПН (1912 З.), — ОЙЛПЗДБ ОЕ ВХДЕФ ЧПЪЧТБЭЕО фХТГЙЙ». оП ЮЕТЕЪ НЕУСГ ьОЧЕТ ЧУФХРЙМ Ч бДТЙБОПРПМШ, Й бДТЙБОПРПМШ ЕЭЕ Й РП УЕК ДЕОШ РТЙОБДМЕЦЙФ фХТГЙЙ. ч ОБЮБМЕ ЧЕМЙЛПК ЧПКОЩ ЧУЕНЙ ФХТЕГЛЙНЙ ДЕМБНЙ ЧЕТЫЙМ ьОЧЕТ УПЧНЕУФОП УП УЧПЙН ДТХЗПН фБМББФПН Й ЕЗП ЙУЛХУОЩН Й ОЕРПДЛХРОЩН НЙОЙУФТПН ЖЙОБОУПЧ дЦБЧЙДПН. рП ПФОПЫЕОЙА Л ОЙН УХМФБО Й ЧЕМЙЛЙК ЧЙЪЙТШ ЙЗТБМЙ ТПМШ ЧЕМЙЛПМЕРОПЗП ЖБУБДБ, ОП ДЕКУФЧЙФЕМШОПК РТБЧСЭЕК УЙМПК ВЩМЙ ФПМШЛП ЬФЙ ФТЙ ЮЕМПЧЕЛБ Й ЙИ ВМЙЦБКЫЙЕ УФПТПООЙЛЙ. чП ЧУЕИ РТБЛФЙЮЕУЛЙИ ЧЩУФХРМЕОЙСИ ТХЛПЧПДЙФЕМЕН ВЩМ ьОЧЕТ{71} .

фХТЕГЛЙЕ ЧПЦДЙ ПГЕОЙЧБМЙ НПЭШ тПУУЙЙ Ч НЙТПЧПК ЧПКОЕ ЗПТБЪДП ОЙЦЕ, ЮЕН ЪБРБДОЩЕ УПАЪОЙЛЙ ГБТС. пОЙ ВЩМЙ ХВЕЦДЕОЩ, ЮФП ОБ УХЫЕ РПВЕДЙФ ЗЕТНБОУЛБС ЛПБМЙГЙС, ЮФП тПУУЙС ВХДЕФ ТБЪВЙФБ ОБЗПМПЧХ Й ЮФП Ч ОЕК ОБЮОЕФУС ТЕЧПМАГЙС. фХТГЙС ИПФЕМБ Ч НПНЕОФ ЗЕТНБОУЛПК РПВЕДЩ ПВЕУРЕЮЙФШ УЕВЕ ФЕТТЙФПТЙБМШОЩЕ РТЙПВТЕФЕОЙС ОБ лБЧЛБЪЕ, ЮФП ПФФСОХМП ВЩ ТХУУЛХА ХЗТПЪХ РП ЛТБКОЕК НЕТЕ ОБ ОЕУЛПМШЛП РПЛПМЕОЙК. чП ЧТЕНС ДПМЗЙИ РТЕДЧБТЙФЕМШОЩИ РЕТЕЗПЧПТПЧ зЕТНБОЙС ПВЕЭБМБ фХТГЙЙ ФЕТТЙФПТЙБМШОЩЕ РТЙПВТЕФЕОЙС ОБ лБЧЛБЪЕ Ч УМХЮБЕ РПВЕДЩ ГЕОФТБМШОЩИ ДЕТЦБЧ. ьФП ПВЕЭБОЙЕ ПЛПОЮБФЕМШОП ПРТЕДЕМЙМП ФХТЕГЛХА РПМЙФЙЛХ.

рБО-ФХТЕГЛБС РПМЙФЙЛБ ЧП ЧУЕИ ПВМБУФСИ ФХТЕГЛПК ЦЙЪОЙ Й Ч УЖЕТЕ ФЕТТЙФПТЙБМШОЩИ РТЙПВТЕФЕОЙК УПЮЕФБМБУШ У ТБЪТБВПФБООЩН ЧПЕООЩН РМБОПН. уПЗМБУОП РМБО,Х ФХТЛЙ ДПМЦОЩ ВЩМЙ РПМХЮЙФШ ЗПУРПДУФЧП ОБ юЕТОПН НПТЕ. ч ФПФ НПНЕОФ, ЛПЗДБ ТБЪТБЪЙФУС ЧЕМЙЛБС ЧПКОБ, — Б ФХТЛЙ ВЩМЙ Ч ЬФПН ХЧЕТЕОЩ, — тПУУЙС ОБЮОЕФ УИЧБФЛХ У зЕТНБОЙЕК Й бЧУФТЙЕК, Б ФХТЛЙ ФЕН ЧТЕНЕОЕН ОБЧПДОСФ Й ЪБЧПААФ лБЧЛБЪ. юФПВЩ ПВЕУРЕЮЙФШ РТПДЧЙЦЕОЙЕ БТНЙЙ РП МЙОЙЙ фТБРЕЪХОД — ьТЪЕТХН ОЕПВИПДЙНП ВЩМП ДЕТЦБФШ Ч УЧПЙИ ТХЛБИ НПТУЛПК РХФШ ПФ лПОУФБОФЙОПРПМС ДП фТБРЕЪХОДБ. рПЬФПНХ фХТГЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ЙНЕФШ ЖМПФ. чУЕОБТПДОБС РПДРЙУЛБ, ПФЛТЩФБС Ч 1911 Й 1912 ЗЗ. ОЕ ФПМШЛП ЧП ЧУЕК бОБФПМЙЙ, ОП ДБЦЕ ЧП ЧУЕИ УФТБОБИ ЙУМБНБ, ДБМБ УТЕДУФЧБ ОБ РПУФТПКЛХ Ч чЕМЙЛПВТЙФБОЙЙ ДЧХИ ФХТЕГЛЙИ ДТЕДОПХФПЧ. рТЙВЩФЙЕ Ч лПОУФБОФЙОПРПМШ ИПФС ВЩ ПДОПЗП ЙЪ ЬФЙИ ВТПОЕОПУГЕЧ ВЩМП ПУОПЧОЩН ЖБЛФПТПН, ПФ ЛПФПТПЗП ЪБЧЙУЕМ ЧЕУШ ФХТЕГЛЙК ЧПЕООЩК РМБО. ч ЙАМЕ 1914 З. УБНЩН ЗМБЧОЩН ЧПРТПУПН ДМС ФХТЕГЛЙИ МЙДЕТПЧ ВЩМП: ХУРЕАФ МЙ ВТПОЕОПУГЩ РТЙКФЙ ЧПЧТЕНС? лПОЕЮОП, ЧТЕНЕОЙ ВЩМП НБМП. рЕТЧЩК ФХТЕГЛЙК ДТЕДОПХФ, «тЕЫБДЙЕ», ЪБЛБОЮЙЧБМУС РПУФТПКЛПК Ч ЙАМЕ, Б ЧФПТПК ДПМЦЕО ВЩМ ВЩФШ ЗПФПЧ ЮЕТЕЪ ОЕУЛПМШЛП ОЕДЕМШ. фХТЕГЛЙЕ БЗЕОФЩ ОБ ТХУУЛПК ФЕТТЙФПТЙЙ ПЛПМП пМШФЙ, бТДБЗБОБ Й лБТУБ РТЙОЙНБМЙ НЕТЩ Л ФПНХ, ЮФПВЩ НХУХМШНБОУЛЙЕ ЛТЕУФШСОЕ, УПУФБЧМСЧЫЙЕ ЪДЕУШ ВПМШЫЙОУФЧП ОБУЕМЕОЙС, ОБЛПРЙМЙ ЪБРБУЩ ЛХЛХТХЪЩ, ДБВЩ ПВЕУРЕЮЙФШ РТПДЧЙЦЕОЙЕ ФХТЕГЛЙИ ЧПКУЛ ЮЕТЕЪ юПТБЛУЛХА ТБЧОЙОХ Ч ПВИПД ТХУУЛПЗП ФЩМБ. 27 ЙАМС фХТГЙС РТЕДМПЦЙМБ зЕТНБОЙЙ ЪБЛМАЮЙФШ ПВПТПОЙФЕМШОП-ОБУФХРБФЕМШОЩК УПАЪ РТПФЙЧ тПУУЙЙ. рТЕДМПЦЕОЙЕ ЬФП ВЩМП ОЕНЕДМЕООП РТЙОСФП зЕТНБОЙЕК Й РПДРЙУБОП 2 БЧЗХУФБ. 31 ЙАМС ВЩМ ЙЪДБО РТЙЛБЪ П НПВЙМЙЪБГЙЙ ФХТЕГЛПК БТНЙЙ.

оП ФХФ УМХЮЙМПУШ ОЕЮФП ОЕПЦЙДБООПЕ. бОЗМЙС ТЕЫЙМБ ПЛБЪБФШ зЕТНБОЙЙ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ. вТЙФБОУЛЙК ЖМПФ ЧЩЫЕМ Ч НПТЕ Ч ВПЕЧПН РПТСДЛЕ. 28 ЙАМС С ТЕЛЧЙЪЙТПЧБМ ПВБ ФХТЕГЛЙИ ДТЕДОПХФБ ДМС ВТЙФБОУЛПЗП ЛПТПМЕЧУЛПЗП ЖМПФБ. фХТЕГЛЙК ФТБОУРПТФ У 500 ФХТЕГЛЙИ НБФТПУПЧ ХЦЕ УФПСМ ОБ ТЕЛЕ фБО, ЗПФПЧЩК РПУБДЙФШ ЬЛЙРБЦ ОБ ВТПОЕОПУЕГ. фХТЕГЛЙК ЛБРЙФБО РПФТЕВПЧБМ РЕТЕДБЮЙ ЧПЕООПЗП УХДОБ Й ХЗТПЦБМ УЙМПК ЧПКФЙ ОБ ОЕЗП Й РПДОСФШ ОБ ОЕН ФХТЕГЛЙК ЖМБЗ. ч ЬФЙ УФТБЫОЩЕ ДОЙ (31 ЙАМС) РПД УЧПА МЙЮОХА ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ С ПФДБМ РТЙЛБЪ РТЕДХРТЕДЙФШ РПДПВОЩК ЫБЗ Й Ч УМХЮБЕ ОЕПВИПДЙНПУФЙ РХУФЙФШ Ч ИПД ЧППТХЦЕООХА УЙМХ, ЮФПВЩ РПНЕЫБФШ ФХТЛБН ЪБИЧБФЙФШ ЛПТБВМШ. с УДЕМБМ ЬФП ЙУЛМАЮЙФЕМШОП Ч ЙОФЕТЕУБИ ВТЙФБОУЛПЗП ЖМПФБ. дПВБЧМЕОЙЕ Л ВТЙФБОУЛПНХ ЖМПФХ ДЧХИ ФХТЕГЛЙИ ДТЕДОПХФПЧ ЛБЪБМПУШ ОБН ЧЕУШНБ ЧБЦОЩН Ч ГЕМСИ УПВУФЧЕООПК ВЕЪПРБУОПУФЙ. оЙ Ч БДНЙТБМФЕКУФЧЕ, ОЙ, РПУЛПМШЛХ С ЪОБА, ЧП ЧУЕК бОЗМЙЙ ОЙЛФП ОЕ ЪОБМ П ФХТЕГЛЙИ РМБОБИ Й П ФПК ТПМЙ, ЛПФПТХА ДПМЦОЩ ВЩМЙ ЙЗТБФШ Ч ЬФЙИ РПУМЕДОЙИ ЧЩУФТПЕООЩЕ ДТЕДОПХФЩ. оЕЧЕДПНП ДМС УБНЙИ УЕВС НЩ УДЕМБМЙ УБНЩК РТБЧЙМШОЩК ИПД. чРПУМЕДУФЧЙЙ ОЕЛПФПТЩЕ ЛТХЗЙ РПТЙГБМЙ НЕОС ЪБ ТЕЛЧЙЪЙГЙА ФХТЕГЛЙИ УХДПЧ. зПЧПТЙМЙ, ЮФП ЗОЕЧ Й ТБЪПЮБТПЧБОЙЕ, ЧЩЪЧБООЩЕ Ч фХТГЙЙ ЬФЙН РПУФХРЛПН, ПРТПЛЙОХМЙ ЮБЫХ ЧЕУПЧ Й ЧЩЪЧБМЙ фХТГЙА ОБ ПВЯСЧМЕОЙЕ ОБН ЧПКОЩ. оП ФЕРЕТШ НЩ ЪОБЕН, ЮЕН ПВЯСУОСМПУШ ЬФП ТБЪПЮБТПЧБОЙЕ. тЕЛЧЙЪЙГЙС ВТПОЕОПУГЕЧ, ЧНЕУФП ФПЗП ЮФПВЩ УДЕМБФШ фХТГЙА ЧТБЗПН, ЕДЧБ ОЕ УДЕМБМБ ЕЕ ОБЫЙН УПАЪОЙЛПН.

оП ДМС ФХТПЛ ПУФБЧБМБУШ ЕЭЕ ПДОБ ОБДЕЦДБ: «зЕВЕО», ЬФПФ ЗЕТНБОУЛЙК ВЩУФТПИПДОЩК ВПЕЧПК ЛТЕКУЕТ, ОБИПДЙМУС Ч ЪБРБДОПК ЮБУФЙ уТЕДЙЪЕНОПЗП НПТС Й ДПМЦЕО ВЩМ ОБРТБЧЙФШУС Ч рПМХ ОБ бДТЙБФЙЮЕУЛПЕ НПТЕ ДМС РЕТЕПВПТХДПЧБОЙС. пДОПЗП ЬФПЗП УХДОБ ВЩМП ДПУФБФПЮОП ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ УРТБЧЙФШУС У ТХУУЛПК ЮЕТОПНПТУЛПК ЬУЛБДТПК. рПЫМАФ МЙ ОЕНГЩ «зЕВЕО» Ч лПОУФБОФЙОПРПМШ? уНПЦЕФ МЙ «зЕВЕО» ДПВТБФШУС ФХДБ? йНЕООП Ч ЬФПФ НПНЕОФ Ч лПОУФБОФЙОПРПМШ РТЙЫМП ЙЪЧЕУФЙЕ П ВТЙФБОУЛПН ХМШФЙНБФХНЕ зЕТНБОЙЙ, ЪБ ЛПФПТЩН ОЕЙЪВЕЦОП ДПМЦОП РПУМЕДПЧБФШ ПВЯСЧМЕОЙЕ ЧПКОЩ. фХТЕГЛЙЕ ТЕБМШОЩЕ РПМЙФЙЛЙ ОЙЛПЗДБ ОЕ ТБУУЮЙФЩЧБМЙ ОБ ФБЛПЕ УПВЩФЙЕ. пОП УПЧЕТЫЕООП НЕОСМП ЧУА УЙФХБГЙА Ч уТЕДЙЪЕНОПН НПТЕ. нПЗ МЙ «зЕВЕО» ХКФЙ ПФ НОПЗПЮЙУМЕООЩИ ВТЙФБОУЛЙИ ЖМПФЙМЙК, ЛТЕКУЕТУЛЙИ ЬУЛБДТ Й ФТЕИ НПЭОЩИ, ИПФС Й ОЕ УФПМШ ВЩУФТПИПДОЩИ ВТЙФБОУЛЙИ ЛТЕКУЕТПЧ, ЛПФПТЩЕ РТЕЗТБЦДБМЙ ЕНХ РХФШ Л НПТА? лПЗДБ ЧЕЮЕТПН 3 БЧЗХУФБ ьОЧЕТ ХЪОБМ, ЮФП «зЕВЕОХ» РТЙЛБЪБОП РТПВТБФШУС ЮЕТЕЪ бДТЙБФЙЮЕУЛПЕ НПТЕ Ч рПМХ, ЕЗП ФТЕЧПЗБ ОЕ ЪОБМБ ЗТБОЙГ. пО ОЕНЕДМЕООП РПУЕФЙМ ТХУУЛПЗП ЧПЕООПЗП БФФБЫЕ ЗЕОЕТБМБ мЕПОФШЕЧБ, Й, ПФЛБЪБЧЫЙУШ ПФ ЧУЕИ УЧПЙИ РТПЫМЩИ РМБОПЧ, ЧЛМАЮБС Й ФПМШЛП ЮФП РПДРЙУБООПЕ У зЕТНБОЙЕК УПЗМБЫЕОЙЕ, РТЕДМПЦЙМ ЙЪХНМЕООПНХ ЗЕОЕТБМХ ЪБЛМАЮЙФШ УПАЪ НЕЦДХ фХТГЙЕК Й тПУУЙЕК РТЙ ХУМПЧЙЙ РПМХЮЕОЙС фХТГЙЕК ЛПНРЕОУБГЙК Ч ЪБРБДОПК жТБЛЙЙ. оЕЙЪЧЕУФОП, РПОСМЙ МЙ ОЕНГЩ, ЮФП РБО-ФХТЛЙ ОЙЛПЗДБ ОЕ РТПУФСФ ЙН, ЕУМЙ «зЕВЕО» ОЕ УДЕМБЕФ РПРЩФЛЙ ДПВТБФШУС ДП лПОУФБОФЙОПРПМС, ЙМЙ ЬФП ЧИПДЙМП Ч ЙИ ЧПЕООЩЕ РМБОЩ, — ЧП ЧУСЛПН УМХЮБЕ Ч ЬФПФ НПНЕОФ БДНЙТБМ фЙТРЙГ РПУМБМ «зЕВЕОХ», УПВЙТБЧЫЕНХУС ЪБРБУБФШУС ХЗМЕН Ч нЕУУЙОЕ, РТЙЛБЪ ОЕНЕДМЕООП ПФРТБЧЙФШУС Ч лПОУФБОФЙОПРПМШ (3 БЧЗХУФБ). рПУМЕ ИПТПЫП ЙЪЧЕУФОЩИ ЬРЙЪПДПЧ «зЕВЕО» 10 БЧЗХУФБ РТЙВЩМ Ч дБТДБОЕММЩ Й Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ РПМХЮЙМ ТБЪТЕЫЕОЙЕ ЧПКФЙ Ч нТБНПТОПЕ НПТЕ.

хЧЕТЕООПУФШ ьОЧЕТБ ВЩМБ ФЕРЕТШ ЧПУУФБОПЧМЕОБ, ЙВП ЧМБДЩЮЕУФЧП ОБД юЕТОЩН НПТЕН ПУФБЧБМПУШ ЪБ ФХТЛБНЙ. уЕТШЕЪОХА ПРБУОПУФШ РТЕДУФБЧМСМБ ФПМШЛП ЧТБЦДЕВОБС РПЪЙГЙС чЕМЙЛПВТЙФБОЙЙ, ФБЛ ЛБЛ ЕЕ НПТУЛПЕ РТЕЧПУИПДУФЧП ВЩМП ВЕУУРПТОП, Б дБТДБОЕММЩ ОЕ ВЩМЙ ЛБЛ УМЕДХЕФ ЪБЭЙЭЕОЩ. лТПНЕ ФПЗП, йФБМЙС ОЕПЦЙДБООП ЧЩЫМБ ЙЪ УПУФБЧБ ФТПКУФЧЕООПЗП УПАЪБ. рПЬФПНХ ДМС фХТГЙЙ ВЩМП ВЩ ТБЪХНОЕЕ ЧЩЦДБФШ ТЕЪХМШФБФПЧ ЧЕМЙЛЙИ ВЙФЧ, РТЕДУФПСЧЫЙИ ОБ УХЫЕ, Й ПУПВЕООП ВЙФЧ ОБ ТХУУЛПН ЖТПОФЕ. фЕН ЧТЕНЕОЕН НПВЙМЙЪБГЙС ФХТЕГЛПК БТНЙЙ НПЗМБ ВЩ РПД ЫХНПЛ РТПДПМЦБФШУС, Й ЫБЗ ЬФПФ НПЦОП ВЩМП ВЩ ПВЯСУОЙФШ ЛБЛ РТПУФХА НЕТХ РТЕДПУФПТПЦОПУФЙ. рПУМЕДПЧБМЙ РПЮФЙ 3 НЕУСГБ ЛПМЕВБОЙК Й ПФФСЦЕЛ, ПВОБТХЦЙЧЫЙЕ ХДЙЧЙФЕМШОПЕ ДЧПЕДХЫЙЕ ФХТПЛ. с ОЕ РПНОА ОЙ ПДОПК ПВМБУФЙ РПМЙФЙЛЙ, Ч ЛПФПТПК ВТЙФБОУЛПЕ РТБЧЙФЕМШУФЧП ВЩМП ВЩ НЕОЕЕ ПУЧЕДПНМЕОП, ЮЕН Ч ФХТЕГЛЙИ ДЕМБИ. ч ОБУФПСЭЕЕ ЧТЕНС, ЛПЗДБ НЩ ЪОБЕН ДЕКУФЧЙФЕМШОХА ПВУФБОПЧЛХ ФПЗП ЧТЕНЕОЙ, УФТБООП РЕТЕЮЙФЩЧБФШ ФЕМЕЗТБННЩ, ЛПФПТЩЕ НЩ Ч ФП ЧТЕНС РПМХЮЙМЙ ЙЪ лПОУФБОФЙОПРПМС. чУЕ УПАЪОЙЛЙ, ФП ХУРПЛБЙЧБЕНЩЕ ДТХЦЕМАВОЩНЙ ЪБЧЕТЕОЙСНЙ ЧЕМЙЛПЗП ЧЙЪЙТС Й РПЮФЕООПК, ОП ВЕУРПНПЭОПК ЗТХРРЩ ЛБВЙОЕФБ, ФП ОЕЗПДХАЭЙЕ ОБ ПФЛБЪ ФХТЕГЛЙИ ЧМБУФЕК ЙОФЕТОЙТПЧБФШ Й ПВЕЪПТХЦЙФШ «зЕВЕО» Й ЧУЕ ЧТЕНС НЙУФЙЖЙГЙТХЕНЩЕ РТПФЙЧПТЕЮЙЧЫЙНЙ ДТХЗ ДТХЗХ ПУЧЕДПНЙФЕМСНЙ, ВЩМЙ ХЧЕТЕОЩ, ЮФП фХТГЙС ОЕ ТЕЫЙМБ УМЕДПЧБФШ ЛБЛПК-МЙВП ПРТЕДЕМЕООПК РПМЙФЙЮЕУЛПК МЙОЙЙ Й НПЦЕФ ЙМЙ РТЙУПЕДЙОЙФШУС Л УПАЪОЙЛБН, ЙМЙ ПФПКФЙ ПФ ОЙИ. рЕТЙПД ЬФПФ ЛПОЮЙМУС Ч ОПСВТЕ, ЛПЗДБ ьОЧЕТ, ДЕКУФЧПЧБЧЫЙК ПФ ЙНЕОЙ ЧУЕИ РБО-ФХТЕГЛЙИ УЙМ, РТЙЛБЪБМ «зЕВЕОХ» Й ФХТЕГЛПНХ ЖМПФХ ВЕЪ ЧУСЛПЗП РТЕДХРТЕЦДЕОЙС ПВУФТЕМСФШ ТХУУЛЙЕ ЮЕТОПНПТУЛЙЕ РПТФЩ Й ФБЛЙН ПВТБЪПН УТБЪХ ЧФСОХМ фХТГЙА Ч ЧПКОХ.

фП, ЮФП РПУМЕДПЧБМП ЪБ ЬФЙН, ВЩМП Ч ЪОБЮЙФЕМШОПК ЮБУФЙ ХЦЕ ТБУУЛБЪБОП Ч РТЕДЩДХЭЙИ ФПНБИ.

ч ФЕЮЕОЙЕ ЧУЕК ЬФПК ЮЕФЩТЕИМЕФОЕК ВПТШВЩ фХТГЙС ЧДПИОПЧМСМБУШ, ТХЛПЧПДЙМБУШ Й РПДДЕТЦЙЧБМБУШ ЗЕТНБОУЛЙНЙ ЧПЕООЩНЙ УЙМБНЙ Й ЗЕТНБОУЛЙН ЙОФЕММЕЛФПН. у ЙЪНЕОЮЙЧЩН ХУРЕИПН ПОБ ВПТПМБУШ У тПУУЙЕК ОБ лБЧЛБЪЕ, ОП ЗМБЧОЩН ЧТБЗПН УФБМБ ДМС ОЕЕ вТЙФБОУЛБС ЙНРЕТЙС. зМБЧОЩЕ УЙМЩ ФХТЕГЛПК БТНЙЙ ВЩМЙ ТБЪВЙФЩ ОБ зБММЙРПМЙКУЛПН РПМХПУФТПЧЕ БОЗМЙКУЛЙНЙ Й БЧУФТБМЙКУЛЙНЙ ЧПКУЛБНЙ. ч нЕУПРПФБНЙЙ, ЗДЕ ФХТЛЙ ПДЕТЦБМЙ ОЕУЛПМШЛП ЛТХРОЩИ РПВЕД, ВТЙФБОУЛЙЕ ЧПКУЛБ ОЕХДЕТЦЙНП ДЧЙЗБМЙУШ ЧЧЕТИ РП фЙЗТХ. мПХТЕОУ ОБВТБМ Ч бТБЧЙЙ ЧППТХЦЕООЩЕ ПФТСДЩ С ТХЛПЧПДЙМ Ч РХУФЩОЕ ДЕКУФЧЙСНЙ БТБВУЛЙИ РПЧУФБОГЕЧ. бММЕОВЙ У БОЗМП-ЙОДЙКУЛПК БТНЙЕК, ОБУЮЙФЩЧБЧЫЕК ¼ НМО. ЮЕМПЧЕЛ, ЪБЧПЕЧБМ рБМЕУФЙОХ Й ЧУФХРЙМ Ч РТЕДЕМЩ уЙТЙЙ. иПФС ОБ уБМПОЙЛУЛПН ЖТПОФЕ ЛПНБОДПЧБМЙ ЖТБОГХЪЩ, Й ОБУФХРМЕОЙЕН ОБ лПОУФБОФЙОПРПМШ, ОБЮБФПН У ЪБРБДБ, ТХЛПЧПДЙМ ЖТБОГХЪУЛЙК ЗЕОЕТБМ, Ч НПНЕОФ РЕТЕНЙТЙС ФХТЛЙ ВЩМЙ ХВЕЦДЕОЩ, ЮФП ЙИ РПЗХВЙМБ бОЗМЙС. оЕУПНОЕООП, ФТЙ ЮЕФЧЕТФЙ ФХТПЛ, ХВЙФЩИ ЧП ЧТЕНС ЧЕМЙЛПК ЧПКОЩ, РБМЙ ПФ БОЗМЙКУЛЙИ РХМШ Й ЫФЩЛПЧ. фХТЛЙ ФЕРЕТШ РТЕЛТБУОП УПЪОБЧБМЙ, ЮФП ЬФЙ ФСЦЛЙЕ РПФЕТЙ, РТЙЮЙОЕООЩЕ ЙН ЙИ УФБТЩН ДТХЗПН Й ОЕДПУФБФПЮОП ПГЕОЕООЩН РТПФЙЧОЙЛПН, ОЕ УНСЗЮБФ ЕЗП ЬОЕТЗЙЙ Й ЧТБЦДЕВОПУФЙ.

лПЗДБ ЗЙОДЕОВХТЗПЧУЛБС МЙОЙС ХЛТЕРМЕОЙК ТХИОХМБ Й ЧНЕУФЕ У ОЕК ТХИОХМБ зЕТНБОЙС, ФХТЕГЛПЕ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ УТБЪХ РТЕЛТБФЙМПУШ, фХТГЙС, РПЧЕТЗОХФБС ОЙГ, ПЗМСОХМБУШ Й У ПВМЕЗЮЕОЙЕН ХЧЙДЕМБ, ЮФП ЕЕ РПВЕДЙФЕМЙ ВЩМЙ БОЗМЙЮБОЕ. «нЩ УДЕМБМЙ ВПМШЫХА ПЫЙВЛХ. нЩ УФБМЙ ОЕ ОБ ФХ УФПТПОХ, ОБ ЛБЛХА УМЕДПЧБМП УФБФШ, ОБУ РТЙОХДЙМЙ Л ЬФПНХ ЫБЗХ ьОЧЕТ Й фБМББФ, ОП ФЕРЕТШ ПВБ ПОЙ ВЕЦБМЙ. нЩ ЙУЛТЕООП УПЦБМЕЕН П ФПН, ЮФП УМХЮЙМПУШ. тБЪЧЕ НЩ НПЗМЙ ЪОБФШ ЪБТБОЕЕ, ЮФП уПЕДЙОЕООЩЕ ыФБФЩ УФБОХФ ЧПЕЧБФШ У зЕТНБОЙЕК, ЙМЙ ЮФП чЕМЙЛПВТЙФБОЙС ПЛБЦЕФУС РЕТЧПЛМБУУОПК ЧПЕООПК ДЕТЦБЧПК? фБЛЙЕ ЮХДЕУБ ОЕ РПДДБАФУС ЮЕМПЧЕЮЕУЛПНХ РТЕДЧЙДЕОЙА. оБУ ОЕМШЪС РПТЙГБФШ ЪБ ФП, ЮФП ОБЫЙ ТХЛПЧПДЙФЕМЙ РПЧЕМЙ ОБУ ОЕЧЕТОЩН РХФЕН. лПОЕЮОП, НЩ ЪБУМХЦЙЧБЕН ОБЛБЪБОЙС, ОП РХУФШ ОБУ ОБЛБЦЕФ ОБЫ УФБТЩК ДТХЗ — бОЗМЙС». фБЛПЧП ВЩМП ОБУФТПЕОЙЕ фХТГЙЙ Ч ФЕЮЕОЙЕ 2 ЙМЙ 3 НЕУСГЕЧ РПУМЕ нХДТПУУЛПЗП РЕТЕНЙТЙС (30 ПЛФСВТС), ЛПФПТПЕ РПМПЦЙМП ЛПОЕГ НЙТПЧПК ЧПКОЕ ОБ ЧПУФПЛЕ.

рТЙЧЕДЕН ЪДЕУШ УМПЧБ МПТДБ лЕТЪПОБ:

«лПЗДБ УПВТБМБУШ НЙТОБС ЛПОЖЕТЕОГЙС, УПАЪОЩЕ ДЕТЦБЧЩ ЪБЧМБДЕМЙ лПОУФБОФЙОПРПМЕН, ЗДЕ ОБИПДЙМПУШ ФХТЕГЛПЕ РТБЧЙФЕМШУФЧП, ЛПФПТПЕ, ЕУМЙ ОЕ УНЙТЙМПУШ ПЛПОЮБФЕМШОП, ФП ЗПФПЧП ВЩМП Л ХУФХРЛБН. оБЫЙИ ЧПЕООЩИ УЙМ Ч ЪБОСФЩИ ОБНЙ БЪЙБФУЛЙИ ФХТЕГЛЙИ ПВМБУФСИ ВЩМП ДПУФБФПЮОП ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ ОБУФПСФШ ОЕ ФПМШЛП ОБ ХУМПЧЙСИ РЕТЕНЙТЙС, ОП Й ОБ ЧУСЛЙИ ДПРПМОЙФЕМШОЩИ ХУМПЧЙСИ, ЛПФПТЩЕ НЩ УПЮМЙ ВЩ ОХЦОЩН РПУФБЧЙФШ. бОЗМЙЮБОЕ РТПЮОП ЧМБДЕМЙ нЕУПРПФБНЙЕК ЧРМПФШ ДП нПУУХМБ. рПЪЙГЙС вТЙФБОЙЙ Ч рЕТУЙЙ, ЛБЛ Ч ЧПЕООПН, ФБЛ Й Ч РПМЙФЙЮЕУЛПН УНЩУМЕ ВЩМБ ЮТЕЪЧЩЮБКОП УЙМШОПК. нЩ ЧУЕ ЕЭЕ ЪБОЙНБМЙ ъБЛБУРЙКУЛХА ПВМБУФШ, ОП ТЕЫЙМЙ ХДБМЙФШУС ПФФХДБ, ЮФП ЧУЛПТЕ Й ВЩМП ЙУРПМОЕОП. лБУРЙКУЛПЕ НПТЕ ВЩМП Ч ОБЫЙИ ТХЛБИ Й УФБМП ВБЪПК НПТУЛЙИ ПРЕТБГЙК РТПФЙЧ ВПМШЫЕЧЙУФУЛЙИ ЧПКУЛ. вТЙФБОУЛЙЕ ДЙЧЙЪЙЙ ЪБОЙНБМЙ ЧЕУШ лБЧЛБЪ ПФ юЕТОПЗП НПТС ДП лБУРЙКУЛПЗП Й СЧМСМЙУШ ЕДЙОУФЧЕООПК ЗБТБОФЙЕК НЙТБ НЕЦДХ УПРЕТОЙЮБАЭЙНЙ ОБТПДБНЙ — ЗТХЪЙОБНЙ, БТНСОБНЙ, ФБФБТБНЙ, ДБЗЕУФБОГБНЙ Й ТХУУЛЙНЙ… ч нБМПК бЪЙЙ (ЧОЕ ЪПОЩ ВТЙФБОУЛПК ЧПЕООПК ПЛЛХРБГЙЙ) ОЕ ВЩМП ОЙЛБЛЙИ УПАЪОЩИ УЙМ. уХДШВБ бТНЕОЙЙ ПУФБЧБМБУШ ЕЭЕ ОЕТЕЫЕООПК, ФБЛ ЛБЛ ВПМШЫЙОУФЧП БТНСО ВЕЦБМП ЙЪ УЧПЕК УФТБОЩ. п ДЕМЕЦЕ нБМПК бЪЙЙ — ЪБ ЙУЛМАЮЕОЙЕН бТНЕОЙЙ Й, РПЦБМХК, лЙМЙЛЙЙ — ЕЭЕ ОЙЛФП ОЕ ЗПЧПТЙМ. ч уЙТЙЙ РПМПЦЕОЙЕ ВЩМП ЗПТБЪДП ВПМЕЕ УМПЦОП, ФБЛ ЛБЛ УФТЕНМЕОЙЕ ЖТБОГХЪПЧ ФТХДОП ВЩМП РТЙНЙТЙФШ У ТЕБМШОПК ПВУФБОПЧЛПК, УМПЦЙЧЫЕКУС Ч бТБЧЙЙ, Б НЕЦДХ ФЕН ЖТБОГХЪЩ РТПДПМЦБМЙ ОБУФБЙЧБФШ ОБ ВХЛЧБМШОПН ЙУРПМОЕОЙЙ ЪМПУЮБУФОПЗП УПЗМБЫЕОЙС уБКЛУБ — рЙЛП. ч рБМЕУФЙОЕ РТЕДУФБЧМСМПУШ ЧРПМОЕ ЧПЪНПЦОЩН РТЙНЙТЙФШ ЙОФЕТЕУЩ БТБВУЛПЗП ОБУЕМЕОЙС Й УЙПОЙУФУЛЙИ ЙННЙЗТБОФПЧ, Й ЧУЕ РТЙЪОБЛЙ УЧЙДЕФЕМШУФЧПЧБМЙ П ФПН, ЮФП чЕМЙЛПВТЙФБОЙС ЧУЛПТЕ РПМХЮЙФ НБОДБФ ОБ ЬФХ ПВМБУФШ У УПЗМБУЙС ПВЕЙИ ОБГЙПОБМШОПУФЕК. ч еЗЙРФЕ ВЩМП ЧУЕ ЕЭЕ УРПЛПКОП».

рТЙ ФБЛПЗП ТПДБ ПВУФБОПЧЛЕ ВЩМЙ ОЕПВИПДЙНЩ ЫЙТПЛЙЕ, СУОЩЕ Й, ЗМБЧОЩН ПВТБЪПН, ВЩУФТЩЕ ТЕЫЕОЙС. лБЦДЩК ДЕОШ РТПНЕДМЕОЙС Ч ЬФЙИ РМПИП ПТЗБОЙЪПЧБООЩИ Й ЮТЕЪЧЩЮБКОП ОЕУРПЛПКОЩИ ПВМБУФСИ ВЩМ ЮТЕЧБФ ПРБУОПУФСНЙ. хЦЕ Й ВЕЪ ФПЗП ДЧБ НЕУСГБ РТПЫМП Ч ПФФСЦЛБИ, Й ЧП ЧУЕК ЬФПК ПЗТПНОПК ПВМБУФЙ, ЛПФПТБС ЛПЗДБ-ФП СЧМСМБУШ ГЕОФТПН УЛПРМЕОЙС ПЗТПНОЩИ ВПЗБФУФЧ Й ПЮБЗПН ДТЕЧОЙИ ГЙЧЙМЙЪБГЙК, Б ФЕРЕТШ ВЩМБ ОБУЕМЕОБ ОБТПДБНЙ, УЛМПООЩНЙ Л ЦЕУФПЛПУФЙ Й ЖБОБФЙЪНХ, ДБ РТЙФПН ЕЭЕ ЧППТХЦЕООЩНЙ, ЧУЕ УРТБЫЙЧБМЙ УЕВС: «юФП УМХЮЙМПУШ Й ЮФП ОБН ДЕМБФШ?» оП РПВЕДПОПУОЩЕ ЗПУХДБТУФЧЕООЩЕ ДЕСФЕМЙ, ЪБУЕДБЧЫЙЕ Ч рБТЙЦЕ, ОЕ ДБЧБМЙ ЙН ОЙЛБЛПЗП ПФЧЕФБ. пОЙ ВЩМЙ ЪБОСФЩ ЧЪБЙНОПК ВПТШВПК Й ДПМЦОЩ ВЩМЙ РТЙКФЙ Л УПЗМБЫЕОЙА. пОЙ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ТБЪЯСУОЙФШ бНЕТЙЛЕ, ЮФП РТПЙУИПДЙМП Ч еЧТПРЕ. пОЙ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ПФЧЕЮБФШ ОБ ОБУФПКЮЙЧЩЕ ФТЕВПЧБОЙС жТБОГЙЙ, ХФЧЕТЦДБЧЫЕК, ЮФП ТБЪ ЕЕ БТНЙЙ ДПУФЙЗМЙ тЕКОБ, ПОЙ ОЕ ДПМЦОЩ ПУФБЧМСФШ ЕЗП. пОЙ ДПМЦОЩ ВЩМЙ РТПЙЪЧЕУФЙ ОБД зЕТНБОЙЕК УРТБЧЕДМЙЧЩК УХД Й У РПНПЭША УЧПЙИ БТНЙК ПВЕУРЕЮЙФШ ЙУРПМОЕОЙЕ УЧПЙИ ФТЕВПЧБОЙК. б ЛТХЗПН ЙИ ВХЫЕЧБМ ИБПУ, ЧЪДЩНБЧЫЙКУС ЧУЕ ЧЩЫЕ Й ЧЩЫЕ.

рТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО Й БНЕТЙЛБОУЛБС НЙТОБС ДЕМЕЗБГЙС ЛТБКОЕ ПФТЙГБФЕМШОП ПФОПУЙМЙУШ Л ФБКОЩН ДПЗПЧПТБН Й ЗПТДЙМЙУШ ФЕН, ЮФП бНЕТЙЛБ ОЕ ЙНЕМБ ПФОПЫЕОЙС ОЙ Л ПДОПНХ ЙЪ ОЙИ. оБ вМЙЦОЕН чПУФПЛЕ уПЕДЙОЕООЩЕ ыФБФЩ ВЩМЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ЕДЙОУФЧЕООПК ОЕЪБЙОФЕТЕУПЧБООПК ДЕТЦБЧПК.

пВУФПСФЕМШУФЧП ЬФП ВЩМП ОЕУПНОЕООП ЧЕУШНБ ВМБЗПРТЙСФОП, ЙВП, ЛБЛ НЩ ХЦЕ ЗПЧПТЙМЙ ЧЩЫЕ, НОПЗЙЕ ФБКОЩЕ ДПЗПЧПТЩ ВЩМЙ ЪБЛМАЮЕОЩ РПД ДБЧМЕОЙЕН ЧПЕООПК ПВУФБОПЧЛЙ Й ДПМЦОЩ ВЩМЙ ВЩФШ БООХМЙТПЧБОЩ. рТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО Й уПЕДЙОЕООЩЕ ыФБФЩ, ОЙЮЕН ОЕ УЛПНРТПНЕФЙТПЧБООЩЕ Й Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ПВМБДБЧЫЙЕ ПЗТПНОЩН ХДЕМШОЩН ЧЕУПН, РТЕДУФБЧМСМЙ УПВПК ЛБЛ ТБЪ ФПФ ОПЧЩК ЬМЕНЕОФ, ЛПФПТЩК НПЗ УПДЕКУФЧПЧБФШ ЪДТБЧПНХ Й РТБЛФЙЮЕУЛПНХ ТЕЫЕОЙА ЧПРТПУПЧ. оП ФТБЗЕДЙС ЪБЛМАЮБМБУШ Ч ФПН, ЮФП ЛПЗДБ РТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО ОБЮБМ ДЕКУФЧПЧБФШ, ПО НБМП УЮЙФБМУС У ТЕБМШОПК ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФША. пЛБЪБООЩЕ ЙН ХУМХЗЙ ВЩМЙ ГЕООЩ, НЕЦДХ ФЕН ЛБЛ ПО НПЗ ВЩ ПЛБЪБФШ НЙТХ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ОЕПГЕОЙНЩЕ ХУМХЗЙ.

рТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО ЗПЧПТЙМ:

«уПЕДЙОЕООЩЕ ыФБФЩ уЕЧЕТОПК бНЕТЙЛЙ ОЕ УЮЙФБАФУС У РТЙФСЪБОЙЕН чЕМЙЛПВТЙФБОЙЙ Й жТБОГЙЙ ОБ ЧМБДЩЮЕУФЧП ОБД ФЕНЙ ЙМЙ ДТХЗЙНЙ ОБТПДБНЙ, ЕУМЙ УБНЙ ЬФЙ ОБТПДЩ ОЕ ЦЕМБАФ ФБЛПЧПЗП. пДЙО ЙЪ ПУОПЧОЩИ РТЙОГЙРПЧ, РТЙЪОБЧБЕНЩИ уПЕДЙОЕООЩНЙ ыФБФБНЙ уЕЧЕТОПК бНЕТЙЛЙ, ЪБЛМАЮБЕФУС Ч ФПН, ЮФП ОЕПВИПДЙНП УЮЙФБФШУС У УПЗМБУЙЕН ХРТБЧМСЕНЩИ. ьФПФ РТЙОГЙР ЗМХВПЛП ХЛПТЕОЙМУС Ч уПЕДЙОЕООЩИ ыФБФБИ. рПЬФПНХ… уПЕДЙОЕООЩЕ ыФБФЩ ЦЕМБМЙ ЪОБФШ, РТЙЕНМЕНБ МЙ жТБОГЙС ДМС УЙТЙКГЕЧ. фПЮОП ФБЛЦЕ ПОЙ ЦЕМБМЙ ЪОБФШ, РТЙЕНМЕНП МЙ ВТЙФБОУЛПЕ ЧМБДЩЮЕУФЧП ДМС ЦЙФЕМЕК нЕУПРПФБНЙЙ. нПЦЕФ ВЩФШ, РТЕЪЙДЕОФ ОЕ ДПМЦЕО ВЩМ ЧНЕЫЙЧБФШУС Ч ЬФП ДЕМП, ОП ТБЪ ЕЗП ПВ ЬФПН УРТБЫЙЧБМЙ, Й ТБЪ ЧПРТПУ ЬФПФ ВЩМ РПУФБЧМЕО РЕТЕД ЛПОЖЕТЕОГЙЕК, ФП ЕДЙОУФЧЕООЩН ЧПЪНПЦОЩН ТЕЫЕОЙЕН ВЩМП ХУФБОПЧЙФШ ЙУФЙООПЕ ЦЕМБОЙЕ ОБУЕМЕОЙС ЬФЙИ НЕУФОПУФЕК.

рПЬФПНХ ПО РТЕДМПЦЙМ РПУМБФШ Ч фХТГЙА ЛПНЙУУЙА ДМС ПВУМЕДПЧБОЙС УПЪДБЧЫЕЗПУС РПМПЦЕОЙС ЧЕЭЕК Й ФБЛЙН ПВТБЪПН ОБНЕФЙМ ЪБДБЮЙ:

лПНЙУУЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ХУФБОПЧЙФШ, Л ЮЕНХ УЛМПОСЕФУС ПВЭЕУФЧЕООПЕ НОЕОЙЕ Й ФЕ ХУМПЧЙС, РТЙ ЛПФПТЩИ РТЙДЕФУС ДЕКУФЧПЧБФШ НБОДБФОПК ДЕТЦБЧЕ. рП УЧПЕН ЧПЪЧТБЭЕОЙЙ ЛПНЙУУЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ДПМПЦЙФШ ЛПОЖЕТЕОГЙЙ, ЮФП ЙНЕООП ПОБ ОБЫМБ… ЬФП… ХВЕДЙМП ВЩ ЧЕУШ НЙТ, ЮФП ЛПОЖЕТЕОГЙС УФБТБМБУШ ОБКФЙ РПДМЙООП ОБХЮОЩЕ ПУОПЧБОЙС ДМС ТЕЫЕОЙС ЧПРТПУБ. лПНЙУУЙС ДПМЦОБ ВЩМБ УПУФПСФШ ЙЪ ТБЧОПЗП ЮЙУМБ ЖТБОГХЪУЛЙИ, ВТЙФБОУЛЙИ, ЙФБМШСОУЛЙИ Й БНЕТЙЛБОУЛЙИ РТЕДУФБЧЙФЕМЕК. йН УМЕДПЧБМП РТЕДПУФБЧЙФШ РТБЧП ТБУУЛБЪБФШ ЖБЛФЩ, ЛБЛ ПОЙ Ч ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ ВЩМЙ»{72} .

«рТЕЪЙДЕОФ, — ЗПЧПТЙФ вЕЛЛЕТ, — У ВПМШЫЙН ЦБТПН ПФУФБЙЧБМ ЬФХ ЙДЕА».

фТЕВПЧБОЙЕ ЬФП ЛБЪБМПУШ ЧРПМОЕ ЕУФЕУФЧЕООЩН. нЩ ЪОБЕН, ЮФП ЛПЗДБ Ч ОБЫЕК ЧОХФТЕООЕК РПМЙФЙЛЕ ЧПЪОЙЛБЕФ УМПЦОЩК ЧПРТПУ, ЧПМОХАЭЙК РХВМЙЛХ, ФП ПВЩЮОП РТЙВЕЗБАФ Л ДПНБЫОЕНХ МЕЛБТУФЧХ — ОБЪОБЮБАФ ЛПНЙФЕФ ЙМЙ ЛПТПМЕЧУЛХА ЛПНЙУУЙА. мЕЛБТУФЧП ЬФП ПЮЕОШ ЮБУФП ПЛБЪЩЧБЕФУС ЧРПМОЕ ХУРЕЫОЩН, ИПФС ЛПНЙУУЙС ОЕ ТЕЫБЕФ ЧПРТПУБ Й, РП ЧУЕК ЧЕТПСФОПУФЙ, НЕОЕЕ ЛПНРЕФЕОФОБ ТЕЫБФШ ЕЗП, ЮЕН ПФЧЕФУФЧЕООЩЕ НЙОЙУФТЩ. фЕН ОЕ НЕОЕЕ, ЧП НОПЗЙИ УМХЮБСИ ДПМЗБС ПФФСЦЛБ, ФЕТРЕМЙЧПЕ УПВЙТБОЙЕ УЧЙДЕФЕМШУЛЙИ РПЛБЪБОЙК Й ЙЪДБООБС ЛПНЙУУЙЕК ХЧЕУЙУФБС уЙОСС ЛОЙЗБ ДБАФ ЧПЪНПЦОПУФШ ЙЪМПЦЙФШ ЧПРТПУ Ч ТБЪМЙЮОПК Й, НПЦЕФ, НЕОЕЕ ТЕЪЛПК ЖПТНЕ. чРПМОЕ ЕУФЕУФЧЕООП, ЮФП РТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО РТЕДМПЦЙМ ФБЛПК ЙУИПД Й ЮФП ДЕТЦБЧЩ, УРПТЙЧЫЙЕ ДТХЗ У ДТХЗПН, УПЗМБУЙМЙУШ ОБ ОЕЗП. ч ДБООПН УМХЮБЕ ОЙЛПЗП ОЕМШЪС ВЩМП ЪБ ЬФП РПТЙГБФШ.

оП ОЕРПУТЕДУФЧЕООП ЪБЙОФЕТЕУПЧБООЩЕ ОБГЙЙ ОЕ ИПФЕМЙ ВЕЪ ЛПОГБ ДПЦЙДБФШУС ЧЕТДЙЛФБ ОЕТЕЫЙФЕМШОЩИ ЧЕМЙЛЙИ ДЕТЦБЧ. оЙЮФП ОЕ ВЩМП ВПМЕЕ УРПУПВОП ТБЪЦЕЮШ ЙИ УФТБУФЙ, ЮЕН ЬФБ ВМХЦДБАЭБС ЛПНЙУУЙС ПВУМЕДПЧБОЙС, ЪБОЙНБАЭБСУС РПЙУЛБНЙ ЙУФЙОЩ, ЛПФПТПК РТЕДУФПСМП ПВЯЕИБФШ ЧУЕ РПТПИПЧЩЕ УЛМБДЩ вМЙЦОЕЗП чПУФПЛБ У ЪБРЙУОПК ЛОЙЦЛПК Ч ПДОПК ТХЛЕ Й ЪБЦЦЕООПК РБРЙТПУЛПК Ч ДТХЗПК. чУСЛПНХ ВЩМП СУОП, ЮФП РТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО РТБЧ Й ЮФП ЕЗП РТЕДМПЦЕОЙЕ ВЩМП ВЩ ЧРПМОЕ ХНЕУФОП ДМС ТБЪТЕЫЕОЙС ФЕИ ЙМЙ ЙОЩИ РПМЙФЙЮЕУЛЙИ ЪБФТХДОЕОЙК Ч уПЕДЙОЕООЩИ ыФБФБИ ЙМЙ Ч чЕМЙЛПВТЙФБОЙЙ, ОП РТЙ ДБООЩИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ Й Ч ДБООПК ПВУФБОПЧЛЕ ЬФЙН УРПУПВПН НПЦОП ВЩМП ФПМШЛП РПДЗПФПЧЙФШ ЧЪТЩЧ. чП ЧТЕНС ЛТЙЪЙУБ ЗПУХДБТУФЧЕООЩЕ МАДЙ, РПДПВОП ЗЕОЕТБМБН Й БДНЙТБМБН ОБ РПМЕ УТБЦЕОЙС, ЮБУФП ДПМЦОЩ РТЙОЙНБФШ ТПЛПЧЩЕ ТЕЫЕОЙС, ОЕ ЪОБС НОПЗЙИ УХЭЕУФЧЕООЩИ ЖБЛФПЧ. ьФП ПЮЕОШ ФТХДОП, ОП МАВПЕ ТЕЫЕОЙЕ МХЮЫЕ, ЮЕН ОЙЛБЛПЕ. тБУИБЦЙЧБФШ УТЕДЙ НБУУ ДЕЪПТЗБОЙЪПЧБООЩИ Й ТБЪЯСТЕООЩИ МАДЕК Й УРТБЫЙЧБФШ ЙИ, ЮФП ПОЙ ПВ ЬФПН ДХНБАФ, ЙМЙ ЮЕЗП ВЩ ПОЙ ИПФЕМЙ, — ОБЙВПМЕЕ ЧЕТОЩК УРПУПВ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ ТБЪЦЕЮШ ЧЪБЙНОХА ВПТШВХ. лПЗДБ МАДЙ РПНПЗБАФ Ч ФБЛЙИ ДЕМБИ, ЛПФПТЩИ ПОЙ ОЕ РПОЙНБАФ Й Ч ЛПФПТЩИ ПОЙ РПЮФЙ ОЕ ЪБЙОФЕТЕУПЧБОЩ, ПОЙ ЕУФЕУФЧЕООП ХУЙМЙЧБАФ УЕВЕ ЧПЪЧЩЫЕООПЕ Й ВЕУРТЙУФТБУФОПЕ ОБУФТПЕОЙЕ. «рПЪОБЛПНЙНУС УП ЧУЕНЙ ЖБЛФБНЙ РТЕЦДЕ, ЮЕН РТЙОСФШ ТЕЫЕОЙЕ. хЪОБЕН ПВУФБОПЧЛХ. чЩСУОЙН ЦЕМБОЙС ОБУЕМЕОЙС». лБЛ НХДТП Й РТБЧЙМШОП ЧУЕ ЬФП ЪЧХЮЙФ! й ПДОБЛП РТЕЦДЕ ЮЕН ЛПНЙУУЙС, Ч ЛПФПТПК Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ ПУФБМЙУШ ПДОЙ МЙЫШ БНЕТЙЛБОУЛЙЕ РТЕДУФБЧЙФЕМЙ, РТПЕИБМБ ФТЕФШ РХФЙ ЮЕТЕЪ ПВУМЕДХЕНЩЕ ЕА НЕУФОПУФЙ, — РПЮФЙ ЧУЕ ЪБЙОФЕТЕУПЧБООЩЕ ОБТПДЩ РПДОСМЙ ЧППТХЦЕООПЕ ЧПУУФБОЙЕ Й РПЮФЙ ЧУЕ УПАЪОЩЕ ЧПКУЛБ ЧЕТОХМЙУШ ОБ ТПДЙОХ.

лБЛ ВЩ ФП ОЙ ВЩМП, У НПНЕОФБ ОБЪОБЮЕОЙС ЛПНЙУУЙЙ ЧЕУШ вМЙЦОЙК чПУФПЛ ОБ ОЕПРТЕДЕМЕООП ДПМЗПЕ ЧТЕНС, ОБ ЛПФПТПЕ ВЩМЙ ТБУУЮЙФБОЩ ПВУМЕДПЧБОЙС, ВЩМ ПИЧБЮЕО ЛПМЕВБОЙСНЙ. йЪП ДОС Ч ДЕОШ УППФЧЕФУФЧХАЭЙН ВТЙФБОУЛЙН НЙОЙУФЕТУФЧБН ДПОПУЙМЙ П ДЕУСФЛБИ ОПЧЩИ ПУФТЩИ ЧПРТПУПЧ, ЙЪ-ЪБ ЛПФПТЩИ МАДЙ ДТБМЙУШ ДТХЗ У ДТХЗПН, Б НЕЦДХ ФЕН ПФЧЕФУФЧЕООЩК ЮЙОПЧОЙЛ НЙОЙУФЕТУФЧБ НПЗ ОБМПЦЙФШ ФПМШЛП ТЕЪПМАГЙА: «у ЬФЙНЙ ЧПРТПУБНЙ УМЕДХЕФ ПВПЦДБФШ, РПЛБ НЕЦДХУПАЪОЙЮЕУЛБС ЛПНЙУУЙС ОЕ ЪБЛПОЮЙФ УЧПЕЗП ПВУМЕДПЧБОЙС». йФБЛ, ДТХЦЕУФЧЕООП ТБУРПМПЦЕООЩЕ ЬМЕНЕОФЩ ЧЩЦЙДБМЙ Й ПВТБЭБМЙУШ У ЧПРТПУБНЙ, Б ЧТБЦДЕВОЩЕ ЬМЕНЕОФЩ ЪБТСЦБМЙ ТХЦШС Й ТБЪТБВБФЩЧБМЙ РМБОЩ.

оП ЧУЕ ЬФП НПЗМП ВЩ ХМЕЮШУС, Й УПВЩФЙСНЙ УОПЧБ НПЦОП ВЩМП ВЩ ТХЛПЧПДЙФШ, ЕУМЙ ВЩ ОЕ ВЩМ УПЧЕТЫЕО ПДЙО БЛФ, РТПФЙЧПТЕЮЙЧЫЙК ЧУЕН РТЙОГЙРБН ЗПУХДБТУФЧЕООПК НХДТПУФЙ Й ТБЪЦЙЗБЧЫЕК УФТБУФЙ. рТЙФСЪБОЙС йФБМЙЙ ОБ фХТЕГЛХА ЙНРЕТЙА РТЕЧПУИПДЙМЙ УБНПЕ УНЕМПЕ ЧППВТБЦЕОЙЕ. ч ФП ЦЕ ЧТЕНС йФБМЙС ОЕ ЪБНЕДМЙМБ ДПЛБЪБФШ ЙЪХНМЕООПНХ рБТЙЦХ, ЮФП ПОБ ВХДЕФ БЛФЙЧОП ПФУФБЙЧБФШ УЧПЙ ГЕМЙ. мЙЫШ ФПМШЛП ВЩМП РТЙОСФП ТЕЫЕОЙЕ РПУМБФШ ЛПНЙУУЙА ОБ чПУФПЛ (ЪБ ЮФП ЗПМПУПЧБМБ Й йФБМЙС), ЙФБМШСОГЩ РПД РТЕДМПЗПН ХУНЙТЕОЙС НЕУФОЩИ ВЕУРПТСДЛПЧ ЪБИЧБФЙМЙ бДБМЙА Й Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ЪБСЧЙМЙ ПЖЙГЙБМШОЩК РТПФЕУФ РТПФЙЧ ФПЗП, ЮФП ЗТЕЛЙ РТЙЗПФПЧМСАФУС РПУМБФШ ДЕУБОФ Ч уНЙТОХ. зТЕЛЙ Ч УЧПА ПЮЕТЕДШ ЪБСЧМСМЙ, ЮФП ЙФБМШСОУЛПЕ ЧЩУФХРМЕОЙЕ Ч бДБМЙО ВЩМП ФПМШЛП РТЕМАДЙЕК, ЪБ ЛПФПТПК ДПМЦОП РПУМЕДПЧБФШ РПЛХЫЕОЙЕ ОБ ПВМБУФЙ, ЛПФПТЩЕ ДПМЦОЩ ВЩМЙ РЕТЕКФЙ Л ЗТЕЛБН.

л ЛПОГХ БРТЕМС РПСЧЙМЙУШ ЙЪЧЕУФЙС, ЮФП ЙФБМШСОГЩ ЧЩУБДЙМЙ ОЕВПМШЫЙЕ ПФТСДЩ Ч вХДТХНЕ, нБЛТЙ Й бМБКЕ. пДОПЧТЕНЕООП У ЬФЙН ФТЙХНЧЙТБФ, РПД ЧМЙСОЙЕН МЙЮОПЗП ПВБСОЙС чЕОЕЪЙМПУБ, ЧУЕ ВПМШЫЕ Й ВПМШЫЕ УЛМПОСМУС Л ФПНХ, ЮФПВЩ РЕТЕДБФШ ЗТЕЛБН уНЙТОХ ЧНЕУФЕ У бКДЙОУЛПК РТПЧЙОГЙЕК. уНЙТОБ Й ЮБУФШ РТЙНЩЛБЧЫЕЗП Л ОЕК РПВЕТЕЦШС Ч ФЕЮЕОЙЕ ФЩУСЮ МЕФ ВЩМЙ ОБУЕМЕОЩ ЗМБЧОЩН ПВТБЪПН ЗТЕЛБНЙ. вМБЗПУПУФПСОЙЕ ЬФПК ПВМБУФЙ ПВЯСУОСМПУШ ЗМБЧОЩН ПВТБЪПН ВМЕУФСЭЙНЙ УРПУПВОПУФСНЙ ЗТЕЮЕУЛПЗП ОБУЕМЕОЙС Й ХУРЕИБНЙ ЗТЕЮЕУЛПК РТПНЩЫМЕООПУФЙ Й ЗТЕЮЕУЛПЗП УЕМШУЛПЗП ИПЪСКУФЧБ. хЦЕ Ч 1915 З. РТБЧЙФЕМШУФЧП бУЛЧЙФБ ТЕЫЙМП, ЮФП ЕУМЙ зТЕГЙС РТЙНЕФ ХЮБУФЙЕ Ч ЧПКОЕ Й УПУФПЙФУС ТБЪДЕМ фХТГЙЙ, ФП уНЙТОБ ДПМЦОБ ВЩФШ РЕТЕДБОБ ЗТЕЛБН. фЕТТЙФПТЙБМШОБС ЛПНЙУУЙС ОБ НЙТОПК ЛПОЖЕТЕОГЙЙ, ТБЪВЙТБЧЫБС ЧПРТПУ П ЗТБОЙГБИ зТЕГЙЙ, ВПМШЫЙОУФЧПН ЗПМПУПЧ, ЧЛМАЮБС ВТЙФБОУЛЙИ, ЖТБОГХЪУЛЙИ Й БНЕТЙЛБОУЛЙИ РТЕДУФБЧЙФЕМЕК, ЧЩУЛБЪБМБУШ Ч РПМШЪХ ЗТЕЛПЧ. рТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО УПЗМБУЙМУС У ЕЕ ЪБЛМАЮЕОЙСНЙ. оП УМХИ ПВ ЬФПН ТЕЫЕОЙЙ ЧЩЪЧБМ РТПФЕУФЩ ЕЧТПРЕКУЛПК ЛПМПОЙЙ Ч уНЙТОЕ, Й РТПЦЙЧБАЭЙЕ Ч уНЙТОЕ БНЕТЙЛБОУЛЙЕ НЙУУЙПОЕТЩ, Б ТБЧОП Й ВТЙФБОУЛЙК ЧЕТИПЧОЩК ЛПНЙУУБТ Ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ ОБРЕТЕВПК РПУЩМБМЙ РТЕДХРТЕЦДЕОЙС ПФОПУЙФЕМШОП ПРБУОПУФЙ РПДПВОПЗП ЫБЗБ.

рПМОЩК ТБЪТЩЧ НЕЦДХ РТЕЪЙДЕОФПН чЙМШУПОПН Й ЙФБМШСОУЛПК ДЕМЕЗБГЙЕК РТЙЧЕМ Л ФПНХ, ЮФП РТЕДУФБЧЙФЕМЙ йФБМЙЙ ЧТЕНЕООП РПЛЙОХМЙ ЛПОЖЕТЕОГЙА. еУФЕУФЧЕООП, ЮФП Ч РЩМХ УИЧБФЛЙ У УЙОШПТПН пТМБОДП чЙМШУПО РТЙОСМ УФПТПОХ зТЕГЙЙ. ч МЙГЕ ВТЙФБОУЛПЗП РТЕНШЕТ-НЙОЙУФТБ ПО ОБЫЕМ ЗПТСЮЕЗП ЕДЙОПНЩЫМЕООЙЛБ. лМЕНБОУП, ЪБОСФЩК ЧПРТПУПН П тЕКОЕ Й П ВХДХЭОПУФЙ жТБОГЙЙ, МАВЕЪОП РПДДЕТЦБМ ЙИ ПВПЙИ. уПВЩФЙС ФТЕВПЧБМЙ ДЕКУФЧЙК. лПЗДБ РПСЧЙМЙУШ УППВЭЕОЙС, ЮФП ЙФБМШСОГЩ УПВЙТБАФУС ЪБИЧБФЙФШ уНЙТОХ УЙМПК Й ФХТЛЙ РТПЙЪЧПДСФ ОБУЙМЙС ОБД ЗТЕЮЕУЛЙН ОБУЕМЕОЙЕН, ВЩМ УДЕМБО ТПЛПЧПК ЫБЗ. 5 НБС ФТЙХНЧЙТБФ ТЕЫЙМ, ЮФП ЗТЕЛЙ ДПМЦОЩ ОЕНЕДМЕООП ЪБОСФШ уНЙТОХ ДМС ПИТБОЩ РТПЦЙЧБАЭЙИ ФБН УЧПЙИ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛПЧ. мМПКД-дЦПТДЦ РПФТЕВПЧБМ, ЮФПВЩ чЕОЙЪЕМПУХ ВЩМП ТБЪТЕЫЕОП ДЕТЦБФШ ОБ ВПТФХ РПУМБООЩИ УХДПЧ ЧППТХЦЕООЩЕ ПФТСДЩ, ЛПФПТЩЕ НПЦОП ВЩМП ВЩ ЧЩУБДЙФШ ОБ ВЕТЕЗ Ч УМХЮБЕ ОЕПВИПДЙНПУФЙ. рТЕЪЙДЕОФ чЙМШУПО УЛБЪБМ, ЮФП ЧПКУЛБ МХЮЫЕ ЧЩУБДЙФШ УТБЪХ, ЙВП ФТХДОП РПДДЕТЦЙЧБФШ УТЕДЙ ОЙИ ДЙУГЙРМЙОХ, ЕУМЙ ЙИ ДЕТЦБФШ ОБ ВПТФХ ЛПТБВМС. мМПКД-дЦПТДЦ ОЕ ЧПЪТБЦБМ.

10 НБС ЧПРТПУ ЬФПФ УОПЧБ ВЩМ РПУФБЧМЕО ОБ ПВУХЦДЕОЙЕ. рТЕДМПЦЕОЙЕ П ЧЩУБДЛЕ ДЕУБОФБ ВЩМП Ч РТЙОГЙРЕ ПДПВТЕОП, Й ПУФБЧБМПУШ ТБУУНПФТЕФШ ФПМШЛП РТБЛФЙЮЕУЛЙЕ ДЕФБМЙ. уЬТ зЕОТЙ чЙМШУПО РТЙУХФУФЧПЧБМ ОБ ПВПЙИ ЪБУЕДБОЙСИ, ОП ЧЩУЛБЪЩЧБМУС МЙЫШ РП ФЕИОЙЮЕУЛЙН ЧПРТПУБН. 12 НБС УПУФПСМПУШ ФТЕФШЕ ЪБУЕДБОЙЕ. уЙОШПТ пТМБОДП ЧЕТОХМУС ФЕРЕТШ ОБ ЛПОЖЕТЕОГЙА. еЗП ХЧЕТЙМЙ, ЮФП ЗТЕЮЕУЛБС ПЛЛХРБГЙС ЕЭЕ ОЕ РТЕДТЕЫБЕФ ВХДХЭЕК ХЮБУФЙ уНЙТОЩ, ЮФП ЬФП ЕУФШ ФПМШЛП ЮТЕЪЧЩЮБКОБС НЕТБ, РТЙОЙНБЕНБС ДМС ЪБЭЙФЩ ЗТЕЮЕУЛПЗП ОБУЕМЕОЙС. ч УПЗМБУЙЙ У ХУМПЧЙСНЙ РЕТЕНЙТЙС УМЕДХЕФ РПФТЕВПЧБФШ ПФ фХТГЙЙ, ЮФПВЩ УНЙТОУЛЙЕ РПТФЩ ВЩМЙ РЕТЕДБОЩ ВТЙФБОУЛЙН, ЖТБОГХЪУЛЙН Й ЙФБМШСОУЛЙН ПФТСДБН. уЙОШПТ пТМБОДП, ОЕУЛПМШЛП РПДХНБЧ, ОЕ УФБМ РТЙОГЙРЙБМШОП ЧПЪТБЦБФШ РТПФЙЧ ДЕУБОФБ, ОП ФТЕВПЧБМ, ЮФПВЩ ВТЙФБОУЛЙЕ, ЖТБОГХЪУЛЙЕ Й ЙФБМШСОУЛЙЕ ПФТСДЩ ОЕ ВЩМЙ ПФПЪЧБОЩ ДП ФЕИ РПТ, РПЛБ ЧПРТПУ ОЕ ВХДЕФ ТБЪТЕЫЕО ПЛПОЮБФЕМШОП. уПЧЕФ ЮЕФЩТЕИ ТЕЫЙМ, ЮФП ЗТЕЮЕУЛЙЕ ЧПКУЛБ ДПМЦОЩ ОЕНЕДМЕООП ЧЩУФХРЙФШ ЙЪ лБЧБМЩ Й ЮФП Ч ПРЕТБГЙСИ УПАЪОЩИ ЧПКУЛ ДПМЦОЩ РТЙОСФШ ХЮБУФЙЕ ЙФБМШСОУЛЙЕ ПФТСДЩ.

чЕОЙЪЕМПУ ЙНЕЕФ РТБЧП ХФЧЕТЦДБФШ, ЮФП, ПФРТБЧМССУШ Ч уНЙТОХ, ПО ДЕКУФЧПЧБМ Ч ЛБЮЕУФЧЕ ХРПМОПНПЮЕООПЗП ЮЕФЩТЕИ ЧЕМЙЛЙИ ДЕТЦБЧ. оП РТЙ ЬФПН ПО РТПСЧЙМ РТПЧПТУФЧП ХФЛЙ, ОЩТСАЭЕК Ч ЧПДХ. лБЛПЧБ ВЩ ОЙ ВЩМБ ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ уПЧЕФБ ЮЕФЩТЕИ ЙМЙ, ЧЕТОЕЕ, ФТЙХНЧЙТБФБ, ЛПФПТЩК ВЩМ ЗМБЧОПК ДЧЙЦХЭЕК УЙМПК, ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ чЕОЙЪЙМПУБ ОЕ РПДМЕЦЙФ УПНОЕОЙА. пО ПДЙО ТБУРПМБЗБМ УТЕДУФЧБНЙ ДМС ЧПЕООЩИ ЧЩУФХРМЕОЙК. оЕ НПЗМП ВЩФШ Й ТЕЮЙ П РПУЩМЛЕ УЛПМШЛП-ОЙВХДШ ЛТХРОЩИ ВТЙФБОУЛЙИ, ЖТБОГХЪУЛЙИ Й БНЕТЙЛБОУЛЙИ ПФТСДПЧ, ПФТСДЩ ЦЕ, ЖБЛФЙЮЕУЛЙ РПУМБООЩЕ ЬФЙНЙ ДЕТЦБЧБНЙ, ЙНЕМЙ МЙЫШ УЙНЧПМЙЮЕУЛПЕ ЪОБЮЕОЙЕ. оП ЗТЕЮЕУЛЙЕ ДЙЧЙЪЙЙ ВЩМЙ РПД ТХЛПК Й ТЧБМЙУШ Ч ВПК. 15 НБС, ОЕУНПФТС ОБ УЕТШЕЪОЩЕ РТЕДПУФЕТЕЦЕОЙС Й РТПФЕУФЩ ВТЙФБОУЛПЗП НЙОЙУФЕТУФЧБ ЙОПУФТБООЩИ ДЕМ Й ЧПЕООПЗП НЙОЙУФЕТУФЧБ, ДЧБДГБФШ ФЩУСЮ ЗТЕЮЕУЛЙИ УПМДБФ, РПД РТЙЛТЩФЙЕН УХДПЧЩИ ВБФБТЕК, ЧЩУБДЙМЙУШ Ч уНЙТОЕ, ХВЙМЙ НОПЦЕУФЧП ФХТПЛ, ЪБОСМЙ ЗПТПД, ВЩУФТП ДЧЙОХМЙУШ РП уНЙТОП-бКДЙОУЛПК ЦЕМЕЪОПК ДПТПЗЕ; ПОЙ ЧУФХРЙМЙ Ч ПЦЕУФПЮЕООЩК ВПК У ФХТЕГЛЙНЙ ТЕЗХМСТОЩНЙ Й ОЕТЕЗХМСТОЩНЙ ЧПКУЛБНЙ Й У ФХТЕГЛЙН ОБУЕМЕОЙЕН Ч бКДЙОЕ Й ЧПДТХЪЙМЙ Ч нБМПК бЪЙЙ ЪОБНС РПВЕДЩ ОПЧЩИ ЪБЧПЕЧБФЕМЕК.

с РТЕЛТБУОП РПНОА, ЛБЛПЕ УНХЭЕОЙЕ Й ФТЕЧПЗХ С ЙУРЩФБМ, ЛПЗДБ ХЪОБМ Ч рБТЙЦЕ ПВ ЬФПН ТПЛПЧПН УПВЩФЙЙ. оЕУПНОЕООП, С ВЩМ ФБЛЦЕ Й РПД ЧРЕЮБФМЕОЙЕН ФПК ФТЕЧПЗЙ, ЛПФПТХА ЬФПФ ЫБЗ ЧЩЪЧБМ Ч ВТЙФБОУЛПН ЗЕОЕТБМШОПН ЫФБВЕ. дБЦЕ ОЕЪБЧЙУЙНП ПФ УЙНРБФЙК Л ФХТЛБН, ЛПФПТЩНЙ ПВЩЮОП ПФМЙЮБАФУС ВТЙФБОУЛЙЕ ЧПЕООЩЕ ДЕСФЕМЙ, ОЙЮЕН ОЕМШЪС ВЩМП ЙЪЧЙОЙФШ ЬФПФ ОЕПУФПТПЦОЩК Й ОБУЙМШУФЧЕООЩК БЛФ, ЧЩЪЩЧБЧЫЙК НОПЦЕУФЧП ОПЧЩИ ПРБУОЩИ ПУМПЦОЕОЙК Ч ФПФ УБНЩК НПНЕОФ, ЛПЗДБ УЙМЩ ОБЫЙ ЧУЕ ВПМШЫЕ Й ВПМШЫЕ ХВЩЧБМЙ. ч ЧПЕООПН НЙОЙУФЕТУФЧЕ РПУМЕДУФЧЙС ЬФПЗП ЫБЗБ РПЮХЧУФЧПЧБМЙУШ ОЕНЕДМЕООП. оБЫЙ ПЖЙГЕТЩ РП ДЧПЕ Й РП ФТПЕ ТБЪЯЕЪЦБМЙ РП ЧУЕК нБМПК бЪЙЙ, ОБДЪЙТБС ЪБ УДБЮЕК ПТХЦЙС Й БНХОЙГЙЙ УПЗМБУОП ХУМПЧЙСН РЕТЕНЙТЙС. вЕЪПТХЦОЩЕ Й ОЙЛЕН ОЕ УФЕУОСЕНЩЕ, ПОЙ РЕТЕЕЪЦБМЙ У НЕУФБ ОБ НЕУФП Й ФПМШЛП ХЛБЪЩЧБМЙ, ЮФП ОБДП ДЕМБФШ. фХТЛЙ РПДЮЙОСМЙУШ ЙН РПЮФЙ НЕИБОЙЮЕУЛЙ Й РПУМХЫОП УЛМБДЩЧБМЙ Ч ЛХЮХ ТХЦШС, РХМЕНЕФЩ, ПТХДЙС Й УОБТСДЩ. чЕДШ фХТГЙС ВЩМБ ТБЪВЙФБ, Й РТЙФПН ТБЪВЙФБ ЪБУМХЦЕООП. «рХУФШ ОБУ ОБЛБЪЩЧБЕФ ОБЫ УФБТЩК ДТХЗ — бОЗМЙС». пТХЦЙЕ ПФЧПЪЙМПУШ Ч УЛМБДЩ, ПТХДЙС ПФЧПЪЙМЙУШ Ч РБТЛЙ, УОБТСДЩ УЛМБДЩЧБМЙУШ НБУУЙЧОЩНЙ ЗТХДБНЙ, ЙВП ФХТЛЙ РТЙЪОБЧБМЙ, ЮФП ЬФП ОЕЙЪВЕЦОП ЧЩФЕЛБЕФ ЙЪ ЧПЕООЩИ РПТБЦЕОЙК Й РПДРЙУБООЩИ ЙНЙ ЛПОЧЕОГЙК.

оП У ФПЗП УБНПЗП НПНЕОФБ, ЛПЗДБ ФХТЕГЛБС ОБГЙС, — ПОБ НЕЦДХ ФЕН РТПДПМЦБМБ УХЭЕУФЧПЧБФШ, ИПФС Ч рБТЙЦЕ, РП-ЧЙДЙНПНХ, ПВ ЬФПН ОЕ ЪОБМЙ, — РПОСМБ, ЮФП ПОБ ДПМЦОБ РПДЮЙОСФШУС ОЕ бММЕОВЙ У ЕЗП БОЗМП-ЙОДЙКУЛЙНЙ ЧПКУЛБНЙ, Б зТЕГЙЙ, ЬФПНХ ОЕОБЧЙУФОПНХ Й ЙУЛПОЙ РТЕЪЙТБЕНПНХ ЧТБЗХ, ФПК УБНПК зТЕГЙЙ, ЛПФПТБС Ч ЗМБЪБИ ФХТПЛ ВЩМБ МЙЫШ ЧПУУФБЧЫЕК РТПЧЙОГЙЕК Й Л ФПНХ ЦЕ ОЕПДОПЛТБФОП ТБЪВЙФЩН РТПФЙЧОЙЛПН, — У ЬФПЗП НПНЕОФБ фХТГЙС ЧЩЫМБ ЙЪ РПЧЙОПЧЕОЙС. вТЙФБОУЛЙИ ПЖЙГЕТПЧ, УМЕДЙЧЫЙИ ЪБ ЙУРПМОЕОЙЕН ХУМПЧЙК РЕТЕНЙТЙС, УОБЮБМБ УФБМЙ ЙЗОПТЙТПЧБФШ, ЪБФЕН ПУЛПТВМСФШ Й ОБЛПОЕГ РТЕУМЕДПЧБФШ ЙМЙ ВЕЪЦБМПУФОП ХЧПДЙФШ Ч РМЕО. уПВТБООЩЕ ЛХЮЙ ЧПЕООПЗП УОБТСЦЕОЙС Ч ЛБЛХА-ОЙВХДШ ОЕДЕМА РЕТЕЫМЙ ЙЪ ВТЙФБОУЛЙИ ТХЛ Л ФХТЛБН. нХУФБЖБ лЕНБМШ, ФПФ УБНЩК ТПЛПЧПК ЮЕМПЧЕЛ, ЛПФПТЩК ОБИПДЙМУС ОБ зБММЙРПМЙКУЛПН РПМХПУФТПЧЕ Ч БРТЕМЕ Й БЧЗХУФЕ 1915 З. Й ЛПФПТЩК ДП ФЕИ РПТ УЮЙФБМУС ЮХФШ МЙ ОЕ ВХОФПЧЭЙЛПН, ЧПУУФБЧЫЙН РТПФЙЧ ЛПОУФБОФЙОПРПМШУЛПЗП ФХТЕГЛПЗП РТБЧЙФЕМШУФЧБ, ВЩМ ПВМЕЮЕО ФЕРЕТШ ЧУЕНЙ РПМОПНПЮЙСНЙ ЧПЕООПЗП ДЙЛФБФПТБ. лЕНБМШ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ПВМБДБМ ЧУЕНЙ ОХЦОЩНЙ ДМС ФПЗП ЛБЮЕУФЧБНЙ.

оП НПТБМШОЩЕ РТЕЙНХЭЕУФЧБ, ЛПФПТЩЕ ПО РПМХЮЙМ, ВЩМЙ ДМС ОЕЗП ЕЭЕ ЧБЦОЕЕ, ЮЕН ПВТБФОЩК ЪБИЧБФ ПТХЦЙС Й ЧПЕООПЗП УОБТСЦЕОЙС. нЩ ХЦЕ ЗПЧПТЙМЙ, ОБУЛПМШЛП ПВДХНБООБ Й ЪМПОБНЕТЕООБ ВЩМБ ФХТЕГЛБС РПМЙФЙЛБ ЧП ЧТЕНС ЧЕМЙЛПК ЧПКОЩ Й ОБУЛПМШЛП ПУОПЧБФЕМШОЩ ВЩМЙ ПВЧЙОЕОЙС УПАЪОЙЛПЧ РП БДТЕУХ фХТГЙЙ. хЦБУОБС УХДШВБ БТНСО ЕЭЕ Х ЧУЕИ Ч РБНСФЙ. фЕН ОЕ НЕОЕЕ, ПВЭЕЕ ПФОПЫЕОЙЕ НЙТОПК ЛПОЖЕТЕОГЙЙ Л фХТГЙЙ ВЩМП ОБУФПМШЛП УХТПЧП, ЮФП РТБЧДБ ПЛБЪБМБУШ ФЕРЕТШ ОБ ЕЕ УФПТПОЕ. уРТБЧЕДМЙЧПУФШ, ЛПФПТПК ОЙЛПЗДБ ОЕ ВЩЧБЕФ НЕУФБ Ч УПЧЕФБИ РПВЕДЙФЕМЕК, РЕТЕЫМБ Ч РТПФЙЧПРПМПЦОЩК МБЗЕТШ. рПТБЦЕОЙЕ, ТБУУХЦДБМЙ ФХТЛЙ, РТЙИПДЙФУС РТЙОСФШ Й РПУМЕДУФЧЙС ЕЗП ОЕПВИПДЙНП УОПУЙФШ; ОП РПСЧМЕОЙЕ ЗТЕЮЕУЛПК БТНЙЙ Ч нБМПК бЪЙЙ Ч ФПФ УБНЩК НПНЕОФ, ЛПЗДБ фХТГЙА ТБЪПТХЦБМЙ, РТЕДЧЕЭБМП ХОЙЮФПЦЕОЙЕ Й УНЕТФШ ФХТЕГЛПК ОБГЙЙ Й РТЕЧТБЭЕОЙЕ ФХТПЛ Ч ХЗОЕФБЕНХА Й РПТБВПЭЕООХА ТБУХ. 9 ЙАОС Ч НБМЕОШЛПН ЗПТПДЙЫЛЕ иБТБУЕ ПЛПМП бНБУЙЙ нХУФБЖБ лЕНБМШ РХВМЙЮОП ЙЪМПЦЙМ УЧПЙ РМБОЩ УРБУЕОЙС фХТГЙЙ. пЗПОШ РБО-ФХТЕГЛПК ЙДЕЙ, РПЮФЙ РПЗБУЫЙК, УОПЧБ ЧУРЩИОХМ СТЛЙН РМБНЕОЕН. оЙ ПДЙО ФХТПЛ ОЕ ЦЕМБМ РТЙЪОБФШ ЗТЕЮЕУЛПЕ ЪБЧПЕЧБОЙЕ ЧЕМЕОЙЕН УХДШВЩ. иПФС пФФПНБОУЛБС ЙНРЕТЙС, ПФСЗПЭЕООБС ВЕЪХНЙЕН, ЪБРСФОБООБС РТЕУФХРМЕОЙСНЙ, ЙУФПНМЕООБС ДХТОЩН ХРТБЧМЕОЙЕН, ТБЪВЙФБС ОБ РПМЕ ВТБОЙ Й ДПЧЕДЕООБС ДП ЙУФПЭЕОЙС ДПМЗЙНЙ Й ПРХУФПЫЙФЕМШОЩНЙ ЧПКОБНЙ, ТБУРБДБМБУШ ОБ ЮБУФЙ, ФЕН ОЕ НЕОЕЕ ФХТЛЙ ВЩМЙ ЕЭЕ ЦЙЧЩ. ч ЙИ ЗТХДЙ ВЙМПУШ УЕТДГЕ ТБУЩ, ВТПУБЧЫЕК ОЕЛПЗДБ ЧЩЪПЧ ЧУЕНХ НЙТХ Й Ч ФЕЮЕОЙЕ УФПМЕФЙК ХУРЕЫОП ПВПТПОСЧЫЕКУС ПФ ЧУЕИ РТЙЫЕМШГЕЧ. фЕРЕТШ Ч ТХЛБИ ФХТПЛ УОПЧБ ВЩМП УПЧТЕНЕООПЕ ЧПЕООПЕ УОБТСЦЕОЙЕ, Б ЧП ЗМБЧЕ ЙИ УФПСМ ЧПЦДШ, ЛПФПТЩК, УХДС РП ЧУЕНХ, УФПЙФ ТСДПН У ФЕНЙ ЮЕФЩТШНС ЙМЙ РСФША МАДШНЙ, ЛПФПТЩЕ ЧЩДЧЙОХМЙУШ ОБ РЕТЧЩК РМБО ЧП ЧТЕНС НЙТПЧПЗП ЛБФБЛМЙЪНБ. ч ТБЪЪПМПЮЕООЩИ Й ХЧЕЫБООЩИ ЛПЧТБНЙ ЪБМБИ рБТЙЦБ УПВТБМЙУШ ЪБЛПОПДБФЕМЙ НЙТБ. ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ, ХЗТПЦБЕНПН РХЫЛБНЙ УПАЪОЙЮЕУЛЙИ ЖМПФПЧ, ЪБУЕДБМП ЛХЛПМШОПЕ ФХТЕГЛПЕ РТБЧЙФЕМШУФЧП. оП Ч НБМПДПУФХРОЩИ ИПМНБИ Й ДПМЙОБИ бОБФПМЙКУЛПК «ФХТЕГЛПК ТПДЙОЩ» ЦЙМБ «ЗТХРРБ ВЕДОСЛПЧ, …ЛПФПТБС ОЕ ИПФЕМБ РТЙНЙТЙФШУС У РПДПВОЩН ТЕЫЕОЙЕН». ч ЬФПФ НПНЕОФ Х ЙИ ВЙЧХБЮОЩИ ЛПУФТПЧ ЧНЕУФЕ У ОЙНЙ ВЩМ ЧЕМЙЮБЧЩК ДХИ УРТБЧЕДМЙЧПУФЙ, ПДЕФЩК Ч МПИНПФШС ЙЪЗОБООЙЛБ.

с ДП УЙИ РПТ ОЕ РПОЙНБА, ЛБЛЙН ПВТБЪПН УПВТБЧЫЙЕУС Ч рБТЙЦЕ ЧЩДБАЭЙЕУС РПМЙФЙЮЕУЛЙЕ МАДЙ — чЙМШУПО, мМПКД-дЦПТДЦ, лМЕНБОУП Й чЕОЙЪЕМПУ, — МАДЙ, НХДТПУФШ, ПУФПТПЦОПУФШ Й УРПУПВОПУФШ ЛПФПТЩИ РПДОСМЙ ЙИ УФПМШ ЧЩУПЛП ОБД ЧУЕНЙ ЙИ ЛПММЕЗБНЙ, НПЗМЙ ТЕЫЙФШУС ОБ УФПМШ ОЕПВДХНБООЩК Й ЖБФБМШОЩК ЫБЗ. нОПЗЙИ, РПЦБМХК, ЙЪХНЙФ ФП ВПМШЫПЕ ЪОБЮЕОЙЕ, ЛПФПТПЕ С РТЙДБА ЧФПТЦЕОЙА ЗТЕЛПЧ Ч уНЙТОХ, УПЧЕТЫЕООПНХ РП ФТЕВПЧБОЙА УПАЪОЙЛПЧ.

ъОБЮЕОЙЕ УНЙТОУЛПЗП ЬРЙЪПДБ ОЕЛПФПТПЕ ЧТЕНС ОЕ ВЩМП РПОСФП ЫЙТПЛПК РХВМЙЛПК. вЩМП ФБЛ НОПЗП ФЕН ДМС ТБЪЗПЧПТБ, РТЕДУФПСМП УДЕМБФШ УФПМШЛП ЙОФЕТЕУОЩИ Й ЧБЦОЩИ ЧЕЭЕК, ПРЙУБФШ ФБЛ НОПЗП ЦЕУФПЛЙИ Й ФСЦЕМЩИ ЙОГЙДЕОФПЧ Й ОБТЙУПЧБФШ ФБЛ НОПЗП ЧЩУПЛЙИ ЙДЕБМПЧ, ЮФП РПУЩМЛБ ЛБЛЙИ-ФП ДЧХИ ЗТЕЮЕУЛЙИ ДЙЧЙЪЙК Ч уНЙТОХ Й ТБУУФТЕМ ОЕУЛПМШЛЙИ УПФ ФХТПЛ ЧП ЧТЕНС ДЕУБОФБ ОЕ ПЛБЪБМЙ ОЙЛБЛПЗП ЧРЕЮБФМЕОЙС ОБ ПВЭЕУФЧЕООПЕ НОЕОЙЕ Ч ЗМБЧОЩИ УПАЪОЙЮЕУЛЙИ УФТБОБИ. рСФШУПФ ЙУЛМАЮЙФЕМШОП ФБМБОФМЙЧЩИ ЛПТТЕУРПОДЕОФПЧ Й РЙУБФЕМЕК, ПВЙЧБЧЫЙИ РПТПЗЙ ЛПОЖЕТЕОГЙЙ, ОБУФХЛЙЧБМЙ УЧПЙ ЧПУЕНШДЕУСФ ФЩУСЮ УМПЧ Ч ОПЮШ, Й ЧП ЧУЕИ ТХЛПЧПДСЭЙИ ЗБЪЕФБИ, ТБУРПМБЗБЧЫЙИ ПЗТПНОЩН ФЙТБЦПН, ОЙЛПЗДБ ОЕ ВЩМП ОЕДПУФБФЛБ Ч УЕОУБГЙПООЩИ ЪБЗПМПЧЛБИ. лПОЕЮОП УТЕДЙ ЬФЙИ ЪБЗПМПЧЛПЧ ОБЫЕМ УЕВЕ НЕУФП Й ФБЛПК: «зТЕЮЕУЛЙЕ ДЙЧЙЪЙЙ ЧЩУБЦЙЧБАФУС Ч уНЙТОЕ. фХТЕГЛПЕ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ УМПНМЕОП». оБ УМЕДХАЭЙК ДЕОШ РПСЧЙМБУШ ЛБЛБС-МЙВП ДТХЗБС УЕОУБГЙС, ЙВП ЧЕДШ ЛБЦДЩК ДЕОШ ОХЦОП ВЩМП ЮФП-ОЙВХДШ РЕЮБФБФШ ЛТХРОЩНЙ ВХЛЧБНЙ. оЙ ЗБЪЕФЩ, ОЙ ЮЙФБФЕМЕК Ч ЬФПН ЧЙОЙФШ ОЕ РТЙИПДЙФУС. й ЙЪДБФЕМЙ, Й ЮЙФБФЕМЙ ВЩМЙ РТЕУЩЭЕОЩ УЕОУБГЙЕК, Й ЫЙТПЛБС РХВМЙЛБ, ИПФС Й ЮЙФБЧЫБС ЗБЪЕФЩ, ДХНБМБ ЗМБЧОЩН ПВТБЪПН П ЧПУУФБОПЧМЕОЙЙ УЧПЙИ УЕНЕКОЩИ ПЮБЗПЧ Й П УЧПЙИ ЛПННЕТЮЕУЛЙИ ДЕМБИ. еК У РПМОЩН РТБЧПН НПЦОП ВЩМП ТБЪТЕЫЙФШ «ПФРХУЛ РП ОЕПФМПЦОПНХ МЙЮОПНХ ДЕМХ». нЩ ДПМЦОЩ ФЕРЕТШ ЙЪМПЦЙФШ ОЕУЛПМШЛП УПВЩФЙК Ч ИТПОПМПЗЙЮЕУЛПН РПТСДЛЕ. нМБДПФХТЕГЛЙЕ МЙДЕТЩ, ЧМБДЩЮЕУФЧПЧБЧЫЙЕ ОБД фХТГЙЕК ПФ ТЕЧПМАГЙЙ 1910 З. ДП ЛПОГБ ЧЕМЙЛПК ЧПКОЩ, ТБУУЕСМЙУШ РП ЧУЕН УФТБОБН Й ОБИПДЙМЙУШ Ч ЙЪЗОБОЙЙ. ьОЧЕТ РПУМЕ ТЙУЛПЧБООЩИ РТЙЛМАЮЕОЙК Й ЧПЕООЩИ РПДЧЙЗПЧ Ч фХТЛЕУФБОЕ РПЗЙВ ОБ РПМЕ УТБЦЕОЙС. фБМББФ ВЩМ ЪБУФТЕМЕО Ч вЕТМЙОЕ БТНСОЙОПН, УПЧЕТЫЙЧЫЙН ЬФПФ БЛФ Ч ПФНЭЕОЙЕ ОБУЙМЙС ОБД ЕЗП УПРМЕНЕООЙЛБНЙ. дЦБЧЙД Ч 1926 З. ВЩМ ЛБЪОЕО РПВЕДПОПУОЩН нХУФБЖПК лЕНБМЕН Й ЧЪПЫЕМ ОБ ЬЫБЖПФ, РПЧФПТСС УФТПЮЛЙ УФБТЙООПК ФХТЕГЛПК РПЬНЩ.

фЕРЕТШ Ч ФХТЕГЛПК РПМЙФЙЛЕ РПСЧМСЕФУС ОПЧБС ЖЙЗХТБ, ДЕКУФЧПЧБЧЫБС ОЕДПМЗП, ОП ПУФБЧЙЧЫБС РП УЕВЕ УМЕДЩ. жЕТЙД-РБЫБ ЧУФХРЙМ Ч ДПМЦОПУФШ 4 НБТФБ 1919 З. Й, ДЕКУФЧХС Ч ФЕУОПН УПАЪЕ У УХМФБОПН, РТПСЧМСМ ВПМШЫХА ХУФХРЮЙЧПУФШ. ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ ЕЗП ПЛТХЦБМЙ ЧПЕООЩЕ УХДБ Й ЫФЩЛЙ УПАЪОЙЛПЧ. ч ЗПТБИ нБМПК бЪЙЙ ХЛТЩЧБМЙУШ ПУФБФЛЙ ЛПНЙФЕФБ «ЕДЙОЕОЙС Й РТПЗТЕУУБ», МЙЫЙЧЫЕЗПУС ЧУЕИ УЧПЙИ МЙДЕТПЧ. ьФП ВЩМЙ НТБЮОП ОБУФТПЕООЩЕ МАДЙ Й РПЮФЙ ЗПФПЧЩЕ ОБ ЧПУУФБОЙЕ. жЕТЙДХ У ФТХДПН ХДБЧБМПУШ МБЧЙТПЧБФШ НЕЦДХ ЬФЙНЙ ДЧХНС МБЗЕТСНЙ, У ПВЕЙИ УФПТПО ПЛБЪЩЧБЧЫЙНЙ ОБ ОЕЗП ДБЧМЕОЙЕ. пО ЛМБОСМУС Й ЙЪЧЙОСМУС РЕТЕД УПАЪОЙЛБНЙ Й Ч ФП ЦЕ УБНПЕ ЧТЕНС РПДДЕТЦЙЧБМ ДТХЦЕУЛЙЕ УОПЫЕОЙС У ОБГЙПОБМЙУФБНЙ. ч ЧЙДЕ РТПФЕУФБ РТПФЙЧ ПЛЛХРБГЙЙ уНЙТОЩ ПО РПДБМ Ч ПФУФБЧЛХ, ОП ПРСФШ ЧУФХРЙМ Ч ДПМЦОПУФШ Ч ФПФ ЦЕ УБНЩК ДЕОШ. 7 ЙАОС ЧП ЗМБЧЕ НЙТОПК ДЕМЕЗБГЙЙ ПО РТЙВЩМ Ч рБТЙЦ, ЮФПВЩ ИПДБФБКУФЧПЧБФШ П ВПМЕЕ УОЙУИПДЙФЕМШОПН ПФОПЫЕОЙЙ Л фХТГЙЙ. лПОЖЕТЕОГЙС ДБМБ ЕНХ ХОЙЮФПЦБАЭЙК ПФЧЕФ. 1 ЙАМС ПО ОБЪОБЮЙМ нХУФБЖХ лЕНБМС ЗЕОЕТБМШОЩН ЙОУРЕЛФПТПН Ч УЕЧЕТОПК ЮБУФЙ нБМПК бЪЙЙ. ч БЧЗХУФЕ Й УЕОФСВТЕ нХУФБЖБ лЕНБМШ УПЪЧБМ Ч ьТЪЕТХНЕ Й уЙЧБУЕ УЯЕЪДЩ ДЕМЕЗБФПЧ ЧПУФПЮОЩИ ПВМБУФЕК. 11 УЕОФСВТС уЙЧБУУЛЙК ЛПОЗТЕУУ ПРХВМЙЛПЧБМ НБОЙЖЕУФ ПФОПУЙФЕМШОП ФХТЕГЛЙИ РТБЧ, РТЕЧТБФЙЧЫЙКУС ЧРПУМЕДУФЧЙЙ Ч «ОБГЙПОБМШОЩК ДПЗПЧПТ» ЙМЙ ФПТЦЕУФЧЕООХА ЛПОУФЙФХГЙПООХА ИБТФЙА ОПЧПК фХТГЙЙ. ч ЛПОГЕ УЕОФСВТС ЧМБУФШ лПОУФБОФЙОПРПМС ОЕ ЫМБ ДБМШЫЕ ВЕТЕЗПЧ вПУЖПТБ Й нТБНПТОПЗП НПТС. дБЦЕ вТХУУБ, ОБИПДЙЧЫБСУС ЧУЕЗП Ч ПДОПН ЮБУЕ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОПЗП РХФЙ РП РПВЕТЕЦША нТБНПТОПЗП НПТС, Ч ПЛФСВТЕ РЕТЕЫМБ РПД ЧМБУФШ БОЗПТУЛПЗП РТБЧЙФЕМШУФЧБ. жЕТЙД УОПЧБ РПДБМ Ч ПФУФБЧЛХ Й ХУФХРЙМ НЕУФП РТБЧЙФЕМШУФЧХ, ОЕ ЪОБЧЫЕНХ, ОБ ЮША УФПТПОХ ЕНХ УФБФШ, — ОБ УФПТПОХ МЙ УХМФБОБ, ОБИПДЙЧЫЕЗПУС Ч ТХЛБИ УПАЪОЙЛПЧ, ЙМЙ ОБ УФПТПОХ нХУФБЖБ лЕНБМС Й ЕЗП «ОБГЙПОБМШОПЗП ДПЗПЧПТБ».

фЕН ЧТЕНЕОЕН ОБЫЙ БТНЙЙ ВЩУФТП ФБСМЙ. ч СОЧБТЕ 1919 З. ЧПЕООПЕ НЙОЙУФЕТУФЧП ЙНЕМП ЕЭЕ Ч УЧПЕН ТБУРПТСЦЕОЙЙ РПЮФЙ 3 НМО. ЮЕМ. чУЕ ЬФЙ ЧПКУЛБ ОБИПДЙМЙУШ ОБ ФЕТТЙФПТЙСИ ЙОПУФТБООЩИ ЗПУХДБТУФЧ. ч НБТФЕ ПФ 3 НМО. ПУФБМПУШ 2 НМО., ДБ Й ЬФЙ ВЩУФТП ДЕНПВЙМЙЪПЧБМЙУШ л УЕТЕДЙОЕ МЕФБ 1919 З. Х ОБУ ОЕ ВЩМП РПЮФЙ ОЙЛБЛЙИ ЧПКУЛ, ЕУМЙ ОЕ УЮЙФБФШ ПФТСДПЧ, РПУМБООЩИ ОБ тЕКО. чПКУЛБ, ЧЪСФЩЕ ОБ ПУОПЧБОЙЙ ЪБЛПОБ П ЧПЙОУЛПК РПЧЙООПУФЙ, ДПМЦОЩ ВЩМЙ ВЩФШ РПУМБОЩ ОБ ТПДЙОХ. оПЧБС РПУФПСООБС БТНЙС ОБИПДЙМБУШ ЕЭЕ Ч РТПГЕУУЕ УПЪЙДБОЙС, Б ДПВТПЧПМШГЩ ДМС РПУФПСООПК ЧПЕООПК УМХЦВЩ ОБВЙТБМЙУШ ЧЕУШНБ НЕДМЕООП. юЕТЕЪ ЗПД РПУМЕ РЕТЕНЙТЙС ЧНЕУФП ДЙЧЙЪЙК Ч 15-20 ФЩУ. ЮЕМ., УОБТСЦЕООЩИ ДП РПУМЕДОЙИ ДЕФБМЕК, Х ОБУ ПУФБМЙУШ ВБФБМШПОЩ Ч 500-600 ЮЕМ. ьФП ВЩУФТПЕ УПЛТБЭЕОЙЕ ОБЫЕК ЧПЕООПК УЙМЩ РТПЙЪЧПДЙМП ФЕН ВПМЕЕ УФТБООПЕ ЧРЕЮБФМЕОЙЕ, ЮФП ЛБЛ ТБЪ Ч ЬФП ЧТЕНС ХЗТПЦБАЭЙЕ ОБН ПРБУОПУФЙ Й РТПСЧМСЕНБС Л ОБН ЧТБЦДЕВОПУФШ РПЮФЙ РПЧУАДХ ХЧЕМЙЮЙЧБМЙУШ. ч ДЕЛБВТЕ 1919 З. С ТБЪПУМБМ ЛБВЙОЕФХ НЕНПТБОДХН ЗЕОЕТБМШОПЗП ЫФБВБ, УППВЭБЧЫЙК П ВЩУФТПН ХНЕОШЫЕОЙЙ ОБЫЙИ ЧПЕООЩИ УЙМ Й РПДЮЕТЛЙЧБЧЫЙК ОЕУППФЧЕФУФЧЙЕ НЕЦДХ ОБЫЕК РПМЙФЙЛПК Й ОБЫЙНЙ ТЕБМШОЩНЙ УЙМБНЙ.

«рБТБЗТБЖ 31. чТСД МЙ ОЕПВИПДЙНП ХРПНЙОБФШ П ФПН, ЮФП У НПНЕОФБ ЧУФХРМЕОЙС Ч ДЕКУФЧЙЕ ФХТЕГЛПЗП РЕТЕНЙТЙС, ЪБЛМАЮЕООПЗП 31 ПЛФСВТС 1918 З., УЙФХБГЙС ЪОБЮЙФЕМШОП ЙЪНЕОЙМБУШ, ЛБЛ Ч УНЩУМЕ ЧПЕООЩИ ТЕУХТУПЧ РТБЧЙФЕМШУФЧБ ЕЗП ЧЕМЙЮЕУФЧБ, ФБЛ Й Ч УНЩУМЕ РПМЙФЙЮЕУЛПЗП РПМПЦЕОЙС, УПЪДБЧЫЕЗПУС ОБ ФЕТТЙФПТЙЙ ВЩЧЫЕК фХТЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ. еУМЙ ОЕ УЮЙФБФШ ЧПКУЛ, ДЕКУФЧХАЭЙИ Ч рБМЕУФЙОЕ Й нЕУПРПФБНЙЙ, ФП ВТЙФБОУЛЙЕ ЧПЕООЩЕ УЙМЩ, ЙНЕАЭЙЕУС Ч ОБЫЕН ТБУРПТСЦЕОЙЙ ДМС ПВЕУРЕЮЕОЙС НЙТОЩИ ХУМПЧЙК, НПЦОП ПРТЕДЕМЙФШ УМЕДХАЭЙН ПВТБЪПН.

пДОБ ДЙЧЙЪЙС РМАУ ПФДЕМШОЩЕ БТНЕКУЛЙЕ ПФТСДЩ (ЧЛМАЮБС ВБФХНУЛЙК ЗБТОЙЪПО). ьФБ ДЙЧЙЪЙС УПУФПЙФ ЙЪ 13 ФЩУ. ВТЙФБОГЕЧ Й 18 ФЩУ. ЙОДЙКГЕЧ, — ЧУЕЗП 31 ФЩУ. ВПКГПЧ.

уЙМ ЬФЙИ ДПУФБФПЮОП МЙЫШ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ ПИТБОСФШ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩЕ МЙОЙЙ. зЕОЕТБМШОЩК ЫФБВ ДПМЦЕО ЪБНЕФЙФШ, ЮФП ДМС ДЕКУФЧЙК Ч фХТГЙЙ Х ОБУ ОЕ ЙНЕЕФУС ОЙЛБЛЙИ РПДЛТЕРМЕОЙК, ЕУМЙ НЩ ОЕ ОБВЕТЕН ОПЧЩЕ ЧПКУЛБ РХФЕН ПВСЪБФЕМШОПК ЧПЙОУЛПК РПЧЙООПУФЙ ЙМЙ У РПНПЭША ДТХЗЙИ УТЕДУФЧ».

зЕОЕТБМШОЩК ЫФБВ ЧЩУЛБЪЩЧБМ РП ЬФПНХ РПЧПДХ УМЕДХАЭЙЕ УППВТБЦЕОЙС:

«рТБЧЙФЕМШУФЧП ЕЗП ЧЕМЙЮЕУФЧБ ДПМЦОП УЕТШЕЪОП ОБУФБЙЧБФШ МЙЫШ ОБ ФБЛЙИ ФТЕВПЧБОЙСИ, ЛПФПТЩЕ УППФЧЕФУФЧХАФ ОБЫЙН ОБМЙЮОЩН ТЕУХТУБН ЙМЙ ТЕУХТУБН, ЛПФПТЩЕ НЩ ЙНЕЕН Ч ЧЙДХ УПЪДБФШ ДМС ЧЩРПМОЕОЙС ЬФЙИ ХУМПЧЙК.

оЕ ЧИПДС Ч ПВУХЦДЕОЙЕ РПМЙФЙЮЕУЛПК УФПТПОЩ ТБЪМЙЮОЩИ ЧПРТПУПЧ, ЗЕОЕТБМШОЩК ЫФБВ УЮЙФБЕФ ОХЦОЩН РЕТЕЮЙУМЙФШ УМЕДХАЭЙЕ НЕТЩ, ЛПФПТЩЕ РП ФЕН ЙМЙ ДТХЗЙН УППВТБЦЕОЙСН НПЗХФ ВЩФШ РТЕДМПЦЕОЩ, ОП ПУХЭЕУФЧМЕОЙЕ ЛПФПТЩИ, УПЗМБУОП ЙОЖПТНБГЙЙ ЗЕОЕТБМШОПЗП ЫФБВБ, НПЦЕФ ЧЩЪЧБФШ ОЕПВИПДЙНПУФШ РПДЛТЕРМЕОЙК ОБЫЕК ЮЕТОПНПТУЛПК БТНЙЙ ЪБ УЮЕФ ЧПЕООЩИ УЙМ УПАЪОЙЛПЧ ЙМЙ ЪБ УЮЕФ ДБМШОЕКЫЙИ ВТЙФБОУЛЙИ ОБВПТПЧ:

1. уПЪДБОЙЕ ЧЕМЙЛПК бТНЕОЙЙ, Ч ЛПФПТХА ЧИПДСФ лЙМЙЛЙС Й ьТЙЧБОУЛБС ТЕУРХВМЙЛБ.

2. уПЪДБОЙЕ ОЕЪБЧЙУЙНПЗП лХТДЙУФБОБ.

3. рТЙПВТЕФЕОЙЕ зТЕГЙЕК ФПК ЙМЙ ЙОПК ЮБУФЙ ЮЕТОПНПТУЛПЗП РПВЕТЕЦШС (sic!).

4. зТЕЮЕУЛБС ПЛЛХРБГЙС ФПК ЙМЙ ЙОПК ЮБУФЙ бКДЙОУЛПЗП ЧЙМБКЕФБ.

5. рПУФПСООБС ПЛЛХРБГЙС йФБМЙЕК ФПК ЙМЙ ДТХЗПК ЮБУФЙ АЦОПК бОБФПМЙЙ ЙМЙ лПОЙЙ. чРТПЮЕН, ФТХДОП УЛБЪБФШ, ЧЩЪПЧЕФ МЙ ЬФПФ ЫБЗ ФБЛПЕ ЦЕ ТБЪДТБЦЕОЙЕ УП УФПТПОЩ ФХТПЛ, ЛБЛ МАВПК ЙЪ ЧЩЫЕХРПНСОХФЩИ.

рПНЙНП ХЛБЪБООЩИ ЧЩЫЕ НЕТ, ЛПФПТЩЕ ЧЩЪПЧХФ ОЕНЕДМЕООХА ОХЦДХ Ч РПДЛТЕРМЕОЙЙ, НЩ ДПМЦОЩ ПФНЕФЙФШ УМЕДХАЭЙЕ ДЧЕ НЕТЩ, ДЕМБАЭЙЕ ОЕПВИПДЙНЩН УПДЕТЦБОЙЕ Ч УППФЧЕФУФЧХАЭЙИ НЕУФБИ РПУФПСООПЗП ЗБТОЙЪПОБ Ч ФЕЮЕОЙЕ ОЕПРТЕДЕМЕООП ДПМЗПЗП ЧТЕНЕОЙ:

6. рТЙПВТЕФЕОЙЕ зТЕГЙЕК ЧПУФПЮОПК жТБЛЙЙ.

7. йЪЗОБОЙЕ ФХТПЛ ЙЪ лПОУФБОФЙОПРПМС».

оЕУНПФТС ОБ ЧУЕ ЬФЙ ЪБФТХДОЕОЙС, УПАЪОЙЛЙ ОЕ РТЙОЙНБМЙ ОЙЛБЛПЗП ТЕЫЕОЙС Й РТЕДПУФБЧМСМЙ УПВЩФЙСН ЙДФЙ УЧПЙН РХФЕН. рПЛБ БНЕТЙЛБОУЛБС ЛПНЙУУЙС ТБЪЯЕЪЦБМБ РП уТЕДОЕНХ чПУФПЛХ, ЧЩДЧЙЗБМЙУШ УБНЩЕ ЖБОФБУФЙЮЕУЛЙЕ РМБОЩ ТБЪДЕМБ фХТГЙЙ. пВ БООЕЛУЙСИ ТЕЮЙ ОЕ ВЩМП, ОП ЗМБЧОЩН ДЕТЦБЧБН ТЕЛПНЕОДПЧБМПУШ ДБФШ «НБОДБФЩ», РТЕДПУФБЧМСАЭЙЕ ЙН ОЕПВИПДЙНЩК РТЕДМПЗ ДМС ЖБЛФЙЮЕУЛПЗП ЧМБДЩЮЕУФЧБ. жТБОГЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ЧЪСФШ уЙТЙА Й лЙМЙЛЙА. йФБМЙС, ОЙУЛПМШЛП ОЕ УФЕУОССУШ, ЧЩТБЦБМБ ОБНЕТЕОЙЕ ЪБОСФШ ЧЕУШ лБЧЛБЪ, Б ФБЛЦЕ РТПЧЙОГЙА бДБМЙА Ч нБМПК бЪЙЙ; бОЗМЙС ОБНЕТЕЧБМБУШ ПЛПОЮБФЕМШОП ЪБЛТЕРЙФШ ЪБ УПВПК нЕУПРПФБНЙА Й рБМЕУФЙОХ, ЗДЕ УФПСМЙ ОБЫЙ БТНЙЙ. б ЮФП ЛБУБЕФУС уПЕДЙОЕООЩИ ыФБФПЧ, ФП ЧУЕ ПЦЙДБМЙ, ЮФП ПОЙ РТЙНХФ НБОДБФ ОБ бТНЕОЙА. ч СОЧБТЕ 1920 З. зТЕГЙС, ЛПФПТБС ЙУРЩФЩЧБМБ ОБЙВПМШЫЙЕ ЪБФТХДОЕОЙС ПФ ЬФПК ОЕПРТЕДЕМЕООПУФЙ ЖЙОБОУПЧПЗП, ЧПЕООПЗП Й РПМЙФЙЮЕУЛПЗП РПМПЦЕОЙС, ОБЮБМБ ПВОБТХЦЙЧБФШ РТЙЪОБЛЙ ХУФБМПУФЙ.

ч ЬФЙИ УПВМБЪОЙФЕМШОЩИ ЙММАЪЙСИ РТПЫЕМ 1919 З. нЕДМЕООП, ОЕТЕЗХМСТОП, ФЭБФЕМШОП, Ч ПВУФБОПЧЛЕ РПУФПСООЩИ УРПТПЧ Й ЙУЮЕТРЩЧБАЭЙИ ДЙУЛХУУЙК, РПДЗПФПЧМСМБУШ Ч рБТЙЦЕ ОПЧБС ЛБТФБ уТЕДОЕЗП чПУФПЛБ Й ТБЪТБВБФЩЧБМУС РТПЕЛФ НЙТОПЗП ДПЗПЧПТБ У фХТГЙЕК. рТБЧЙФЕМШУФЧБН РТЙИПДЙМПУШ ТЕЫБФШ ГЕМЩК ТСД ЛТБКОЕ ПУФТЩИ ЧПРТПУПЧ. ч ДЕЛБВТЕ 1919 З. Й Ч СОЧБТЕ 1920 З. ВТЙФБОУЛЙК ЛБВЙОЕФ У ВПМШЫЙН ЧОЙНБОЙЕН ПВУХЦДБМ ЧПРТПУ П ФПН, НПЦОП МЙ ПУФБЧЙФШ УХМФБОБ Ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ ОБ РПМПЦЕОЙЙ ЛБМЙЖБ, ПВУФБЧЙЧ ЬФПФ РПУФ ВЕУЮЙУМЕООЩНЙ ПЗТБОЙЮЕОЙСНЙ, ЙМЙ ЦЕ УМЕДХЕФ ЧЩЗОБФШ ФХТПЛ ЙЪ еЧТПРЩ «УП ЧУЕНЙ ЙИ РПЦЙФЛБНЙ»{73} . чФПТПК ЧПРТПУ ЪБЛМАЮБМУС Ч ФПН, УМЕДХЕФ ЙМЙ ОЕ УМЕДХЕФ РТЕЧТБФЙФШ НЕЮЕФШ УЧ. уПЖЙЙ Ч ИТЙУФЙБОУЛХА ГЕТЛПЧШ. чП ЧТЕНС ЬФЙИ ДЙУЛХУУЙК МПТД лЕТЪПО, ЪБЧЕДПЧБЧЫЙК НЙОЙУФЕТУФЧПН ЙОПУФТБООЩИ ДЕМ, ЧПЧУА УТБЦБМУС У ьДЧЙОПН нПОФЕЗА, ЛПФПТПЗП РПДДЕТЦЙЧБМП ПВЭЕУФЧЕООПЕ НОЕОЙЕ йОДЙЙ, УЙНРБФЙЙ НБЗПНЕФБОУЛПЗП НЙТБ, ФХТЛПЖЙМШУЛЙЕ УЛМПООПУФЙ ЛПОУЕТЧБФЙЧОПК РБТФЙЙ Й ПВЯЕНЙУФЩЕ НЕНПТБОДХНЩ НЙОЙУФЕТУФЧБ РП ДЕМБН йОДЙЙ.

вПТШВБ ЧЕМБУШ ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЬОЕТЗЙЮОП. рП НОЕОЙА нПОФЬЗА, ЙЪЗОБОЙЕ ФХТПЛ Й ЛБМЙЖБ ЙЪ лПОУФБОФЙОПРПМС, У УПЗМБУЙС ЙМЙ ИПФС ВЩ РТЙ РПРХУФЙФЕМШУФЧЕ бОЗМЙЙ, ПЛПОЮБФЕМШОП ДПМЦОП ВЩМП РПДПТЧБФШ Й ВЕЪ ФПЗП ХЦЕ ЛПМЕВМАЭХАУС МПСМШОПУФШ ФЕИ ДЧХИУПФ ЙМЙ ФТЕИУПФ ОБТПДПЧ Й ТЕМЙЗЙПЪОЩИ УЕЛФ, ЛПФПТЩЕ ОБУЕМСАФ йОДЙКУЛЙК РПМХПУФТПЧ. оБПВПТПФ, МПТД лЕТЪПО ХФЧЕТЦДБМ, ЮФП ПОЙ ОЕ ПВТБФСФ ОБ ЬФП ОЙЛБЛПЗП ЧОЙНБОЙС. оЕЛПФПТЩЕ ПДПВТСФ ЬФП, ВПМШЫЙОУФЧП ЦЕ ПУФБОЕФУС ВЕЪТБЪМЙЮОЩН, Б ЮФП ЛБУБЕФУС НБЗПНЕФБО, ЕДЙОУФЧЕООП ЪБЙОФЕТЕУПЧБООЩИ Ч ЬФПН ЧПРТПУЕ, ФП ЧЕДШ ПОЙ, ОЙУЛПМШЛП ОЕ УНХЭБСУШ, ИТБВТП Й УФПКЛП УТБЦБМЙУШ ОБ ТБЪМЙЮОЩИ ФЕБФТБИ ЧПКОЩ У БТНЙСНЙ ЬФПЗП УБНПЗП ЛБМЙЖБ. рП ЧПРТПУХ П УЧ. уПЖЙЙ, нПОФЕЗА ХФЧЕТЦДБМ, ЮФП ЬФП ЪДБОЙЕ Ч ФЕЮЕОЙЕ 459 МЕФ ВЩМП ЮТЕЪЧЩЮБКОП РПЮЙФБЕНПК НБЗПНЕФБОУЛПК НЕЮЕФША. ьФПФ ДПЧПД РТПЙЪЧПДЙМ ОБ ОБУ ОЕНБМПЕ ЧРЕЮБФМЕОЙЕ, РПЛБ МПТД лЕТЪПО ОЕ ЧПЪТБЦБМ, ЮФП ЧЕДШ ЬФП ЦЕ УБНПЕ ЪДБОЙЕ Ч ФЕЮЕОЙЕ 915 МЕФ ВЩМП ИТЙУФЙБОУЛЙН ИТБНПН. дПЧПДЩ РПЮФЙ ХТБЧОПЧЕЫЙЧБМЙУШ; Ч ОПЧПЕ ЧТЕНС РТБЧП ДБЧОПУФЙ ВЩМП ОБ УФПТПОЕ НБЗПНЕФБО, ОП ЪБФП РЕТЕД ФЕН ИТЙУФЙБОЕ ЧМБДЕМЙ ИТБНПН Ч ФЕЮЕОЙЕ ЧДЧПЕ ВПМШЫЕЗП УТПЛБ. ьФП ВЩМ ПДЙО ЙЪ ФЕИ ЧПРТПУПЧ, ЛПФПТЩЕ НПЗМЙ ВЕЪ ЛПОГБ ДЕВБФЙТПЧБФШУС ХОЙЧЕТУЙФЕФУЛЙНЙ ХЮЕОЩНЙ МАВПК УФТБОЩ.

рП ЧПРТПУХ П лПОУФБОФЙОПРПМЕ мМПКД-дЦПТДЦ ВЩМ РПМОПУФША УПМЙДБТЕО У МПТДПН лЕТЪПОПН. нБМП ФПЗП, ПО ДБЦЕ РТПСЧМСМ ЪДЕУШ ЗМБЧОХА ЙОЙГЙБФЙЧХ. оП ЧПЕООПЕ НЙОЙУФЕТУФЧП, РТЕДУФБЧМЕООПЕ ЖЕМШДНБТЫБМПН чЙМШУПОПН Й НОПА, ЪБСЧМСМП, ЮФП Х ОБУ ОЕФ УПМДБФ, Б ВЕЪ УПМДБФ НЩ ОЕ НПЦЕН ЧЩЗОБФШ ФХТПЛ ЙЪ лПОУФБОФЙОПРПМС. чНЕУФЕ У НЙОЙУФЕТУФЧПН РП ДЕМБН йОДЙЙ НЩ ОБУФБЙЧБМЙ ОБ ЪБЛМАЮЕОЙЙ НЙТБ У фХТГЙЕК, — НЙТБ ОБУФПСЭЕЗП, ПЛПОЮБФЕМШОПЗП, Б ЗМБЧОПЕ — ВЩУФТПЗП. оБН ВЩМП ДПУФБФПЮОП, ЮФПВЩ РТПИПД ЮЕТЕЪ дБТДБОЕММЩ ВЩМ УЧПВПДЕО ДМС УХДПЧ ЧУЕИ ОБГЙК, ЧЛМАЮБС Й ЧПЕООЩЕ УХДБ. ьФП РПЧМЕЛМП ВЩ ЪБ УПВПА РПУФПСООХА ПЛЛХРБГЙА НЕЦДХОБТПДОЩНЙ УЙМБНЙ ПВПЙИ ВЕТЕЗПЧ РТПМЙЧБ. дМС НЕЦДХОБТПДОПЗП ЗБТОЙЪПОБ НЩ НПЗМЙ ВЩ ХДЕМЙФШ ПФТСДЩ, УППФЧЕФУФЧХАЭЙЕ ОБЫЙН ПЗТБОЙЮЕООЩН УЙМБН. юЕТЕЪ ОЕУЛПМШЛП МЕФ ФБЛБС ПЛЛХРБГЙС РЕТЕУФБМБ ВЩ ЖПТНБМШОП ПУРБТЙЧБФШУС.

уРПТЩ РП ЬФЙН ЧПРТПУБН, ЧЕДЫЙЕУС Ч ВТЙФБОУЛПН ЛБВЙОЕФЕ, ВЩМЙ ХЦЕ ПРХВМЙЛПЧБОЩ ЧП ЧУЕПВЭЕЕ УЧЕДЕОЙЕ, Ч РТЕДЕМБИ ЧПЪНПЦОПУФЙ, Ч ВЙПЗТБЖЙЙ МПТДБ лЕТЪПОБ, ОБРЙУБООПК МПТДПН тПОБМШДУЗЕЕН. нЩ ОЕ ВХДЕФ РПДТПВОП ЗПЧПТЙФШ П ОЙИ ЪДЕУШ. оБ ТПЦДЕУФЧЕ Ч 1919 З. Ч мПОДПОЕ Ч ЪДБОЙЙ НЙОЙУФЕТУФЧБ ЙОПУФТБООЩИ ДЕМ УПУФПСМБУШ БОЗМП-ЖТБОГХЪУЛБС ЛПОЖЕТЕОГЙС ДМС ТБЪТЕЫЕОЙС НОПЗЙИ ЭЕЛПФМЙЧЩИ РТПВМЕН, ЧУФБЧЫЙИ РЕТЕД ПВПЙНЙ РТБЧЙФЕМШУФЧБНЙ Й ЛБУБЧЫЙИУС фХТГЙЙ Й бТБЧЙЙ. мМПКД-дЦПТДЦ, ЬФПФ УФПМШ ФЕТРЕМЙЧЩК Й ДПВТПДХЫОЩК ОБЮБМШОЙЛ, РТЙ ЧУЕИ РТЕДЧБТЙФЕМШОЩИ ПВУХЦДЕОЙСИ ЧЩВЙТБМ ПВЩЮОП ФБЛЙИ ЛПММЕЗ, ЛПФПТЩЕ ТБЪДЕМСМЙ ЕЗП ЧЪЗМСДЩ, ЮФПВЩ ФБЛЙН ПВТБЪПН ПВЕУРЕЮЙФШ ЪБ УПВПА ВПМШЫЙОУФЧП. дМС ПДОПК ЖБЪЩ ПВУХЦДЕОЙК ЧЩВЙТБМЙУШ ПДОЙ МАДЙ, Б ДМС ДТХЗПК — ДТХЗЙЕ. у ЛПОУФЙФХГЙПООПК ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС ЬФПЗП, НПЦЕФ ВЩФШ, ОЕМШЪС ВЩМП ПДПВТЙФШ, ОП Ч ФП МЙИПТБДПЮОПЕ ЧТЕНС ТБВПФБФШ НПЦОП ВЩМП ФПМШЛП ФБЛЙН ПВТБЪПН. оП ЛПЗДБ 9 СОЧБТС РТЕДЧБТЙФЕМШОБС ТБВПФБ ВЩМБ ЪБЛПОЮЕОБ Й ЛБВЙОЕФ НЙОЙУФТПЧ УПВТБМУС Ч РПМОПН УПУФБЧЕ, ФП РПДБЧМСАЭЕЕ ВПМШЫЙОУФЧП ТЕЫЙМП, ЮФП ФХТЛЙ ДПМЦОЩ ПУФБФШУС Ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ. дЕВБФЩ ЧЕМЙУШ Ч ЗПТБЪДП ВПМЕЕ ЗПТСЮЕН ФПОЕ, ЮЕН ЬФП ВЩЧБЕФ ДБЦЕ Ч РБМБФЕ ПВЭЙО. рТЕНШЕТ-НЙОЙУФТ УПЗМБУЙМУС У ТЕЫЕОЙЕН УЧПЙИ ЛПММЕЗ Й ОБ УМЕДХАЭЙК ДЕОШ УППВЭЙМ ЕЗП РБТМБНЕОФХ, ПВПУОПЧБЧ ЕЗП ХВЕДЙФЕМШОЩНЙ БТЗХНЕОФБНЙ.

ч УППФЧЕФУФЧЙЙ У ЬФЙН уЕЧТУЛЙК ФТБЛФБФ РПУФБОПЧМСМ, ЮФП лПОУФБОФЙОПРПМШ ДПМЦЕО ПУФБЧБФШУС ФХТЕГЛПК РТПЧЙОГЙЕК. вПУЖПТ, нТБНПТОПЕ НПТЕ Й дБТДБОЕММЩ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ВЩФШ ПФЛТЩФЩ ДМС ЧУЕИ УХДПЧ Й ОБИПДЙФШУС РПД НЕЦДХОБТПДОЩН ЛПОФТПМЕН. лТПНЕ ЪБРБДОПК Й ЧПУФПЮОПК жТБЛЙЙ РПЮФЙ ДП МЙОЙЙ юБФБМДЦЙ, зТЕГЙС РПМХЮБМБ зБММЙРПМЙКУЛЙК РПМХПУФТПЧ Й ВПМШЫЙОУФЧП ьЗЕКУЛЙИ ПУФТПЧПЧ. уНЙТОБ Й РТЙМЕЗБАЭБС Л ОЕК ПВМБУФШ РЕТЕИПДЙМЙ РПД ХРТБЧМЕОЙЕ зТЕГЙЙ ДП ФЕИ РПТ, РПЛБ ФБН ОЕ ВХДЕФ РТПЧЕДЕО РМЕВЙУГЙФ. фХТГЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ЧПУУФБОПЧЙФШ ЛБРЙФХМСГЙЙ Й РЕТЕДБФШ УЧПЙ ЧППТХЦЕОЙС Й ЖЙОБОУЩ РПД УФТПЗЙК УПАЪОЙЮЕУЛЙК ЛПОФТПМШ. пОБ ДПМЦОБ ВЩМБ РТЕДПУФБЧЙФШ ЧУЕ ЗБТБОФЙЙ УРТБЧЕДМЙЧПЗП ПФОПЫЕОЙС Л ОБГЙПОБМШОЩН Й ТЕМЙЗЙПЪОЩН НЕОШЫЙОУФЧБН. жТБОГХЪЩ ДПМЦОЩ ВЩМЙ РПМХЮЙФШ уЙТЙА, ПИЧБЮЕООХА Ч ЬФП ЧТЕНС ОЕПРЙУХЕНЩН ЧПЪВХЦДЕОЙЕН; бОЗМЙС ДПМЦОБ ВЩМБ ЧЪСФШ ОБ УЕВС ДПТПЗПУФПСЭЙК Й ИМПРПФМЙЧЩК НБОДБФ ОБД рБМЕУФЙОПК Й нЕУПРПФБНЙЕК, Б БТНСОЕ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ХУФТПЙФШУС РПД ЛТЩМЩЫЛПН уПЕДЙОЕООЩИ ыФБФПЧ. пДОПЧТЕНЕООП У РПДРЙУБОЙЕН уЕЧТУЛПЗП ФТБЛФБФБ Й РТЙ ХУМПЧЙЙ ЕЗП ТБФЙЖЙЛБГЙЙ чЕМЙЛПВТЙФБОЙС, жТБОГЙС Й йФБМЙС ЪБЛМАЮЙМЙ ФТЕИУФПТПООЙК ДПЗПЧПТ, РТЕДПУФБЧМСЧЫЙК ЙН Ч ЛБЮЕУФЧЕ УЖЕТ ЧМЙСОЙС ФЕ ФЕТТЙФПТЙЙ, ЛПФПТЩЕ ВЩМЙ ПФЧЕДЕОЩ ЛБЦДПК ЙЪ ЬФЙИ ДЕТЦБЧ УПЗМБЫЕОЙЕН уБКЛУБ — рЙЛП Й ОБ ЛПОЖЕТЕОГЙЙ Ч уЕОФ-цБО-ДЕ-нПТШЕО.

рПУНПФТЙН, ЛБЛ ТБЪЧЕТФЩЧБМЙУШ УПВЩФЙС Ч ФП ЧТЕНС, РПЛБ ЧУЕ ЬФЙ ТЕЫЕОЙС ОЕ ВЩМЙ ЕЭЕ ПРХВМЙЛПЧБОЩ. хЗТАНЩК ЛБТБЧБО ЖБЛФПЧ ХРТСНП ЫЕУФЧПЧБМ РП ЛБНЕОЙУФЩН ДПТПЗБН ЮЕТЕЪ ФТХДОПРТПИПДЙНЩЕ УЛБМЙУФЩЕ ЗПТЩ, РП ПВПЦЦЕООЩН УПМОГЕН РХУФЩОСН. чПЪЧТБФЙНУС ЦЕ ОБ НЗОПЧЕОЙЕ Л ЬФЙН ЖБЛФБН.

12 СОЧБТС 1920 З. Ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ УПВТБМБУШ ОПЧБС ФХТЕГЛБС РБМБФБ ДЕРХФБФПЧ. уПАЪОЙЛЙ МПСМШОП ПФОПУЙМЙУШ Л РТЙОГЙРХ РТЕДУФБЧЙФЕМШОПЗП РТБЧМЕОЙС Й ТБЪТЕЫЙМЙ ФХТЛБН РТПЙЪЧПДЙФШ ЗПМПУПЧБОЙЕ. л ОЕУЮБУФША, РПЮФЙ ЧУЕ ФХТЛЙ ЗПМПУПЧБМЙ ОЕ ФБЛ, ЛБЛ ОБДП. оПЧБС РБМБФБ УПУФПСМБ Ч ПЗТПНОПН ВПМШЫЙОУФЧЕ ЙЪ ОБГЙПОБМЙУФПЧ ЙМЙ, РТПЭЕ ЗПЧПТС, ЙЪ ЛЕНБМЙУФПЧ. рПМПЦЕОЙЕ УФБМП УФПМШ ЪБФТХДОЙФЕМШОЩН, ЮФП 21 СОЧБТС УПАЪОЙЛЙ Ч ЛБЮЕУФЧЕ НЕТЩ РТБЛФЙЮЕУЛПК РТЕДПУФПТПЦОПУФЙ РПФТЕВПЧБМЙ ПФУФБЧЛЙ ФХТЕГЛПЗП ЧПЕООПЗП НЙОЙУФТБ Й ОБЮБМШОЙЛБ ЗЕОЕТБМШОПЗП ЫФБВБ. 28 СОЧБТС ОПЧБС РБМБФБ ХФЧЕТДЙМБ Й РПДРЙУБМБ «ОБГЙПОБМШОЩК ДПЗПЧПТ». ч лПОУФБОФЙОПРПМЕ ЗТПЪЙМП ТБЪТБЪЙФШУС ЧПУУФБОЙЕ, ЪБ ЛПФПТЩН НПЗМБ РПУМЕДПЧБФШ ТЕЪОС, Й ЕЧТПРЕКУЛЙЕ УПАЪОЙЛЙ ВЩМЙ ЧЩОХЦДЕОЩ РТЕДРТЙОСФШ УПЧНЕУФОПЕ ЧЩУФХРМЕОЙЕ. 16 НБТФБ лПОУФБОФЙОПРПМШ ВЩМ ЪБОСФ ВТЙФБОУЛЙНЙ, ЖТБОГХЪУЛЙНЙ Й ЙФБМШСОУЛЙНЙ ЧПКУЛБНЙ. жЕТЙДБ ПРСФШ ХЗПЧПТЙМЙ ЛПЕ-ЛБЛ УПУФБЧЙФШ РТБЧЙФЕМШУФЧП, — УБНПЕ УМБВПЕ ЙЪ ЧУЕИ, ЛПФПТЩЕ ПО ЛПЗДБ-МЙВП ПВТБЪПЧЩЧБМ. ч ЛПОГЕ БРТЕМС ФХТЕГЛПЕ ОБГЙПОБМШОПЕ УПВТБОЙЕ УПВТБМПУШ Ч бОЗПТЕ, ЧДБМЙ ПФ УПАЪОЩИ ЖМПФПЧ Й БТНЙК. 13 НБС, Ч ОЕДПВТЩК ДЕОШ, чЕОЙЪЕМПУ ПРХВМЙЛПЧБМ Ч бЖЙОБИ ХУМПЧЙС уЕЧТУЛПЗП ФТБЛФБФБ. ч ЙАОЕ ВТЙФБОУЛБС РЕТЕДПЧБС МЙОЙС ОБ йУНЙДУЛПН РПМХПУФТПЧЕ ВЩМБ БФБЛПЧБОБ ЛЕНБМЙКУЛЙНЙ ЧПКУЛБНЙ. бФБЛБ ВЩМБ ОЕУЕТШЕЪОБ. вТЙФБОУЛЙН ПФТСДБН ВЩМП РТЙЛБЪБОП ПФЛТЩФШ ПЗПОШ, ЖМПФ, УФПСЧЫЙК Ч нТБНПТОПН НПТЕ, ЪБУЩРБМ ОБРБДБЧЫЙИ УОБТСДБНЙ, Й ЛЕНБМЙУФУЛЙЕ ПФТСДЩ ПФУФХРЙМЙ. оП ПОЙ ПУФБМЙУШ ОБ УЧПЙИ РПЪЙГЙСИ, Й ОБН УОПЧБ, — ОБ ЬФПФ ТБЪ У ЧЕУШНБ ОЕЪОБЮЙФЕМШОЩНЙ УЙМБНЙ, — РТЙЫМПУШ ПЛБЪБФШУС «РЕТЕД МЙГПН ОЕРТЙСФЕМС». ч ЬФП УБНПЕ ЧТЕНС ЖТБОГХЪЩ, ЛПФПТЩЕ, ОЙЪМПЦЙЧ ЬНЙТБ жЕКУБМБ, ЧЕМЙ ЛТХРОЩЕ УТБЦЕОЙС Ч лЙМЙЛЙЙ, ТЕЫЙМЙ РТПУЙФШ НЕУФОЩЕ ФХТЕГЛЙЕ ЧМБУФЙ П РЕТЕНЙТЙЙ. ьФП РТПЙЪПЫМП Ч ФПФ УБНЩК ДЕОШ, ЛПЗДБ ХУМПЧЙС ВХДХЭЕЗП уЕЧТУЛПЗП ФТБЛФБФБ ВЩМЙ ПЗМБЫЕОЩ Ч бЖЙОБИ.

чЕОЙЪЕМПУ ТЕЫЙМ УЩЗТБФШ ФЕРЕТШ ТПМШ ДПВТПК ЖЕЙ. оБ ЧЩТХЮЛХ УПАЪОЙЛБН ДПМЦОБ ВЩМБ РТЙКФЙ ЗТЕЮЕУЛБС БТНЙС. йЪ ТБУЛЧБТФЙТПЧБООЩИ Ч уНЙТОЕ РСФЙ ЗТЕЮЕУЛЙИ ДЙЧЙЪЙК ДЧЕ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ОБРТБЧЙФШУС ОБ УЕЧЕТ Й, РТПКДС ОБ ЧПУФПЛ ПФ нТБНПТОПЗП НПТС РП ФТХДОПК НЕУФОПУФЙ (ЛПФПТХА, ЛБЛ ХФЧЕТЦДБМЙ ЗТЕЛЙ, ПОЙ ИПТПЫП ЪОБМЙ), ОБРБУФШ ОБ ФХТПЛ, ХЗТПЦБЧЫЙИ йУНЙДУЛПНХ РПМХПУФТПЧХ, Й РТПЗОБФШ ЙИ. нБТЫБМ жПЫ, РПДДЕТЦЙЧБЕНЩК ЗЕОЕТБМШОЩН ЫФБВПН, ЪБСЧЙМ, ЮФП ЬФБ ПРЕТБГЙС ПРБУОБ Й, РП ЧУЕК ЧЕТПСФОПУФЙ, ЪБЛПОЮЙФУС ОЕХДБЮЕК. оП мМПКД-дЦПТДЦ РТЙОСМ РТЕДМПЦЕОЙЕ, Й 22 ЙАОС ЗТЕЮЕУЛБС БТНЙС ОБЮБМБ ОБУФХРМЕОЙЕ. оБ РЕТЧЩИ РПТБИ ПОБ ДЕКУФЧПЧБМБ ЧРПМОЕ ХУРЕЫОП. зТЕЮЕУЛЙЕ ЛПМПООЩ, ДЧЙЗБСУШ РП РТПУЕМПЮОЩН ДПТПЗБН, УЮБУФМЙЧП НЙОПЧБМЙ НОПЗЙЕ ФТХДОПРТПИПДЙНЩЕ ХЭЕМШС. рТЙ ЙИ РТЙВМЙЦЕОЙЙ ФХТЛЙ, ДЕКУФЧПЧБЧЫЙЕ РПД ТХЛПЧПДУФЧПН ЬОЕТЗЙЮОЩИ Й ПУФПТПЦОЩИ ЧПЦДЕК, ЙУЮЕЪМЙ Ч ЗМХВШ бОБФПМЙЙ. ч ОБЮБМЕ ЙАМС ЗТЕЛЙ ЧУФХРЙМЙ Ч вТХУУХ. ч ФЕЮЕОЙЕ ФПЗП ЦЕ НЕУСГБ ДТХЗБС ЗТЕЮЕУЛБС БТНЙС ВЩУФТП РТПЫМБ чПУФПЮОХА жТБЛЙА, УМПНЙМБ УМБВПЕ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ ФХТЕГЛЙИ ПФТСДПЧ Й ЪБОСМБ бДТЙБОПРПМШ.

уПАЪОЙЛЙ ТБДПУФОП РТЙЧЕФУФЧПЧБМЙ ЬФЙ ЪБНЕЮБФЕМШОЩЕ Й УПЧЕТЫЕООП ОЕПЦЙДБООЩЕ РТПСЧМЕОЙС ЗТЕЮЕУЛПЗП ЧПЕООПЗП НПЗХЭЕУФЧБ. уПАЪОЩЕ ЗЕОЕТБМЩ Ч ЙЪХНМЕОЙЙ РТПФЙТБМЙ ЗМБЪБ, Б мМПКД-дЦПТДЦ ВЩМ РПМПО ЬОФХЪЙБЪНБ. рП-ЧЙДЙНПНХ, ПО ПРСФШ ПЛБЪБМУС РТБЧЩН, Б ЧПЕООЩЕ ЬЛУРЕТФЩ ПЫЙВМЙУШ, ЛБЛ ЬФП ЮБУФП ВЩЧБМП Ч бТНБЗЕДДПОУЛПК ВЙФЧЕ ОБТПДПЧ.

уПВЩФЙС ПЛПОЮБФЕМШОП ТЕЫЙМЙ УХДШВХ уЕЧТУЛПЗП ФТБЛФБФБ. жЕТЙД РПУМХЫОП УПЪДБМ НЙОЙУФЕТУФЧП НБТЙПОЕФПЛ, Й 10 БЧЗХУФБ 1920 З. УП ЧУЕНЙ РПДПВБАЭЙНЙ ГЕТЕНПОЙСНЙ Ч уЕЧТЕ ВЩМ РПДРЙУБО НЙТОЩК ДПЗПЧПТ У фХТГЙЕК. оП ЬФПФ ДПЛХНЕОФ, РПДЗПФПЧМСЧЫЙКУС Ч ФЕЮЕОЙЕ 13 НЕУСГЕЧ, ХУФБТЕМ ТБОШЫЕ, ЮЕН ПО ВЩМ ЗПФПЧ. чЩРПМОЕОЙЕ ЧУЕИ ЕЗП ЗМБЧОЩИ РХОЛФПЧ ЪБЧЙУЕМП ПФ ПДОПЗП ХУМПЧЙС — ПФ ДЕКУФЧЙК ЗТЕЮЕУЛПК БТНЙЙ. еУМЙ ВЩ чЕОЙЪЕМПУ Й ЕЗП УПМДБФЩ ПЛБЪБМЙУШ ЗПУРПДБНЙ РПМПЦЕОЙС Й УНЙТЙМЙ нХУФБЖХ лЕНБМС, ЧУЕ ВЩМП ВЩ ИПТПЫП. ч РТПФЙЧОПН УМХЮБЕ РТЙЫМПУШ ВЩ ЧЩТБВПФБФШ ДТХЗЙЕ ХУМПЧЙС, ВПМЕЕ УППФЧЕФУФЧХАЭЙЕ ТЕБМШОЩН ЖБЛФБН. оБЛПОЕГ НЙТ У фХТГЙЕК ВЩМ ЪБЛМАЮЕО, ОП ДМС ТБФЙЖЙЛБГЙЙ ЕЗП РТЙИПДЙМПУШ ЧЕУФЙ ЧПКОХ У фХТГЙЕК. оП ОБ ЬФПФ ТБЪ ЧЕМЙЛЙЕ УПАЪОЩЕ ДЕТЦБЧЩ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ЧЕУФЙ ЧПКОХ ОЕ УБНЙ, Б РТЙ РПНПЭЙ ФТЕФШЕЗП ЗПУХДБТУФЧБ ЙМЙ ХРПМОПНПЮЕООПЗП — зТЕГЙЙ. еУМЙ ЧЕМЙЛЙЕ ОБГЙЙ ЧЕДХФ ЧПКОХ ФБЛЙН ПВТБЪПН, ФП ДМС ХРПМОПНПЮЕООПЗП ПОБ НПЦЕФ ПЛБЪБФШУС ЧЕУШНБ ПРБУОПК.

иПФС ОБУФПСЭБС ЗМБЧБ ЛБУБМБУШ ЙУЛМАЮЙФЕМШОП ФХТЕГЛЙИ ДЕМ, ЕЕ ОЕПВИПДЙНП РТЙЧЕУФЙ Ч УЧСЪШ У ПВЭЙН РПМПЦЕОЙЕН Ч еЧТПРЕ. нОЕ ПУФБЕФУС РТЙЧЕУФЙ ЪДЕУШ РЙУШНП, ЛПФПТПЕ С ОБРЙУБМ мМПКД-дЦПТДЦХ, ПФРТБЧМССУШ ОБ ЛТБФЛПЧТЕНЕООЩК РБУИБМШОЩК ПФДЩИ ЧП жТБОГЙА.

юЕТЮЙМШ — РТЕНШЕТ-НЙОЙУФТХ

24 НБТФБ 1920 З.

«с РЙЫХ ЬФП РЙУШНП Ч РХФЙ ЮЕТЕЪ мБ-нБОЫ У ФЕН, ЮФПВЩ ЧЩУЛБЪБФШ ЧБН НПЙ УППВТБЦЕОЙС. рПУМЕ ЪБЛМАЮЕОЙС РЕТЕНЙТЙС С ТЕЛПНЕОДПЧБМ ФБЛХА РПМЙФЙЛХ: «нЙТ У ЗЕТНБОУЛЙН ОБТПДПН, ЧПКОБ У ВПМШЫЕЧЙУФУЛПК ФЙТБОЙЕК». уПЪОБФЕМШОП ЙМЙ РПД ДБЧМЕОЙЕН ОЕХНПМЙНЩИ УПВЩФЙК ЧЩ РТПЧПДЙМЙ РПЮФЙ ЮФП ПВТБФОХА РПМЙФЙЛХ. ъОБС ПЛТХЦБАЭЙЕ ЧБУ ФТХДОПУФЙ, ЧБЫЕ ХНЕОЙЕ Й МЙЮОХА ЬОЕТЗЙА, ОБУФПМШЛП РТЕЧПУИПДСЭЙЕ НПЙ УПВУФЧЕООЩЕ, С ОЕ ПУХЦДБА ЧБЫЕК РПМЙФЙЛЙ Й ОЕ ЗПЧПТА, ЮФП С РПУФХРЙМ ВЩ МХЮЫЕ ЙМЙ ЛФП-МЙВП ДТХЗПК НПЗ ВЩ РПУФХРЙФШ МХЮЫЕ ЧБУ. оП ФЕРЕТШ НЩ СУОП ЧЙДЙН ТЕЪХМШФБФЩ. тЕЪХМШФБФЩ ЬФЙ ХЦБУОЩ. ч УЛПТПН ЧТЕНЕОЙ ОБН, ВЩФШ НПЦЕФ, ЗТПЪЙФ ЧУЕПВЭЙК ЛТБИ Й БОБТИЙС ЧП ЧУЕК еЧТПРЕ Й бЪЙЙ. тПУУЙС ХЦЕ РПЗЙВМБ. чУЕ, ЮФП ПУФБМПУШ ПФ ОЕЕ, ОБИПДЙФУС ЧП ЧМБУФЙ СДПЧЙФЩИ ЪНЕК. оП зЕТНБОЙА ЕЭЕ, ВЩФШ НПЦЕФ, ЧПЪНПЦОП УРБУФЙ. у ВПМШЫЙН ЮХЧУФЧПН ПВМЕЗЮЕОЙС С ДХНБМ, ЮФП НЩ НПЦЕН УПЧНЕУФОП ПВДХНЩЧБФШ Й РТПЧПДЙФШ РМБОЩ ПФОПУЙФЕМШОП зЕТНБОЙЙ Й ЮФП ЧЩ УПЗМБУОЩ УДЕМБФШ ХУЙМЙЕ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ ЙЪВБЧЙФШ зЕТНБОЙА ПФ ЕЕ УФТБЫОПК УХДШВЩ. еУМЙ ЬФБ УХДШВБ РПУФЙЗОЕФ ЕЕ, ФП ФП ЦЕ УБНПЕ НПЦЕФ РПУФЙЗОХФШ Й ДТХЗЙЕ УФТБОЩ. б ТБЪ ФБЛ, ФП ДЕКУФЧПЧБФШ ОХЦОП ВЩУФТП Й РТПУФП. чЩ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ВЩ УЛБЪБФШ жТБОГЙЙ, ЮФП НЩ ЪБЛМАЮЙМЙ У ОЕК ПВПТПОЙФЕМШОЩК УПАЪ РТПФЙЧ зЕТНБОЙЙ, ОП МЙЫШ РТЙ ФПН ХУМПЧЙЙ, ЕУМЙ ПОБ УПЧЕТЫЕООП ЙЪНЕОЙФ УЧПА ФБЛФЙЛХ Л зЕТНБОЙЙ Й ЙУЛТЕООП РТЙЪОБЕФ ВТЙФБОУЛХА РПМЙФЙЛХ ДТХЦЕУЛПК РПНПЭЙ ЬФПК УФТБОЕ. ъБФЕН ЧЩ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ВЩ РПУМБФШ Ч вЕТМЙО ЛБЛПЗП-МЙВП ЛТХРОПЗП ДЕСФЕМС, ЮФПВЩ ЛПОУПМЙДЙТПЧБФШ БОФЙУРБТФБЛЙУФУЛЙЕ Й БОФЙМАДЕОДПТЖУЛЙЕ ЬМЕНЕОФЩ Ч УЙМШОЩК ГЕОФТП-МЕЧЩК ВМПЛ. дМС ЬФПЗП ЧЩ НПЗМЙ ВЩ ЧПУРПМШЪПЧБФШУС ДЧХНС УТЕДУФЧБНЙ: ЧП-РЕТЧЩИ, РТПДПЧПМШУФЧЙЕН Й ЛТЕДЙФПН, ЛПФПТЩЕ НЩ ДПМЦОЩ РТЕДПУФБЧЙФШ зЕТНБОЙЙ, ОЕУНПФТС ОБ ОБЫЙ УПВУФЧЕООЩЕ ЪБФТХДОЕОЙС (ЛПФПТЩЕ Ч РТПФЙЧОПН УМХЮБЕ ЕЭЕ ВПМЕЕ ХУЙМСФУС), ЧП-ЧФПТЩИ, — ПВЕЭБОЙЕН Ч УЛПТПН ЧТЕНЕОЙ РЕТЕУНПФТЕФШ НЙТОЩК ФТБЛФБФ ОБ ЛПОЖЕТЕОГЙЙ, ЛХДБ ОПЧБС зЕТНБОЙС ВХДЕФ РТЙЧМЕЮЕОБ Ч ЛБЮЕУФЧЕ ТБЧОПРТБЧОПЗП ХЮБУФОЙЛБ Ч ЧПУУФБОПЧМЕОЙЙ еЧТПРЩ{74} . у РПНПЭША ЬФЙИ УТЕДУФЧ НПЦОП ВХДЕФ ПВЯЕДЙОЙФШ ЧУЕ ДПВТПРПТСДПЮОЩЕ Й ХУФПКЮЙЧЩЕ ЬМЕНЕОФЩ ЗЕТНБОУЛПК ОБГЙЙ, ЮФП РПУМХЦЙФ Л ЕЕ УПВУФЧЕООПНХ УРБУЕОЙА Й Л УРБУЕОЙА ЧУЕК еЧТПРЩ. с НПМАУШ ФПМШЛП П ФПН, ЮФПВЩ ЧУЕ ЬФП ОЕ ВЩМП УДЕМБОП УМЙЫЛПН РПЪДОП.

оЕУПНОЕООП, ТБДЙ ЬФПЗП ЗПТБЪДП ВПМЕЕ УФПЙФ ТЙУЛОХФШ ЧБЫЕК РПМЙФЙЮЕУЛПК ЛБТШЕТПК, ЮЕН ТБДЙ ЧОХФТЕООЙИ РБТФЙКОЩИ ЛПНВЙОБГЙК, ЛБЛ ВЩ ЧБЦОЩ ПОЙ ОЙ ВЩМЙ. еУМЙ ЬФП ДЕМП ХДБУФУС ПУХЭЕУФЧЙФШ, ЕЗП ТЕЪХМШФБФЩ УБНЩН УЕТШЕЪОЩН ПВТБЪПН ПФТБЪСФУС ОБ ЧУЕК НЙТПЧПК УЙФХБГЙЙ, — ЛБЛ ЧОХФТЙ УФТБОЩ, ФБЛ Й ЧОЕ ЕЕ. нПК РМБО РТЕДРПМБЗБЕФ ПФЛТЩФПЕ Й ТЕЫЙФЕМШОПЕ ЧЩУФХРМЕОЙЕ вТЙФБОЙЙ РПД ЧБЫЙН ТХЛПЧПДУФЧПН, РТЙЮЕН Ч УМХЮБЕ ОЕПВИПДЙНПУФЙ ЧЩУФХРМЕОЙЕ ЬФП НПЦЕФ ВЩФШ УДЕМБОП Й ОЕЪБЧЙУЙНП ПФ ДТХЗЙИ УФТБО. рТЙ ФБЛЙИ ХУМПЧЙСИ С У ТБДПУФША РПЫЕМ ВЩ ЪБ ЧБНЙ, ИПФС ВЩ Й ТЙУЛХС ФСЦЕМЩНЙ РПМЙФЙЮЕУЛЙНЙ РПУМЕДУФЧЙСНЙ. оП С ХЧЕТЕО, ЮФП ФБЛЙИ РПУМЕДУФЧЙК ОЕ ВХДЕФ, ЙВП Ч ФЕЮЕОЙЕ ВМЙЦБКЫЙИ ОЕУЛПМШЛЙИ НЕУСГЕЧ УХДШВЩ еЧТПРЩ ЧУЕ ЕЭЕ ВХДХФ ПУФБЧБФШУС Ч ТХЛБИ бОЗМЙЙ.

рТПЧПДС ФБЛХА РПМЙФЙЛХ, С ВЩМ ВЩ ЗПФПЧ ЪБЛМАЮЙФШ НЙТ У уПЧЕФУЛПК тПУУЙЕК ОБ ХУМПЧЙСИ, МХЮЫЕ ЧУЕЗП УРПУПВУФЧХАЭЙИ ПВЭЕНХ ХНЙТПФЧПТЕОЙА Й Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ПИТБОСАЭЙИ ОБУ ПФ ВПМШЫЕЧЙУФУЛПК ЪБТБЪЩ. лПОЕЮОП, С ОЕ ЧЕТА, ЮФПВЩ НПЦОП ВЩМП ХУФБОПЧЙФШ ОБУФПСЭХА ЗБТНПОЙА НЕЦДХ ВПМШЫЕЧЙЪНПН Й ОБЫЕК ОЩОЕЫОЕК ГЙЧЙМЙЪБГЙЕК, ОП Ч ЧЙДХ УХЭЕУФЧХАЭЕК ПВУФБОПЧЛЙ РТЙПУФБОПЧЛБ ЧПЕООЩИ ДЕКУФЧЙК Й УПДЕКУФЧЙЕ НБФЕТЙБМШОПНХ ВМБЗПРПМХЮЙА ОЕПВИПДЙНЩ. нЩ ДПМЦОЩ ТБУУЮЙФЩЧБФШ ОБ ФП, ЮФП НЙТОБС ПВУФБОПЧЛБ РПНПЦЕФ ЙУЮЕЪОПЧЕОЙА ЬФПК ПРБУОПК Й УФТБЫОПК ФЙТБОЙЙ.

рП УТБЧОЕОЙА У зЕТНБОЙЕК тПУУЙС РТЕДУФБЧМСЕФ НЕОШЫХА ЧБЦОПУФШ, Б РП УТБЧОЕОЙА У тПУУЙЕК фХТГЙС УПЧУЕН ОЕ ЧБЦОБ. оП ЧБЫБ РПМЙФЙЛБ РП ПФОПЫЕОЙА Л фХТГЙЙ ФТЕЧПЦЙФ НЕОС. оЕУНПФТС ОБ ФП, ЮФП ЛБВЙОЕФ УПЛТБФЙМ ОБЫЙ ЧПЕООЩЕ ТЕУХТУЩ ДП УБНЩИ ОЕЪОБЮЙФЕМШОЩИ ТБЪНЕТПЧ, НЩ, ТХЛПЧПДС Ч ЬФПН ПФОПЫЕОЙЙ РТПЮЙНЙ УПАЪОЙЛБНЙ, РЩФБЕНУС ОБЧСЪБФШ фХТГЙЙ НЙТ, ДМС ПУХЭЕУФЧМЕОЙС ЛПФПТПЗП РПФТЕВПЧБМЙУШ ВЩ ВПМШЫЙЕ Й НПЗХЭЕУФЧЕООЩЕ БТНЙЙ, ДПМЗЙЕ, ДПТПЗПУФПСЭЙЕ ЧПЕООЩЕ ПРЕТБГЙЙ Й РТПДПМЦЙФЕМШОБС ПЛЛХРБГЙС. ч ПВУФБОПЧЛЕ, РПМОПК ТБЪДПТПЧ, С ВПАУШ, ЛПЗДБ ЧЙЦХ, ЮФП ЧЩ РХУЛБЕФЕ Ч ДЕМП ЗТЕЮЕУЛЙЕ БТНЙЙ. с ВПАУШ ЪБ ЧУЕИ Й Ч ФПН ЮЙУМЕ, ЛПОЕЮОП, ЪБ ЗТЕЛПЧ. б Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС ЗТЕЮЕУЛЙЕ БТНЙЙ — ЕДЙОУФЧЕООБС ДЕКУФЧЙФЕМШОБС ВПЕЧБС УЙМБ, ЙНЕАЭБСУС Ч ЧБЫЕН ТБУРПТСЦЕОЙЙ. лБЛ ВХДЕН НЩ ЛПТНЙФШ лПОУФБОФЙОПРПМШ, ЕУМЙ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩЕ МЙОЙЙ Ч нБМПК бЪЙЙ ВХДХФ РЕТЕТЕЪБОЩ Й УЯЕУФОЩЕ РТЙРБУЩ ОЕ ВХДХФ РПДЧЕЪЕОЩ? лФП ВХДЕФ РМБФЙФШ ЪБ ОЙИ? у ЛБЛПЗП ТЩОЛБ ВХДЕФ РПУФХРБФШ ИМЕВ? с ПРБУБАУШ, ЮФП ЧБН РТЙДЕФУС ОЕУФЙ ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ ЪБ ЬФПФ ЧЕМЙЛЙК ЗПТПД, ЛПЗДБ ЧП ЧУЕИ ПЛТХЦБАЭЙИ ПВМБУФСИ ВХДЕФ УЧЙТЕРУФЧПЧБФШ РБТФЙЪБОУЛБС ЧПКОБ Й РТПЧПДЙФШУС ВМПЛБДБ. чПФ РПЮЕНХ С УПЧЕФХА ПУФПТПЦОПУФШ Й РПМЙФЙЛХ ХНЙТПФЧПТЕОЙС. рПУФБТБКФЕУШ УПЪДБФШ ДЕКУФЧЙФЕМШОП РТЕДУФБЧЙФЕМШОПЕ ФХТЕГЛПЕ РТБЧЙФЕМШУФЧП Й ДПЗПЧПТЙФЕУШ У ОЙН. ч УЧПЕН ОБУФПСЭЕН ЧЙДЕ ФХТЕГЛЙК ФТБЛФБФ ПВПЪОБЮБЕФ ОЕПРТЕДЕМЕООП ДПМЗХА БОБТИЙА».

«МИРОВОЙ КРИЗИС 1911 – 1918. Уинстон С. Черчилль. Книга І и ІІ Сокращённое и пересмотренное издание С дополнительной главой о...»

-- [ Страница 1 ] --

МИРОВОЙ КРИЗИС

Уинстон С. Черчилль.

Книга І и ІІ

Сокращённое и пересмотренное издание

С дополнительной главой о сражении при Марне.

http://on-island.net/History/Churchill/WorldCrisis/

Книга 1. “1911 - 1914”.

Переведено Crusoe (crusoe.livejournal.com), 2005 – 2007г, с

“The World Crisis, 1911-1918” (Paperback) by Winston Churchill (Author), Martin Gilbert

(Introduction). Free Press, Published by Simon & Shuster New York ISBN-13: 978-0-7432-8343-4 ISBN-10: 0-7432-8343-0 Полдень. Летняя отрада.

Дрёма, тишь. Ручей журчит.

В сон ворвался рокот ада Барабан вдали стучит.

Он повсюду, звук зловещий Между солнцем и травой Братья наши пушкам в пищу Маршируют на убой.

"Шропширский паренёк", XXXV.* (Везде, где это отдельно не указано, перевод Crusoe).

Книга. І Моей жене.

Предисловие.

Глава 1. Чаша гнева.

Глава 2. На пути к Армагеддону.

Глава 3. Агадир.

Глава 4. В Адмиралтействе.

Глава 5. Фронт Северного моря.

Глава 6. Ирландия и европейское равновесие.

Глава 7. Кризис.

Глава 8. Мобилизация флота.

Глава 9. Война: переправа армии.

Глава 10. Вторжение во Францию.

Глава 11. Марна.

Глава 12. Война на море.

Глава 13. Антверпен и порты Канала.

Глава 14. Лорд Фишер.

Глава 15. Коронель и Фолкленды.

Глава 16. Бомбардировка Скарборо и Хартлпула.

Глава 17. Турция и Балканы.

Предисловие.

За десять послевоенных лет я написал четыре тома, теперь они сведены к одной книге.

Я давно желал соединить материал в единое целое и придать работе форму, доступную широкому читателю.

Книги предыдущего издания выходили с интервалом в два года:

отсюда неизбежные повторы и диспропорции. Более того: на свет успело появиться множество печатных трудов, и сегодняшний читатель знает не в пример больше. В новом издании весь материал переработан, и продолжительное повествование получило сжатую форму. Я не увидел нужды в существенном изменении фактической основы, принципы изложения и выводы остались теми же, что и были. Основные документы перепечатаны в неприкосновенности. Вместе с тем, удалена масса технических подробностей и некоторые, потерявшие смысл за десять послевоенных лет, оправдания моей собственной деятельности.

Я уделил первостепенное внимание главной теме повествования и отодвинул частные, связанные с моей работой, вопросы.

Тем не менее, и повсюду, где это оказалось возможным, использованы новые сведения. Эпизод с отставкой лорда Фишера несколько изменён. Теперь я вижу дело по иному, разоблачения в мемуарах Асквита и биографы самого Фишера осветили поведение старого адмирала куда как менее милосердным светом. Я изучил новейшие и достоверные материалы и существенно дополнил рассказ о великих битвах во Франции. Но суть моих взглядов не изменилась, и я остаюсь при прежней критике ошибок военного времени в морских, военных и политических делах.

Новая редакция выдержана в едином стиле: автор, в меру своих сил, следует методам Дефо и использует композицию “Записок кавалера”. Исторические эпизоды нанизаны на прочную нить беспристрастных воспоминаний. Работа не претендует на всеобъемлющий охват событий, но поможет найти ключевые проблемы и важнейшие решения в неимоверной массе материалов о войне. Я вознамерился и постарался – усердно и честно – раскрыть перед читателем ход и подоплёку военных дел. Случилось так, что большая часть десяти или даже двенадцати лет моей жизни во времена Великой войны прошла за работой на ответственейших постах: первый лорд Адмиралтейства, министр военного снабжения. Я оказался в потоке грандиозных событий и досконально знаю их подоплёку.

Читатель найдёт в книге факты, цифры и выводы: я ручаюсь за их достоверность.

Отдельные тома переведены на семь, а то и более, языков, стали предметом критики и обсуждений в тысячах статей. Но я не желаю переделок - малозначительные вопросы по существу общщих выводов не дают к тому повода, перед вами завершённый труд и я уверен, что историки будущего не поколеблют его в неотъемлемых основах.

Уинстон С. Черчилль, Чартвелл, Кент.

Глава 1. Чаша гнева. 1870-1904.

В благословенные дни королевы Виктории мало кто мог вообразить будущее с его жесточайшими испытаниями и великими победами. Граждане привычно толковали о славе британской империи, восхваляли Провидение за заботу, за спокойное довольство, за благополучное избавление от многих опасностей длинного пути.

История военных усилий британского народа в изложении для школьников, завершалась падением Наполеона; казалось, что ничто на море и суше не может превзойти величия Ватерлоо и Трафальгара. Невиданные, небывалые виктории мнились предназначением, подобающим финалом долгой юдоли островного народа, исходом тысячелетних дерзаний, завершением пути от малости и слабости к мировому главенству.

Три раза за три столетия Британия спасала Европу от военного порабощения. Три страны,

Нидерланды, Бельгия и Люксембург троекратно оказывались в лапах военных насильников:

Испании, французской монархии, французской империи. И трижды, Британия, оружием и политикой, в союзах и в одиночестве, опрокидывала агрессора. Всякий раз борьба начиналась при полном превосходстве врага, каждая схватка затягивалась на долгие годы, Англия рисковала всем и всегда выигрывала; последняя победа стала и величайшей: мы обрели её среди грандиозных руин, в битве с неприятелем самой ужасной силы.

Именно такими словами учитель завершал урок; как правило, на этом заканчивался и учебник. История показывает как страны и империи поднимались к зениту могущества, блистали, перерождались, терпели крах. Со времён королевы Елизаветы, Англия, троекратно и успешно, преодолела один и тот же путь, прошла через одну и ту же последовательность грандиозных событий: мыслимо ли четвёртое повторение? Вообразимы ли дела куда как большего размаха? Но случилось и мы, живущие сегодня, тому свидетели.

Неимоверная мощь противоборствующих сторон и чудовищные средства разрушения отличают Великую войну от боевых схваток древности; предельная безжалостность – от войн современности. Военные кошмары всех времён явились разом, одновременно и мирное население, наравне с солдатами, нашло себя в их гуще.

Великие державы отринули просвещённость перед угрозой самому государственному бытию. Германия встала на путь террора, распахнула врата ада, и жертвы насилия пошли за ней следом, шаг за шагом, в отчаянном и понятном желании мести. Каждый случай поругания человечности, любой отход от норм международного права побуждал к ответным, новым репрессалиям, нарушителю воздавалось надолго и сторицей. Борьба шла непрерывно, без перемирий и переговоров. Раненые солдаты умирали на нейтральной полосе среди гниющих мёртвых тел. Торговые и нейтральные суда, плавучие госпитали шли на морское дно; тонущих предоставляли собственной участи, удержавшихся над поверхностью вод расстреливали. Счёт шёл не на отдельных людей, но на целые народы и их морили голодом: истово, чохом, без различия пола и возраста, в надежде привести к покорности. Артиллерия крошила города и памятники. Бомбы падали, не разбирая цели.

Ядовитые газы многих сортов душили и жгли солдат, для кремации живых людей выдумали особый, жидкий огонь. Объятые огнём человеческие останки падали с небес, моряки медленно умирали от удушья в темноте морских глубин. Военным усилиям мешало лишь оскудение людского поголовья. Не армии, но народы потерпели в годах борьбы и бежали с единого, огромного поля брани; вся Европа, большая часть Азии и Африки обратились в сплошное военное ристалище. К концу битвы, для христианнейших, просвещённых и учёных государств оставалось лишь два запрета - на пытки и каннибализм: в них не было практической пользы. Но мужественные сердца людей вынесли всё: мы, наследники каменного века, потомки покорителей природы с её тварями и катаклизмами, приняли ужасную, братоубийственную муку в неожиданной стойкости.

Разум высвободил душу из средневековой робости и человек вышел на смерть в природном достоинстве. Нервная организация людей двадцатого века вынесла моральные и физические тяготы непосильные для наших примитивных предшественников. Человек остался непоколебим в непрерывной череде испытаний, он шёл в ад бомбардировок, возвращался из госпиталя на фронт, выходил против стай голодных субмарин и не терял себя, но нёс через муки свет здравого и милосердного разума.

В начале двадцатого века никто не замечал скорости развития цивилизации. Народы познали свою истинную силу лишь в конвульсиях битвы. И после первого года войны вряд ли кто-то понимал, какие ресурсы – воинские, материальные, духовные, чудовищные, почти неисчерпаемые - стоят за каждым из противников. Чаша гнева переполнилась, накопленная мощь хлынула через край богатых закромов. Цивилизованные сообщества наливались соками со времени наполеоновских войн и почти не мерились силами с 1870 года. Местами и временами случались военные эпизоды. По поверхности, непрерывно и спокойно подъемлемой приливом, пробегало и спадало волнение. Ужасный звук труб Армагеддона застал человечество в невиданных доселе силах, в состоянии, невообразимом и для самого оптимистичного ума прошлого, в неустрашимости, выносливости, способности мыслить, заниматься науками и машинерией, в умении организовывать дела.

Викторианская эпоха прошла в накоплении общественных средств, но росли не только груды материальных ценностей: весь мир развивал и умножал элементы и факторы государственной силы. Образование распространялось среди многомиллионных народных масс. Наука отпирала неисчерпаемые кладовые природы. Перед нами распахивались двери, одна за другой. Человечество несло свет в тёмные и загадочные прежде ходы, разрабатывало и открывало для общего пользования штольню за штольней, штрек за штреком и в каждой галерее находились ходы в две новые, а то и более. Каждое утро мир узнавал о запуске новых машин. Наступал вечер, время отдыха и ужина, но машины продолжали работу. Мы спали, а колёса продолжали крутиться.

Общественный разум не отставал. Дизраэли говорил о начале девятнадцатого столетия: “В те дни Англия была домом для немногих – для очень немногих.” Каждый год правления Виктории разрушал и двигал границы. Каждый год новые тысячи частных людей задумывались о своей стране, о её истории, обязанностях перед прочими державами, перед миром, перед будущим и осознавали огромную меру личной ответственности за наследство, полученное по праву рождения. Каждый год широкое сообщество квалифицированных рабочих получало изрядную порцию новых материальных довольств. В какой-то мере, прогресс облегчил и трудный удел народных масс. Улучшилось здоровье и телосложение популяции тружеников, жизнь мастерового и его детей стала светлее, умножились гарантии на случай некоторых, самых тяжких ударов судьбы, пролетарий заметно вырос числом.

Взревели трубы войны и у каждого класса, у всех чинов и званий нашлось что-то для отечества. Одни предоставили нуждам страны свой ум, другие – богатство, кто-то вложил в дело энергию и азарт предпринимательства, иные – замечательную личную храбрость, упорство силы, терпение слабости. Но никто не дал больше и с большей охотой, чем простые люди - женщины и мужчины, без никаких сбережений, с единственным источником пропитания – нерегулярным месячным жалованием, с имуществом из скудной домашней утвари и носимой одежды. Они живо различали добро и зло, хранили верность привычным знамёнам, любили и гордились отечеством. Именно они отвели от нас беду в долгих испытаниях: мир не видывал подобных людей.

Но эволюция не остановилась у какой-то государственной границы. Во всех суверенных странах, малых и великих, неуклонно рос национализм и поднимался патриотизм; во всех государствах, свободных и несвободных, бытовали законные организации и институты – объединения граждан, они пестовали народное чувство и придавали ему вооружённое направление. Не пороки, но более добродетели национального духа получили неверное или вредное развитие от правителей и привели их к гибели, а мир к катастрофе.

Как велик их грех, в чём, на деле, повинны руководители Германии, Австрии, Италии, Франции, России, Британии? Можем ли мы предположить в этих высокопоставленных и ответственных людях злокозненные намерения и волю к исполнению чёрного дела? Если изучение причин Великой войны и вызывает какие-то эмоции, то это, прежде всего, ощущение скверного контроля человека над ходом дел мировой важности. Прекрасно сказано - “людям более чем свойственно ошибаться в своих планах.” Не будем спешить с обвинением побеждённых во всех грехах, равно как и с полным оправданием победителей, но вообразим самого компетентного человека: ум его не безграничен, авторитет пререкаем, он действует среди общественного мнения и может работать над трудной задачей лишь временами и отчасти; поставим полномочного эрудита перед сложнейшей задачей, перед проблемой, много выше его возможностей, огромной, переменчивой во времени, с неисчислимым количеством деталей – вообразим всё это и задумаемся.

Более того - одно событие влекло за собой другое и никто не смог разорвать их цепь. Германия тащила всех за собой, в жерло вулкана, бряцая оружием, упорно, безоглядно и грубо. Это истина, но непременное и яростное негодование России и Франции двигалось Германией и ею же двигало. Что могла предпринять Британия? Возможно, что какие-то уступки в материальных интересах, некоторые обязывающие шаги - дружеские и, вместе с тем, непреклонные - могли бы своевременно примирить Францию с Германией и дать миру великий союз: единственный способ сохранить спокойствие и процветание Европы. Я не могу этого утверждать, но знаю лишь одно: мы, со всевозможными усилиями вели страну в сгущающихся сумерках вооружённого мира, старались уйти от войны сами и отвести прочих, но когда случилось – прошли через шторм и спасли Британию.

Вражда Франции и Германии началась издавна, здесь нет нужды перечислять древние инциденты, писать историю столетних конфликтов, равно как и оценивать правоту или провокативность действий той или иной стороны.

Откроем историю Европы с новой главы:

18-го января 1871 года, Версальский дворец, германский триумф, провозглашение единой немецкой империи. Звучат слова: “Европа потеряла госпожу и обрела хозяина.” В мир вошла молодая, могучая держава с основанием в обильном населении, вооружённая науками и познаниями, организованная для войн и коронованная победой. Истощённая, побитая, расчленённая, одинокая Франция, обречённая решительным и усугубляющимся демографическим упадком, лишилась Эльзаса, Лотарингии и ушла на второй план, в изоляцию, со стыдом и в скорби об утраченной славе.

Но вожди германской империи не питали иллюзий и видели в поверженном антагонисте грозный нрав и непреклонную решимость. “То, что мы добыли оружием за полгода – говорит Мольтке – придётся защищать оружием полвека, чтобы не потерять снова.” Бисмарк, с его рассудительностью, пожелал ограничиться Эльзасом, но военные вынудили взять вдвое, и германский канцлер встревожился: с той поры и до конца политической карьеры, предвиденье мрачного будущего не оставит его.

В 1875 году Германия вознамерилась вновь сокрушить возрождающуюся Францию.

На этот раз, настроение мирового сообщества и решительное противодействие Британии обуздали Бисмарка и канцлер, с присущими ему энергией и талантом, приступил к защите германского господства и имперских завоеваний системой международных союзов. Он знал, что цена мира с Францией слишком высока для Германии. Он понимал, что его детище, новая империя, не уйдёт неизбывной ненависти грозного народа. Он видел непререкаемый императив и, с необходимостью, выводил из него следствия. Германия не могла позволить себе более врагов. В 1879 году, канцлер заключил союз с Австрией. Через четыре года партнёрство расширилось до Тройственного союза: Германия, Австрия, Италия. Секретный договор 1873 года вовлёк в альянс Румынию. Но одной страховки категорически не хватало: потребовался и появился договор перестраховки. Тройственный союз не помогал канцлеру в главном страхе: возможной коалиции Франции и России. Он понимал, что ничем не сбалансированное объединение с Австрией нёсёт в себе естественные предпосылки франко-русского сближения. Не стоит ли поработать над союзом трёх императоров – германского, австрийского и русского? Это принесёт ошеломительные преимущества и прочную безопасность. Прошло шесть лет; в 1887 году, интересы России и Австрии столкнулись на Балканах, конфликт разрушил главную, безукоризненную схему Бисмарка и канцлер – за неимением лучшего – обратился к договору перестраховки с Россией. Договор защитил Германию от агрессии со стороны объединённых России и Франции. Другая сторона, Россия, упрочилась на Балканах: австрогерманский союз обязался не препятствовать русским интересам на полуострове.

Канцлер шёл на предусмотрительные меры и пускался в умелые предприятия с целью дать Германии мир и довольство плодами победы. Система Бисмарка предполагала непременную и продолжительную дружбу с Великобританией. Это диктовалось необходимостью: все знали, что Италия никогда не пожелает войти в какие-либо дела, чреватые войной с Англией; сегодня нам известно, что Рим настоял и выразил свою волю в особой статье оригинального, секретного текста договора о Тройственном союзе. Поначалу, Британия весьма благоволила альянсу трёх. Франция лечила раны в изоляции, Германия утвердилась в положении континентального гегемона и пользовалась всеми преимуществами бурного индустриального развития: так прошёл конец девятнадцатого века. Политика Германии поощряла Францию искать утешения в колонизации новых земель: Бисмарк уводил Францию из Европы и, попутно, способствовал удобным для Германии франко-британским трениям и соперничеству.

В Европе стало сумрачно, но тихо, Германия процветала в мощи и великолепии – так продолжалось двадцать лет, до 1890 - года падения Бисмарка.

Железный канцлер ушёл от долгих трудов, и новые власти кинулись крушить его совершенную политическую конструкцию. Скверное турецкое управление довело Балканы и Ближний Восток до опасной точки возгорания. Прилив пан-славянизма и сильное антигерманское общественное течение в России набирали силу и размывали основание договора перестраховки. Рост германского аппетита сопутствовал процветанию страны.

Европы более не хватало, империя обратила взор к колониям. Германия превзошла всех в армии и задумалась о флоте. Молодой император, свободный от опеки Бисмарка, нашёл в преемнике канцлера – Каприви – и новых государственных чинах меньшего ранга обходительных помощников; началось радостное освобождение от обузы гарантий и предосторожностей: опор германской безопасности. В виду Франции, постоянного и явного врага, император отбросил договор перестраховки с Россией и, через несколько времени, начал соперничать с Британией на морях. Два роковых решения положили начало медлительным процессам; прошли годы, пришло время и мир увидел результат.

В 1892 году дела пошли вопреки всей политике Бисмарка. Россия и Франция заключили военную конвенцию. Союз не имел немедленного эффекта, но, на деле, изменил Европу. С этого времени, бесспорное - и благоразумное - господство Германии на Континенте сменилось балансом сил. В Европе образовались две мощные комбинации, два объединения безмерных военных ресурсов; они соседствовали, медленно оборачиваясь друг против друга.

Перегруппировка великих держав причинила Германии заметное неудобство, ничуть не угрожая войной. Настроение Франции не претерпело изменений, страна не могла не мечтать о возврате отнятых провинций, но французский народ в основе своей миролюбив, все общественные слои помнили о страшных последствиях войны и ужасной мощи Германии.

Более того, Франция не полагалась на Россию в обстоятельствах одностороннего конфликта с Германией. Договор подписан, но начинает действовать лишь в случае германской агрессии. Что значит “агрессия”? Основательно вооружённые стороны сходятся в споре: в какой именно момент тот или этот спорщик становится агрессором? России, по любому счёту, остаётся широкое поле для действий по собственному усмотрению, она рассудит дело и примет во внимание все обстоятельства, но рассуждения пойдут под возможный аккомпанемент заявлений о чужой для страны войне и миллионах русских жизней. Слово царя, конечно же, твёрдо. Но попытка бросить нацию в доблестную и непопулярную битву иногда губит и царей. Политика великой страны при чрезмерной зависимости от настроения одной-единственной персоны может измениться с устранением последней.

Итак, германское давление давало многие поводы к началу войны, но Франция не была вполне уверена в непременном выступлении России.

Так выглядел баланс сил, пришедший на смену несомненному доминированию Германии. Британия осталась вне обеих систем, нас защищало подавляющее и до поры неоспоримое превосходство на морях. Ясно, что позиция Великобритании имела особую важность: наш переход в тот или иной лагерь обеспечивал союзникам Англии решающее преимущество. Но лорд Солсбери не выказал желания воспользоваться благоприятной ситуацией. Он продолжал следовать традиции: дружелюбные отношения с Германией и невозмутимая отстранённость от запутанных дел Континента.

Германия с лёгкостью отошла от России, но отчуждённость в отношениях с Англией укоренилась, хоть и дала всходы далеко не вдруг. Должно было постепенно разорвать и разрушить многие связи и основания. Великобританию и ведущую страну Тройственного союза накрепко связывало многое: родство царствующих фамилий, естественность коммерческих отношений, старинный англо-французский антагонизм, память о Бленхейме, Миндене и Ватерлоо, долгие споры с Францией о Египте и колониях, русско-британское недоверие в азиатских делах. Английская политика не препятствовала Германии в новых, колониальных устремлениях: мы не раз, как, например, в случае с Самоа, активно помогали немцам. Солсбери полностью откинул соображения стратегии и обменял Гельголанд на Занзибар. Германская дипломатия не отличалась любезностью и при Бисмарке. Немцы постоянно искали нашей помощи в напоминаниях, что иных друзей у Британии нет. Они пытались впутать нас в мелкие неприятности с Францией и Россией. Каждый год Вильгельмштрассе пытливо искало на Сент-Джеймском дворе новых услуг и уступок – ежегодный аванс в уплату за добрую дипломатическую волю. Каждый год немцы пакостили нам в делах с Францией и Россией под нравоучения о счастии для Британии – страны глубоко непопулярной и окружённой могучими врагами - иметь друга в лице Германии. Кто бы в Европе считался с Англией, исчезни или переметнись на другую сторону германская помощь и влияние? За двадцать лет подобных манифестаций в Форин офисе успело вырасти и проникнуться стойким антигерманским духом целое поколение британских дипломатов.

Дипломаты стенали, но Англия шла традиционным политическим курсом. Империя беспечно взирала на колониальное распространение Германии. Растущий градус торгового соперничества не шёл ни в какое сравнение с ростом и значением взаимной коммерции. Мы нашли друг в друге наилучших во всей Европе торговых клиентов.

В 1896 году, после рейда Джеймсона, император Германии поздравил президента Крюгера известной телеграммой: сегодня мы знаем, что послание не было личной инициативой кайзера, но государственным решением. Британия ответила лишь кратковременной сердитой вспышкой. Обратимся к времени бурской войны: приступы германского гнева и попытки сколотить антибританскую коалицию из государств Европы не отвратили Чемберлена от идеи союза с кайзером; в том же, 1901 году, Форин офис предложил включить в альянс Японии и Британии третью страну – Германию. В те времена, франко-британские разногласия были чуть ли не серьёзнее британо-германских, а на наше морское превосходство всерьёз не покушалась ни та, ни другая сторона.

Мы равно отстояли от Тройственного союза, франко-русской конвенции и не имели желания ввязываться в континентальную свару. Старания Франции вернуть потерянные провинции не находили отклика ни в одной политической партии, английское общество оставалось к ним безразлично. Мысль о сражениях британской армии на Континенте против могучих европейских врагов воспринималась всеми как верх глупости. Лишь угроза главному жизненному нерву Британской империи могла прервать наше безмятежное и терпимое безучастие в континентальных делах. И угроза воспоследовала.

“Среди великих держав лишь Англии непременно нужен сильный союзник на Континенте и она не найдёт лучшего, чем объединённая Германия; никто, кроме нас, не отвечает всей совокупности британских интересов: мы никогда не притязали на власть над морями” – так завещал Мольтке.

С 1873 по 1900 год флот Германии ничуть не намеревался войти в необходимую для “войны с великими морскими державами” силу. Но 1900 год стал переломным: Германия приняла Морской закон.

Преамбула документа звучала так: “В сложившихся условиях, для защиты германского товарооборота и коммерции нам не хватает лишь одного: линейного флота, достаточного для того, чтобы даже самый сильный из возможных неприятелей увидел в морской войне с нами возможную угрозу собственному превосходству на морях.” Решение первенствующей в сухопутных вооружениях страны Континента завести второй – как минимум – по силе флот стало событием первой величины в международных отношениях. Успешное исполнение германских намерений с несомненностью возвращало нас, островитян Британии, в прошлое: в подобные и ужасные для Англии исторические обстоятельства.

До сих пор британские морские приготовления исходили из двухдержавного стандарта, а именно: флот Англии должен убедительно превосходить объединённые морские силы двух следующих за нами сильнейших морских держав, в те дни - Франции и России. Возможность появления на морях третьего европейского флота, сильнейшего чем каждый из двух упомянутых, меняла жизнь Британии самым серьёзным образом. Германия вознамерилась строить флот. Немцы, не обинуясь, собрались помериться с нами силой на морях и мы более не могли оставаться в “блестящей изоляции” от европейской системы.

Пришлось искать надёжных друзей. Один нашёлся на противоположном конце света – островная, как и мы, империя; в той же, что и Англия, опасности. Союз между Великобританией и Японией был оформлен в 1901 году. Мы более не могли позволить себе опасные, чреватые конфликтами, разногласия с Францией и Россией. В 1902 году правительство Бальфура и Лансдауна твёрдо взяло курс на улаживание спорных вопросов с Францией. Но прежде мы подали Германии открытую для дружеского пожатия руку.

Немцев пригласили в союз с Японией. Кайзеру предложили помощь в разрешении марокканского вопроса. Оба предложения были отвергнуты.

В 1903 году началась война России с Японией. Германия склонялась на сторону России; Британия осталась при обязательствах по договору с Японией, поддерживая, в то же время, хорошие отношения с Францией. Европа выжидала исхода войны на Дальнем Востоке. Результат поразил всех наблюдателей, за исключением одного. Япония разгромила врага на море и на суше, русское государство затряслось во внутренних конвульсиях и положение в Европе претерпело значительные изменения. Германия обратила своё влияние против Японии, но, в огромной степени, укрепилась за счёт русского коллапса и вернула себе господство на Континенте. Последовали немедленные, самонадеянные и повсеместные демонстрации немецкой силы. Положение Франции вновь пошатнулось, страна оказалась в изоляции, перед реальной угрозой и, в нарастающей тревоге, искала союза с Англией.

Прозорливые государственные мужи Британии заблаговременно распознали истинную военную силу Японии, союз дал нам выгоды небывалой силы и безопасности. Наш новый друг, Япония, торжествовал; древний враг, Франция, искал дружбы в Лондоне; германский флот оставался на стапелях и все британские броненосцы могли спокойно идти домой из китайских морей.

Мы уладили оставшиеся трения с Францией и, в 1904 году, подписали англофранцузское соглашение. Документ содержит много разных статей, но суть такова:

Франция прекращает противостоять Британии в Египте, мы предоставляем Франции широкую поддержку в видах на Марокко.

Консервативная партия аплодировала договору:

мысль о германской угрозе успела укорениться среди её членов. Союз приветствовали и либералы, в чём-то близоруко, как шаг к всеобщему миру, как устранение недоразумений и разногласий меж Британией и нашим традиционным неприятелем. Итак, союз одобрили все.

Вопреки общему мнению высказался лишь один мудрый наблюдатель. “Я убеждён, непререкаемо и скорбно – заявил лорд Розберри – что договор будет чреват трудностями, но вряд ли приведёт к миру.” Обе партии Британии с совершенно разных позиций, но в равном негодовании отвергли непрошенный комментарий и вылили на автора ушаты порицаний.

Итак, Англия вышла из изоляции, вновь появилась в Европе и приняла сторону противников Германии со всеми вытекающими последствиями. Впервые после 1870 года, Германии приходилось считаться со страной, пришедшей извне, с никоим образом не уязвимой державой, с невозможностью, буде придётся, поразить её в борьбе один на один.

Жесты кайзера могли привести к отставке Делькассе в 1905, явление Германии “в блистающей броне” – утихомирить Россию в 1908, но самосильный остров, господин морей, препоясанный флотом, не был склонен угодничать.

До появления Британии, Тройственный союз, в целом, был сильнее Франции и России.

Война с двумя странами стала бы ужасным испытанием для Германии, Австрии и Италии, но в исходе сомневаться не приходилось. Вес Англии упал на чашу весов, Италия сошла с противоположного конца рычага и Германия, в первый раз после 1870 года, уже не могла считать свою сторону сильнейшей.

Покорится ли она? Сможет ли молодая, растущая, амбициозная империя смирить свои притязания, согласится ли она жить в новой Европе, где воля кайзера - не закон в последней инстанции, о чём Германию – при нужде – уведомят:

разумеется, вежливо; возможно, что и исподволь, но, в любом случае, очень убедительно.

Всё обойдётся, если Германия и её властелин смогут приучить себя к привычной для Франции, России, Англии сдержанности и жить по общему закону в свободном и удобном соседстве. Но смогут ли? Терпим ли для Германии союз держав, стран под суверенными стягами, коалиция за пределами немецкого влияния; смирится ли она с силой, глухой к притязаниям, но отзывчивой лишь на заслуженные просьбы; с альянсом, способным без страха отразить агрессию? История последовавшего десятилетия дала ответ.

Великие державы медленно оборачивались и постепенно вооружались друг против друга в нарастающем антагонизме, а рядом, в слабейшей из империй, шли процессы дегенерации, равно опасные для общего спокойствия. Германия опиралась на злоупотребления Порты, но в Турции пробудились силы, грозящие гибелью старым порядкам. Христианские государства Балкан крепли из года в год и ждали удобного случая для освобождения единоверцев из под тягот дурного турецкого управления. Рост национального духа во всех областях Австро-Венгрии до предела напряг и растянул скрепы неловко сшитой, распадающейся империи. Страны Балкан видели свой путь в спасении соплеменников, в возврате территорий, в объединении. Италия алчно следила за распадом Турции и тревогами Австрии. Россия и Германия в глубоком волнении смотрели на юг и восток: там, на Балканах, зрело начало неизбежных событий с далеко идущими последствиями.

Правители Германии упорствовали во множестве крайне неразумных действий:

результатом стала война в скверных для страны условиях.

Воля кайзера предписала держать Францию в постоянном напряжении. Россию - не только двор, но и весь русский народ, в час его слабости, должно было уязвлять ядовитыми оскорблениями. Тихую, глубокую и сдержанную неприязнь британской империи надлежало подогревать постоянными и повторяющимися покушениями на морское господство – основу нашего бытия. Так и только так могли образоваться условия начала войны, Германия обратила агрессию против дела рук своих, она вызвала к жизни комбинацию сил, способную сопротивляться немецкому могуществу и, в конечном счёте, уничтожить его.

Чаша гнева излилась на мир в конце долгого пути. Мы брели по нему десять тревожных лет.

В писаниях преходящей злободневности десятилетний период довоенной деятельности правительства Британии трактуется двояко: мы совершенно не чуяли беды или, наоборот:

тщательно скрывали от беспечной нации тайное знание и пророческие предвиденья. На деле и по отдельности оба мнения неверны; правда лежит в их соединении.

Правительства и парламенты того времени не верили в приближение большой войны и твёрдо намеревались предупредить подобное развитие событий, но мрачные предположения постоянно владели умами министров и, время от времени, напоминали о себе тревожными событиями и тенденциями.

Десять лет прошли в умственном разладе, двойственность стала лейтмотивом британской политики, государственные люди, ответственные за безопасность страны, жили одновременно в двух мирах. Один был вещный, видимый, космополитический, хлопочущий в спокойных занятиях; другой – воображаемый, “за порогом”; он мог уйти в область совершеннейшей фантазии и, через мгновение, чуть ли не ворваться к нам из запредельности - иной мир, бездонное жерло катастрофы, с кружащимися в конвульсивном танце страшными тенями.

Глава 2. На пути к Армагеддону. 1905-1910

Пусть любознательный читатель, желающий вникнуть в суть истории и замысел автора, следует за мной, не упуская ни одного из важных событий во множестве мест. Мы увидим картину предвоенного сухопутного и морского противостояния, но этого недостаточно: нам надо знать последовательность предшествующих причин. Нам необходимо познакомиться с адмиралами и генералами, изучить организацию армий и флотов, понять основы стратегии на суше и море; мы не уйдём от подробностей кораблестроения и артиллерийского дела, увидим систему предвоенных союзов, будем следить за медленным ростом межгосударственных напряжений, присмотримся и разглядим в глобальных делах скромные, но неотделимые от нашей истории нити: борьбу партий, движение людей в течениях политических сил.

В предыдущей главе речь шла о великих державах и империях, мировом балансе и обширных государственных комбинациях. Нужды повествования требуют на время ограничиться нашими островами и заняться британской политикой, её персоналиями и группировками, как сиюминутными, так и некраткими.

В 1885 году, мне, как молодому офицеру, оказали честь отобедать с сэром Уильямом Харткортом. По ходу беседы (увы, но боюсь, что принял в ней слишком активное участие) я задал вопрос: “И что же тогда произойдёт?” “Мой дорогой Уинстон – ответствовал маститый викторианский государственный муж – опыт многих лет убеждает меня в том, что не произойдёт ровно ничего.” Мне кажется, что со времени нашего обеда ничто не преминуло произойти. Великие международные трения усугублялись одновременно с межпартийной борьбой в Британии. Масштаб придал событиям форму и сегодня викторианская эпоха кажется лишь цепью мелких происшествий. Маленькие войны великих народов, серьёзные споры о мелочах, умеренные, благоразумные, осторожные действия людей острого и сильного ума – всё это осталось в ушедшем времени. Рябь на поверхности утекшей воды, игрушечные водовороты: нас несло плавными струями, но пал потоп, река разом обратилась в бурлящую стремнину и мы претерпеваем в ней и сегодня.

Я начинаю отсчёт новых, жестоких времён с 1896 года - рейд Джеймсона, провозвестник, если и не самая причина войны в Южной Африке. Война породила хакивыборы, протекционистское движение, ввоз китайских рабочих, бурную реакцию общества и триумф либеральной партии 1906 года.

Победа либералов побудила палату лордов к яростным наскокам. К концу 1908 года, популярная партия с увесистым большинством парламентских мест оказалась на деле беспомощной: либералов спас бюджет Ллойд-Джорджа (1909). Обсуждение финансовой сметы вылилось в ещё большую провокацию для обеих сторон: верхняя палата попрала конституцию и отвергла бюджет, ошибочно и грубо. Последовали всеобщие выборы - два голосования в 1910 году, Парламентский акт, борьба за Ирландию, страна оказалась на пороге гражданской войны. Итак, двадцать лет непрерывных партийных действий нарастающей вредоносности, в разгорающейся ярости, при растущих рисках: дело дошло до крайности; казалось, что лишь военная сила сможет остудить горячие головы и утихомирить повсеместные страсти.

В 1902 году лорд Солсбери ушёл в отставку.

Он был премьер-министром и министром иностранных дел, начиная с 1885 года, с коротким – так видится по прошествии времени – перерывом. За семнадцать лет его премьерства у либеральной партии не было практического доступа к управлению, лишь краткое время в правительстве при большинстве в сорок голосов ирландских националистов. Тринадцать лет консерваторы пользовались монолитным парламентским большинством в 100-150 голосов при дополнительной поддержке палаты лордов. Долгий срок правления пришёл к концу.

Желание перемен, ощущение неизбежных реформ витало в воздухе. Эпоха окончилась.

За Солсбери пришёл Бальфур. У нового главы Кабинета не было ни одного шанса. Он унаследовал истощённое владение.

Самым мудрым для него выходом стала бы отставка:

благопристойная, тихая и, главное, – наискорейшая. Он мог бы совершенно справедливо заявить: выборы 1900 года прошли под знаком и во время войны; одержана победа, наступил мир, мандаты не имеют силы и, до начала работы, премьер-министру нужно понять настроение избирателей. Нет сомнений, власть досталась бы либералам, но без большого парламентского перевеса, им бы противостояло сильное и сплочённое консервативное меньшинство, и оппозиция смогла бы вернуться к управлению через четыре или пять лет, около 1907 года. Но Бальфур стал премьер-министром при горячем одобрении видных членов консервативной партии, настроения в избирательных округах ничего не решали: парламент был избран лишь два года назад и должен был работать ещё четыре или пять лет. Новый глава Кабинета взялся за исполнение обязанностей в невозмутимом равнодушии к всеобщему отчуждению общественного мнения, среди консолидации всех враждебных ему сил.

Мистер Чемберлен, едва ли не всемогущий помощник Бальфура, не питал иллюзий. От его острого политического чутья не ушла растущая и противная правящей комбинации сила. Но пылкая натура увела Чемберлена от мудрости и умеренности и он начал исправлять дело безнадёжным способом. Правительство честили реакционным. Умеренные тори и молодые консерваторы твердили о согласии и взывали к либералам. Оппозиция шла к власти под шквал шумных протестов. Чемберлен вознамерился преподать урок противникам, равно как и друзьям из числа слабых и колеблющихся, жестоко расправиться с мятежом и снискать народную популярность на путях крайней реакции. Он поднял флаг протекционизма.

Времена, лишения, свежепринятый акт об образовании сплотили либералов;

консерваторов расколол протекционизм или, иными словами, реформа тарифов. Дело дошло до отставки шести министров, пятьдесят консерваторов и юнионистов недвусмысленно отказали правительству в поддержке. Мы видим среди раскольников и молодых членов партии: консерваторы лишились нерастраченой и деятельной энергии, столь нужной для работы в оппозиции. Движению юнионистов-фритрейдеров активно способствовали столпы партии юнионистов, сэр Майкл Хикс-Бич и герцог Девоншир; их поддержал и сам Солсбери: лорд Роберт пребывал в отставке и действовал окольно.

Консервативная партия не претерпевала подобного урона со времён откола пилитов.

Бальфур отказался начать свой срок актом отречения; теперь он держал власть в руках и уж совсем не был склонен ослабить хватку. Более того, он видел в партийном расколе худшее для страны, а в ответственности за схизму – тягчайший грех. Премьер-министр действовал с удивительным терпением и хладнокровием, оберегал подобие единства, смирял страсти и, в надежде на успокоение, упорствовал до последнего. Он, весьма искусно и очень тонко, вырабатывал формулировку за формулировкой: антагонистам предлагалось найти в логике формул удобный самообман и убедить самих себя в существовании согласия. Дело дошло до министерских отставок, и Бальфур пустил кровь протекционистам и фритрейдерам в тщательно отмеренных и равных долях. Подобно Генриху VIII, он, в один и тот же день, рубил головы папистам и жёг ярых протестантов – и те и другие равно отклонялись от его средней позиции, от искусственно поддерживаемого премьером компромисса.

Положение осталось скверным, но Бальфур продержался целых два года. Тщетными оказались призывы ко всеобщим выборам. Общество безрезультатно глумилось над правительством, друзья напрасно просили одуматься, попытки врагов ускорить развязку не удались. Неутомимый и невозмутимый глава Кабинета держался непреклонно и оставался премьер-министром. Ясный и объективный ум Бальфура сосредоточился на главном и отторгал ропот, как вещь несущественную. Я рассказывал о критических днях русскояпонской войны: Британия неукоснительно поддерживала союзника и это прямая заслуга главы Кабинета.

В то же время, он устоял против искушения – русский флот утопил траулеры Британии у Доггер-банки, но первый министр не нашёл в происшествии повода к войне. Бальфур создал Комитет имперской обороны – орудие наших военных приготовлений. Он довёл до подписания документ особой важности – договор с Францией 1904 года, мы рассказали о нём в предыдущей главе. Но Англия 1905 года осталась безразлична к его достижениям.

Доверие к правительству неуклонно падало. Консервативная партия дегенерировала.

Оппозиция объединила всех противников умирающей власти, протест набирал силу.

В последних числах ноября 1905 года, премьер-министр Бальфур обратился к королю с просьбой об отставке. Кемпбелл-Баннерман сформировал правительство; выборы назначили на январь 1906.

Либеральная партия, со времени бурской войны, разделилась на два крыла:

в новый Кабинет вошли представители обеих фракций. Некоторые важнейшие посты достались прославленной многими талантами группе либерал-империалистов. Мистер Асквит взял Казначейство, сэр Эдвард Грей – Форин офис, мистер Хэлдейн – пост министра обороны. Другое крыло, основное течение либеральной политики, собралось вокруг премьер-министра: глава Кабинета назначил сэра Роберта Рейда лордом-канцлером а мистера Джона Морли – министром по делам Индии. Во времена южноафриканской кампании, Рейд и Морли не отрицали необходимости практических военных мероприятий, но неустанно осуждали саму войну; новые члены Кабинета, демократические политики мистер Ллойд-Джордж и мистер Джон Бёрнс заходили в своём миролюбии ещё дальше.

Почтенные фигуры лорда Рипона, сэра Генри Фоулера и недавнего вице-короля Индии лорда Эльджина прибавили к достоинствам администрации.

На январских выборах 1906 года консерваторы потерпели полный крах.

Парламентская история Англии не знала ничего подобного со времён великого Реформбилля. Приведу пример: Манчестер, один из принципиальных округов, отверг Бальфура и восьмерых консерваторов в пользу девяти выборных от либералов и лейбористов. После двадцати лет власти у консерваторов осталось только сто пятьдесят мест в палате общин.

Либералы получили большинство в сто голосов над прочей совокупностью палаты. Обе великие партии таили глубокие обиды на остальных; лживые хаки-выборы аукнулись злоупотреблениями и откликнулись демаршем против непорядочного ввоза в Южную Африку китайских рабочих.

Либералы, миролюбивые антимилитаристы, противники джингоизма шумно чествовали Кемпбелл-Баннермана; премьер принимал поздравления со всех концов страны и, одновременно, требовал от Эдварда Грея дел совершенно иного сорта. Конференция в Альхесирасе корчилась в муках. Несколько лет назад, немецкое правительство приняло англо-французское соглашение о Египте и Марокко без жалоб и протестов. Более того: в 1904 году имперский канцлер, принц Бюлов, заявил: Германия ничуть не возражает против договора. “По нашему мнению, это попытка устранить противоречия между Англией и Францией на путях дружеского взаимопонимания. Германские интересы не дают причин тому противиться.” Но две партии - пан-германская и колониальная - подняли сильный шум и правительство смутилось. Давление возбуждённых политических сил изменило государственный курс и, всего лишь через год, Берлин открыто напал на договор и искал лишь случая заявить о видах на Марокко. Случай не заставил себя ждать.

В начале 1905 года в Фец прибыла миссия Франции. Посланники Парижа, словом и делом, открыто, вопреки международным обязательствам по Мадридскому договору обращались с Марокко, как с французским протекторатом.

Султан воззвал к кайзеру:

действует ли Франция с согласия всей Европы? Жалоба дала Берлину повод к защите международного права. Подоплёка немецких арбитражных усилий не оставляла никаких сомнений: Берлин осаживал и предупреждал Францию – не стоит обижать Германию даже и при договоре с англичанами. Последовало радикальное действо. Кайзера убедили выехать в Танжер и там, 31 марта 1905 года, он, вопреки собственному мнению, произнёс составленную министрами речь: это был картель Франции, бескомпромиссный и недвусмысленный. Министерство иностранных дел Германии пустило текст выступления в широчайший оборот и, по горячим следам, (11 и 12 апреля) грозно истребовало Париж и Лондон на общую конференцию всех стран-участниц Мадридского соглашения. Германия использовала все средства чтобы внушить Франции - отказ от конференции означает войну;

для пущей уверенности и вящей убедительности, в Париж из Берлина выехал специальный посол {1}.

Франция не была готова к войне: скверное состояние армии, недееспособность России и, вдобавок, слабая правовая позиция в завязавшейся тяжбе. Но Делькассе – французский министр иностранных дел – не отступил. Германия угрожала всё более и, 6 июня, правительство Рувье согласилось на конференцию – единогласно и чуть ли не перед жерлами орудий врага. Делькассе немедленно подал в отставку.

Германия преуспела. Прямая угроза войны сломила волю Франции, правительство пожертвовало Делькассе - министром, принесшим стране договор с Великобританией.

Кабинет Рувье настойчиво искал полюбовной сделки: Франция, ценой весомых уступок, желала уйти от унижения на навязанной конференции.

Но Германия намеревалось выжать победу досуха и ни в чём не облегчила участь Франции ни до, ни во время конференции. Страны собрались в Альхесирасе, в январе 1906.

На сцену вышла Британия: домашние пертурбации ничуть не поколебали нас в невозмутимости и стойкости. Англия никоим образом не побуждала Францию отвергнуть совещание. Но и остаться в стороне было невозможно: недавно, на глазах у всего мира мы подписали договор – непосредственную причину сегодняшних военных угроз Германии.

Кемпбелл-Баннерман наказал Грею всецело поддерживать Францию в Альхесирасе.

Помимо этого – так началась эпоха Мира, Экономии и Реформ – премьер санкционировал диалог генеральных штабов Британии и Франции о совместных действиях на случай войны:

шаг величайшего значения и далёких последствий. С этого момента начались интимные, доверительные, неуклонно крепнущие связи военных управлений двух стран. Мы дали мыслям военачальников определённое направление и чёткие границы. Взаимное доверие и обоюдные меры предосторожности росли и крепли в совместной военной работе. Обе страны могли твёрдо настаивать на сугубо техническом значении дискуссий и недвусмысленно отрекаться от каких-либо последствий в виде политических и государственных обязательств, но факт оставался фактом: Британию и Францию связали очень крепкие узы.

Британия пришла в Альхесирас, и совещание обернулось против Германии. Россия, Испания и прочие участники примкнули к Англии и Франции. Австрия указала немцам пределы, через которые не могла перейти. Германия оказалась в изоляции и потеряла за столом совета все достижения военного шантажа. В конечном счёте, Австрия предложила компромисс и дала Германии возможность почётного отступления. События получили серьёзное развитие. Раскол Европы явно оформился, произошла кристаллизация двух систем. Германия пожелала привязать Австрию покрепче. Неприкрытое запугивание потрясло французское общественное мнение. Последовала немедленная и решительная реформа французской армии, союз с Британией окреп и утвердился. Альхесирас встал верстовым столбом на пути к Армагеддону.

Болезнь и смерть сэра Кемпбелл-Баннермана в 1908 году открыла путь мистеру Асквиту. Канцлер Казначейства ходил в первых помощниках премьер-министра и, по мере прогрессирующего упадка сил главы Кабинета, брал на себя ношу за ношей.

Он взял на себя труд провести новый акт о лицензиях: главный вопрос сессии 1908 года; почётная задача привела под руку Асквита крайнее, доктринёрское, до того враждебное, антиимпериалистское крыло партии. Асквит решительно объединился с Ллойд-Джорджем: человеком демократических дарований и растущей репутации. Власть спокойно перешла из рук в руки. Мистер Асквит стал премьер-министром, мистер ЛлойдДжордж – министром финансов и вторым человеком в правительстве. Новый Кабинет, подобно предыдущему, стал завуалированной коалицией. Глубокие противоречия разделяли либеральных империалистов и радикальных пацифистов, сторонников КемпбеллБаннермана – последние представляли большинство партии и составили большинство Кабинета. Асквиту, теперь премьер-министру, приличествовала беспристрастность, но его сердце и стремления остались с Эдвардом Греем, военным ведомством и Адмиралтейством.

Всякий раз, в виду важных событий, в трудные минуты вынужденного откровения глава Кабинета брал сторону Форин офиса, военных и моряков. Но Асквит не мог, как бы ни хотел этого, поддерживать Грея с эффективностью Кемпбелл-Баннермана. Слово старого вождя было законом для партийных экстремистов. Они могли принять от него почти всё.

Радикалы непререкаемо верили, что Кемпбелл-Баннерман не сделает ничего, но лишь совершенно необходимое во внешней и оборонной политике и будет считаться с удовлетворением сентиментов джинго в последнюю очередь. Но прошлое Асквита было иным - он отнюдь не клеймил бурскую войну, а его закадычный друг - министр иностранных дел – заходил ещё дальше и вовсе покидал пути праведные ради патриотических пастбищ. Партийные старейшины усматривали в премьер-министре чужака и следили за его шагами во внешних делах с особой бдительностью. Военный диалог с Францией открыл Генри Кемпбелл-Баннерман, дело нашло оправдание в добродетелях старого премьера: я сомневаюсь, что Асквит смог бы начать и двигать вперёд подобные переговоры.

В 1904 году, спор о свободной торговле привёл меня на скамьи парламентской оппозиции; с той поры, я и Ллойд-Джордж работали в тесном политическом союзе. Он стал первым, кто приветственно встретил меня. До падения Бальфура, мы сидели рядом и действовали совместно; остались близкими друзьями и при Кемпбелл-Баннермане: тогда я вошёл в администрацию заместителем министра по делам колоний. Сотрудничество продолжилось и при новом правительстве – я стал министром торговли, членом Кабинета и мы – по разным причинам, но вместе – приняли сторону противников своеволия в военных и международных делах. Должно понять, что всяческие сочетания различных позиций и несхожих характеров свойственны и обычны для любой сильной и перворазрядной британской администрации и ни в коей мере не препятствуют гармоничным и согласным отношениям: мы работали с приятностью, в атмосфере обходительности, дружбы и доброй воли.

Через короткое время начался следующий европейский кризис. 5 октября 1908 года, Австрия, без разговора и уведомления, объявила аннексию Боснии и Герцеговины. Обе провинции принадлежали Турецкой империи и управлялись Австрией по Берлинскому договору 1878 года; аннексия означала лишь формальное подтверждение фактического состояния дел. Летом случилась младотурецкая революция; казалось, что Австрия увидела возможное восстановление турецкого суверенитета над Боснией и Герцеговиной, перехватывает инициативу и делает опережающий ход. Возможно, что благоразумная и вежливая дипломатия обеспечила бы Австрии желаемые удобства. Более того, ход переговоров с Россией – наиболее заинтересованной в деле великой державой – тому благоприятствовал. Но министр иностранных дел Австрии, граф Эренталь, не довёл до завершения диалог с Россией, не договорился о приемлемой компенсации, но прервал дискуссию внезапной и грубой декларацией аннексии. Это был акт особого, жестокого, публичного унижения России и личное оскорбление её представителя на переговорах господина Извольского.

Поднялась злоба, посыпались протесты. Британия отказалась признать аннексию равно как и одновременное объявление независимости Болгарии - мы опирались на решение Лондонской конференции 1871 года: “Неотъемлемый принцип международного законодательства таков, что ни одна из стран не может уйти от обязанностей по договору и не может изменить его формулировки иначе, чем по соглашению с другими участниками договора.” Турция громко осудила беззаконие и начала эффективный бойкот австрийской торговли. Сербия провела мобилизацию. Но реакция России оказалась много серьёзнее.

Австрия возбудила в русских лютую злобу, и до Великой войны остался лишь один, последний шаг. Личное несходство Эренталя и Извольского сыграло свою роль в конфликте двух стран.

Великобритания и Россия склонялись принять случившееся и, в то же время, настаивали на конференции. Австрия, при поддержке Германии, отказала. Главной опасностью стали возможные и резкие движения Сербии. Эдвард Грей дал ясно понять, что Британию не удасться вовлечь в войну из-за балканской свары и приступил к усмирению Сербии, утихомириванию Турции; Россия получила от Британии всецелую дипломатическую поддержку. Ссора шла до апреля 1909 и закончилась поразительным образом. Австрия решила выставить Сербии ультиматум и объявить войну при отказе Белграда признать аннексию Боснии-Герцеговины. Тут вмешался канцлер Германии, Бюлов: Россия - настаивал он – должна посоветовать Сербии отступить. Державы должны признать аннексию - официально, без созыва конференции. Сербия не получит компенсаций. Германия ждёт из Петербурга положительного ответа без каких-либо предварительных сношений России с правительствами Франции и Британии. Если Россия не согласиться, Австрия объявит Сербии войну при полной и совершенной поддержке Германии. Россия встала перед войной с австро-германским союзом и сникла, как это случилось с Францией три года назад. Англия осталась одинокой защитницей международного права и святости договоров. Тевтоны одержали полную победу. Но триумф был куплен опасной ценой. В 1905 году, Франция претерпела дурное обхождение и провела полную военную реорганизацию. В 1910 году пришёл черёд России: армия царя, и без того великая числом, выросла в огромной степени. Схожие обиды сцементировали альянс России и Франции: союзники сомкнули ряды и принялись за работу – Париж и Петербург бросили русский труд и французские деньги в стратегическое строительство, в укрепление западной русской границы сетью железных дорог.

Пришла очередь Британии: германское давление обратилось против нас.

Весной 1909 года, первый лорд Адмиралтейства Маккена неожиданно потребовал для флота не менее шести новых дредноутов. Он обосновал запрос быстрым ростом германского флота: рейхстаг принял морскую новеллу 1908 года, новый закон предусматривал ускоренное строительство и увеличение числа кораблей, Адмиралтейство всерьёз обеспокоилось. В то время, я относился к угрозе из Европы со скептицизмом и не удовольствовался доводами Адмиралтейства. Предложение немедленно нашло во мне и канцлере Казначейства дружных оппонентов; мы взялись за изучение доводов морского ведомства, и пришли к совместному заключению: достаточно будет четырёх кораблей.

Дискуссия вовлекла меня в тщательные штудии, я проанализировал современные и прогнозируемые характеристики военно-морских сил Германии и Британии.

Адмиралтейство утверждало, что положение станет опасным в 1912 году: я не мог с этим согласиться, находил цифры военно-морского ведомства преувеличенными и не верил, что Германия строит дредноуты тайно, в обход опубликованных морских законов. Новая программа давала немцам четыре дредноута, и я настаивал, что с учётом кораблей додредноутного типа - мы опережали в них Германию – британскому флоту гарантировано достаточное превосходство к “опасному году” – так стали называть 1912 год. Так или иначе, но текущий бюджет оставался в силе: Адмиралтейство настаивало на закладке пятого и шестого кораблей лишь в последнем месяце финансового года, в марте 1910. Мы с канцлером Казначейства предложили одобрить четыре дредноута на 1909 год, и решить судьбу дополнительных двух в прениях по программе 1910 года.

В свете сегодняшнего дня объёмистые записи дискуссии 1909 года не оставляют сомнений – мы были совершенно правы во всём, что можно было предвидеть исходя из фактов и цифр.

Мрачные предсказания Адмиралтейства никоим образом не сбылись; Британия сохранила достаточное преимущество и в 1912 году. Германия не вела секретного строительства дредноутов, адмирал фон Тирпиц не лгал и не скрывал истинного состояния германского кораблестроения.

Полемика вышла за стены Кабинета, поднялось сильное волнение. Дебаты накалили обстановку. Никто не хотел понять истинного предмета спора. Широкие слои граждан впервые открыли глаза на германскую угрозу, по стране прокатилась неподдельная тревога.

В конце концов, удалось найти необычное и характерное решение. Адмиралтейство требовало шести кораблей, экономисты предлагали четыре: остановились на восьми. Но пять из восьми дредноутов встали в строй лишь после того, как “опасный”, 1912 год, мирно ушёл в прошлое.

Мы с канцлером Казначейства оказались совершенно правы, но правы в прагматическом смысле и совершенно не поняли подспудного хода судеб. Честь и слава первому лорду Адмиралтейства, Маккене: он устоял перед мнением партии и дал бой, в мужестве и с решимостью. Мог ли я вообразить, что к следующему правительственному кризису вокруг флота наши с Маккеной роли переменятся, мог ли я представить, что в конечном счёте приму новые корабли – их вывело в море несгибаемое упорство первого лорда – с распростёртыми объятиями?

Точное число необходимых к тому или иному году кораблей могло дебатироваться так и этак, но главный, неоспоримый факт был понятен нашему народу: Берлин собирается подкрепить несравненную немецкую армию флотом и, к 1920 году, далеко превзойдёт морскую мощь современной Британии. После морского закона 1900 года последовали поправки 1906 года, за расширенной программой 1906 года – новелла 1908-го. Уже в 1904 году кайзер, краснобайствуя в Ревеле, назначил себя “адмиралом Атлантики”.

Рассудительные люди по всей Англии пришли в глубокое беспокойство. Для чего Германии огромный флот? С кем они меряются, с кем соревнуются, как будут использовать корабли, против кого, если не против нас? Волновались не только политики и дипломаты, тревога пустила обширные корни и росла повсеместно: пруссаки задумали недоброе, они завидуют блеску Британской империи и, буде возможность поживиться за наш счёт – воспользуются случаем в полной мере. Пришло прозрение – бездействие тщетно и лишь контрмеры могут повернуть Германию вспять. Немцы увидели в нашем нежелании строить корабли дефект национального духа и дополнительное подтверждение собственных притязаний возмужавшей расе стоит дерзнуть и сместиить истощённое, миролюбивое, чрезмерно цивилизованное, пережившее свою силу сообщество с несоразмерно высокого места в мировых делах. Всякий увидит опасность, если не злоумышление, в рядах цифр – германское и британское кораблестроение за три года работы либерального Кабинета.

В 1905 году Британия построила 4 корабля, Германия – 1.

В 1906 году Британия уменьшила программу до 3-х кораблей, Германия увеличила до 3-х.

В 1907 году Британия продолжила сокращение и остановилась на 2-х кораблях, Германия же дополнительно расширила программу до 4-х.

Красноречивые цифры.

Едва ли не каждый, постепенно и вынужденно пришёл к неизбежному заключению:

если мы отстанем с флотом, то наверстать будет очень трудно.

Перед читателем прошло пять лет; три державы из числа главенствующих встрепенулись и глубоко обеспокоились политикой Германии и ростом её вооружений.

Прямая угроза войны вынудила Францию и Россию склониться перед немцами. Германский сосед усмирил сопротивление недвусмысленными намерениями применить силу без жалости и ограничений. Обе державы предпочли уйти от кровавых испытаний и вероятного краха ценой всего лишь покорности. Чувство пережитого оскорбления усугубилось боязнью будущих унижений. Третья страна, не готовая к войне, но недостижимая для врага и неотделимая от мировых дел – Британия – ощутила чужие и властные руки на самих корнях государственного бытия. У наших дверей появился германский флот и его рост - быстрый, уверенный, методичный означал неминемую опасность, требовал от нас усердного напряжения сил и бдительности: не мирных, но военного времени. Россия и Франция наращивают армии: Британия, под бременем таких же обстоятельств, должна увеличить свой флот.

Пробил час и три встревоженные державы сошлись для совместных действий:

враг больше не возьмёт их поодиночке. С этого времени, исподволь, но начинается координация военных приготовлений трёх союзников и три страны понимают безопасность как общее дело.

О безрассудные германцы! Вы упорно трудитесь, напряжённо размышляете, топчете плацы Фатерлянда в атаках и контратаках, пускаетесь в долгие расчёты; вы раздражены среди весны своего процветания, досадуете перед изобилием плодов земных и ни один бастион, ни одна защита вашего же мира и славы не устоит перед немецкой рукой!

“Ситуация 1909 года – пишет Бетман-Гольвег, будущий преемник Бюлова – стала результатом позиции Британии и действий Германии: Лондон твёрдо принял сторону Франции и России, британская политика традиционно развернулась против сильнейшей на тот момент державы Континента; Германия упорно следовала военно-морской программе, вела решительную восточную политику и, помимо прочего, выстраивала необходимую защиту против Франции – предвоенный Париж никоим образом не умерял враждебности.

Британия заявила о дружбе с франко-русским союзом, и мы увидели в этом чудовищное усугубление всех агрессивных тенденций военной конвенции; тем временем, Англия, в растущем ужасе, наблюдала за нашим крепнущим флотом и переживала посягательства на свои древние права в восточных делах. Время слов безвозвратно прошло.

Пришли холода и небо затянуло облаками недоверия.” В таких словах новый канцлер Германии описывает доставшееся наследство.

Пришло и его время добавить к тревогам мира.

Глава 3. Агадир.

Весной 1911 года французские войска заняли Фец. Военная экспедиция усугубила растущее раздражение Германии и, в конце июля, имперское правительство ответило на новую досаду внезапной грубостью. Хорошо известная в европейских финансовых кругах предвоенного времени немецкая компания - “Братья Маннесманы” – заявила, что весьма заинтересована в гавани на атлантическом побережье Марокко. Речь шла о бухте Агадир и окрестных районах. Статс-секретарь иностранного ведомства Германии, господин фон Кидерлен-Вехтер, обратился в Париж за разъяснениями. Франция не возражала против компенсаций и предложила Берлину полновесный обмен марокканских выгод на территории в Конго. Германская пресса сравнивала умеренный климат Марокко с болезнетворными тропиками Конго и возмущалась: немцам более чем хватало колоний со скверными метеорологическими условиями. Вопрос породил множество замысловатых и абсолютно несущественных ответвлений. Французы приготовились к длительным негоциям. Казалось, что ключевую проблему удасться разрешить без особого труда.

Франция заявила, что видит лишь дикое песчаное побережье, без единого торгового заведения или дома, отрицает наличие германских интересов в самой бухте и на окрестных землях, но предлагает совместную инспекцию полномочных представителей сторон. Выезд на место позволит без затруднений засвидетельствовать фактическое положение дел. Париж оповестил Германию, что готов к межеванию Конго.

И вдруг, утром 1 июля, пришло неожиданное сообщение: Его Императорское Величество Германский Император решил встать на защиту немецких интересов и выслал в Агадир канонерку ”Пантера”. Небольшой корабль уже в пути. Весть разнеслась по Европе боем набата. Париж не предвидел подобного развития событий и не понимал германских намерений. Британия заглянула в морские карты и увидела в немецкой морской базе на атлантическом берегу Африки опасность для судоходства. Мы – как пишут моряки в официальных письмах друг другу – “приметили” несомненную связь тяжбы с активностью Германии на Мадейре и Канарских островах, в водах, где сходятся маршруты подвоза товаров и продовольствия из Южной Африки и Южной Америки. Европа взволновалась.

Франция не на шутку встревожилась. Граф Меттерних пришёл к Эдварду Грею с уведомлением о действиях Германии; британский министр отложил ответ до обсуждения в Кабинете. Правительство собралось 5 июля и германского посланника известили, что Британия не останется в стороне от марокканских событий, но повременит с оглаской, пока не убедится в намерениях Берлина. С этого дня и до 21 июля германское правительство затихло. Решительная позиция Британии ошеломила берлинскую дипломатию. Наступил так называемый ”период молчания”. Правительства умолкли, германские и французские газеты живейшим образом препирались, британская пресса находила происходящее безрадостным.

День шёл за днём, в Лондон приходили длинные послания из посольств всей Европы, но истинные намерения германцев оставались сокрыты. Кабинет постоянно возвращался к марокканскому вопросу, я внимал дискуссиям министров. Ищут ли германцы повода к войне или просто темнят, давят и выторговывают новые колониальные приобретения? Если второе, то переговоры помогут делу. Великие державы, в мягкой, искусно прилаженной броне дипломатических формальностей и этикета выстроятся друг против друга. Главные спорщики, Париж и Берлин, займут передовые линии.

Во втором эшелоне, на разных дистанциях, под более или менее плотной дымовой завесой оговорок и условий, расположатся соратники по Тройственному союзу и страны противостоящего лагеря:

именно в то время, нас начали называть тройной Антантой. В подобающий момент, линия дипломатической кордебаталии выразится в тёмных для непосвящённого словах, начнётся движение, кто-то из оппонентов - Франция или Германия - чуть выступит вперёд, немного отступит назад, или, возможно, шелохнётся вправо или влево. Дипломаты искусно подправят великое европейское и, конечно же, мировое равновесие; грозные союзники разойдутся по домам в парадном строю, под салютования, нашёптывая друг другу поздравления или соболезнования. Знакомая картина.

Но и такая процедура таит в себе угрозу. Международные отношения минувших лет вовсе не шахматная игра или пляски гримасничающих, вычурно одетых марионеток, но встреча огромных государственных организмов и взаимодействие непомерных сил, явных и скрытых – так, сближение космических планет не свободно от опасности, но может пробудить гигантскую мощь тяготения. Небесные тела сходятся, начинают пускать друг в друга молнии и, за некоторым пределом дистанции, падают с привычных орбит в неизбежное и страшное столкновение. Дипломатия призвана предотвращать подобное, и дипломатия успешна, пока державы и народы не хотят войны – осознанно или нет.

Тягостная, неверная обстановка; единое вспыльчивое движение рассорит всех, смешает карты и погрузит Космос в Хаос.

Я полагал, что истинная причина недовольства Германии кроется в англо-французском соглашении. Британия получила многие выгоды в Египте, Франция - в Марокко. Возможно, что немцы чувствуютт себя обойдёнными: почему бы им не высказаться и не настоять на своих правах, вежливо и дружелюбно? Ведущие державы сошлись в споре, но Британия стояла особняком и, по моему мнению, могла бы проявить сдержанность, умеренно пустить в ход своё влияние и обеспечить компромисс - именно это мы и пытались делать. Но если Германия действует злокозненно, то умеренность не имеет никакого смысла. Надо жёстко произнести решительное слово и не опоздать с ним. Самоустранение Британии бесполезно.

Без нашего сдерживающего влияния антагонисты могут зайти слишком далеко. Я искал решения диллемы в циркулирующих документах и телеграммах и замечал за хладнокровием Эдварда Грея растущую, а временами и тяжёлую тревогу.

Неустойчивая игра сил в нашем собственном синедрионе добавляла к накалённому мраку европейских дел. И наоборот: Кабинет превратился в миниатюрную копию международного дипломатического ристалища с его колебаниями и недомолвками. Все без исключения министры, ответственные за внешнюю политику Британии собрались в либерал-империалистском крыле правительства и за их скамьями высился увесистый трезубец морской мощи. Империалистов пристально опекали и уравновешивали радикалы, на их стороне выступали влиятельные лорд Морли и лорд Лоребёрн: мы, с канцлером Казначейства, как правило, принимали сторону последних. Кабинет балансировал между мнениями и колебания могли легко обернуться нерешительностью, неспособностью Англии выступить на той или иной стороне при опасном обороте событий. Обстоятельства складывались так, что мы равно не могли умыть руки, отвернуться от опасности и предотвратить беду своевременными и категоричными действиями. В этих условиях, позиция канцлера Казначейства приобрела особый вес.

Несколько недель Ллойд-Джордж не обнаруживал своих намерений; я многократно беседовал с ним и пришёл к выводу: канцлер колеблется между сторонами. Но время пришло и утром, 21 июля, перед заседанием Кабинета, я нашёл в нём совершенно другого человека. Замысел канцлера выяснился: Ллойд-Джордж принял решение. Он знал что делать, когда и как. Министр финансов заключил, что Британия сползает в войну. Канцлер подробно разобрал тянущееся и гнетущее молчание Берлина. Он указал, что Германия действует, совершенно не считаясь с Англией, что наша недвусмысленная позиция полностью проигнорирована, что жёсткое давление на Францию продолжается, может произойти катастрофа и беду надо отвести заявлением - немедленным и безапелляционным.

В тот вечер, Ллойд-Джордж собирался выступить на ежегодном обеде банковских деятелей;

он открыл мне, что использует случай и, не обинуясь, заявит: если Германия задумала войну, то найдёт Британию в рядах противника. Канцлер показал мне подготовленную речь и добавил, что после заседания Кабинета ознакомит с ней премьер-министра и Эдварда Грея. Как они отнесутся к этому? Я ответил, что, несомненно, как и я: с огромным облегчением.

Ллойд-Джордж переменил сторону, наше международное поведение определилось.

Теперь правительство могло проводить твёрдую и вразумительную линию.

Наступил вечер, и канцлер Казначейства произнёс перед банкирами следующие слова:

Если ситуация поставит нас перед выбором – сохранить мир, но потерять блистательное и выгодное положение, плод вековых усилий и героизма, если мирное состояние обернётся правом ущемлять жизненно важные интересы Британии и пренебрегать нами в международных делах, то я категорически назову мир, купленный за подобную цену унижением, нетерпимым для нашей великой державы.

Аудитория пропустила заявление мимо ушей. Дельцов занимала бюджетная политика Ллойд-Джорджа: недружелюбная, пугающе тягостная для собственности и богатства – знали бы они, что готовит им будущее! Банкиры сочли, что министр рутинно и для проформы вставил в речь иностранные дела. Но посольства Европы разом встрепенулись.

Через четыре дня, в половину шестого пополудни, мы с канцлером прогуливались у фонтанов Букингемского дворца. На нашем пути возник запыхавшийся посыльный. Не соблаговолит ли господин министр финансов немедленно посетить сэра Эдварда Грея?

Ллойд-Джордж порывисто обернулся ко мне: ”Это речь. Германцы могут потребовать моей отставки: вспомните Делькассе.” Я ответил: ”Вы станете самым популярным человеком в Англии” (сегодня его имя у всех на слуху, но в то время было иначе). Мы поспешили вернуться в палату, в офис Грея. Хозяин кабинета встретил нас со словами: ”Только что от меня вышел германский посол. Чуть ли не разрыв; немцы могут атаковать флот в любую минуту. Я послал за Маккеной”. Сэр Эдвард бегло пересказал разговор с Меттернихом.

Посол сообщил, что Берлин не находит оправданий словам канцлера Казначейства. Граф жёстко заявил: если Франция отвергнет протянутую руку имперского правительства, Германия не остановится ни перед чем, но защитит свою честь и договорные права. Вслед за тем, Меттерних зачитал длинную жалобу на мистера Ллойд Джорджа ”чья речь в самом деликатном истолковании звучит предостережением в адрес Германии и, фактически, воспринята прессой Великобритании и Франции как предупреждение, граничащее с запугиванием”. Грей счёл правильным указать, что правительству Его Величества недостойно обсуждать сам предмет - речь канцлера Казначейства – после ноты, составленной в подобном тоне. Пока мы разговаривали, прибыл первый лорд Адмиралтейства, остался с нами на несколько минут и умчался отдавать тревожные приказы.

Беда пришла в обличье осмотрительных и корректных слов. В просторных, тихих покоях прозвучали скрупулёзно отмеренные фразы, проворковал мягкий, спокойный, обходительный, серьёзный разговор. Но пушки начинали говорить и народы падали от руки той же Германии вслед за меньшими демаршами. Учтивые речи, но радиограммы Адмиралтейства уже текут сквозь эфир к верхушкам корабельных мачт, и обеспокоенные капитаны меряют шагами палубы. Немыслимо. Невозможно. Безрассудство, страшные сказки, никто не решится на такое в двадцатом столетии. Темнота полыхнёт огнём, ночные убийцы нацелятся в горло, торпеды разорвут днища недостроенных кораблей и рассвет откроет истаявшую морскую мощь нашего, теперь уже беззащитного острова? Нет, это невероятно. Никто не посмеет. Цивилизованность, как и прежде, возобладает. Мир спасут многие установления: взаимозависимость наций, торговля и товарооборот, дух общественного договора, Гаагская конвенция, либеральные принципы, лейбористская партия, мировые финансы, христианское милосердие, здравый смысл. А вы полностью уверены в этом? Будет скверно ошибиться. Такую ошибку можно сделать лишь раз – и навсегда.

Речь в ратуше {1} явилась неожиданностью для всех стран и прозвучала раскатом грома для правительства Германии. Немцы загодя собрали сведения и уверились, что Ллойд-Джордж возглавит миролюбивую партию и, тем самым, обезвредит Англию. Теперь Германия бросилась в другую крайность и вообразила интригу сплочённого британского Кабинета: министры нарочно выбрали и принудили к чтению пресловутой речи самого отъявленного радикала – канцлера Казначейства.{2} Немцы недоумевали, как их представители и соглядатаи в Великобритании могли столь грубо обмануться. Берлин назначил Меттерниха козлом отпущения и, при первом же удобном случае, отозвал графа из Лондона. По мнению немецкого правительства, посол, за десять лет работы в Англии, не смог изучить персональные качества и ошибся в политике влиятельнейшего министра.

Теперь мы располагаем фактами и можем заключить, что подобное предвидение стало бы для Меттерниха нелёгким делом. Как он мог судить о намерениях Ллойд-Джорджа?

Коллеги по Кабинету увидели текст речи лишь за несколько часов до выступления. Я не мог предположить действий канцлера, хоть и сотрудничал с ним самым тесным образом. Никто не знал. Он и сам не знал, пока полностью не охватил умом происходящее.

Сегодня кажется, что Германия не собиралась воевать за Агадир, но прощупывала почву, балансируя на краю пропасти. Мир мог легко сорваться вниз: порыв ветра, головокружение и все катятся в тартарары. Но каковы бы ни были сокровенные немецкие замыслы до официального выступления Британии, мы объяснились и Германия более не желала войны.

Речь министра финансов и дальнейшие события убедили Берлин, что в сложившихся обстоятельствах военное давление на Францию приведёт Британию во вражеский стан.

Немедленной ретирады не случилось, но немцы стали с величайшей осторожностью избегать провокаций в сторону французов и повели переговоры к уступкам и примирению.

Правительство работало в величайшем напряжении: мы пытались измерить истинную глубину разногласий и оценить реальную стоимость притязаний; в июле, августе и сентябре положение оставалось тягостным и туманным. Германская дипломатия двигалась к решению медленно и едва ощутимо, из Берлина шли известия о военных приготовлениях, наши опасения росли. Один жаркий летний день сменялся другим: казалось, что надвигается гроза.

Положение члена Кабинета дало мне возможность наблюдать за ходом событий и я следил за ними, пристально, но отстранённо: министр внутренних дел не имеет прямого отношения к международным делам. Неожиданный случай потряс меня. 27 июля Асквит устроил летний приём в саду, на Даунинг-стрит 10. Среди приглашённых оказался шеф лондонской полиции, сэр Эдвард Генри.

Мы разговорились о европейских делах: я нашёл их серьёзными. Сэр Генри заметил, что министерство внутренних дел, а именно лондонская полиция, несёт ответственность – в силу какой-то странной договорённости – за охрану всех запасов кордита военно-морских сил на складах в Чаттенден и Лодж Хилл. Охрану несут несколько констеблей, многие годы и пока без происшествий. Я осведомился: что будет, если ночью к хранилищам взрывчатки на двух или трёх авто подъедут двадцать решительных и хорошо вооружённых германцев? Сэр Генри ответил, что злоумышленникам ничто не помешает. Я поспешил откланяться.

Дорога в министерство внутренних дел заняла несколько минут; я поднялся в свой кабинет и позвонил в Адмиралтейство. Кто из начальства на месте? Первый лорд с флотом в Кромарти, первый морской лорд отъехал с инспекцией. С обоими, разумеется, можно быстро связаться по телефону или беспроволочному телеграфу. За главного оставлен адмирал – опустим его имя. Я потребовал морской пехоты, немедленно, для охраны жизненно важных для флота материалов. Мне было известно, что в учебных частях Чатема и Портсмута более чем достаточно морских пехотинцев. Адмирал ответствовал, что Адмиралтейство не обязано и не намерено ничего предпринимать: военно-морской человек откровенно негодовал на возникшего из ниоткуда гражданского министра-паникёра.

“Вы отказываетесь выслать морскую пехоту?” Адмирал ненадолго замялся, но ответил:

”Отказываюсь”. Я дал отбой и позвонил в военное министерство. Мистер Хэлдейн был на месте. Я рассказал ему, что собираю и вооружаю полицейские караулы для охраны взрывчатки, и попросил подкрепление - пехотную роту к каждому из хранилищ. Несколько минут – и отданы приказы, несколько часов – и солдаты на посту. К утру запасы кордита были под надёжной охраной.

Ничтожный инцидент; возможно, что я зря встревожился. Но случай открыл глаза и привлёк внимание. Вокруг бурлила повседневность - мирная, не ведающая опасений, беспечная. Люди на улицах, женщины и мужчины, считали чужеземную угрозу полнейшей бессмыслицей. Десять веков или около того на землю Англии не ступала нога вражеского солдата. За сто лет отечество не изведало опасности. Британцы, всецело самодостаточные, весьма самоуверенные, год за годом, поколение за поколением, занимались делами, спортом, классовой и партийной борьбой. Нация мыслила мирными категориями. Долгие, спокойные времена сформировали наш образ жизни. Недоверие, сердитое нежелание слушать – так отнеслось бы большинство англичан к рассказу о возможной близости чудовищной войны, к предположению о том, что в самом городе Лондоне, гостеприимной гавани всех морей, злонамеренные и решительные иностранцы готовятся нанести смертельный удар по нашему первейшему оружию и вернейшей защите.

Я начал поиск слабых мест в обороне страны. Выяснилось, что дальновидный капитан Хэнки - впоследствии помощник секретаря Комитета имперской обороны - уже составляет перечнь потенциальных угроз для проекта мобилизационного расписания {3}. Я занялся вопросами саботажа, шпионажа и контршпионажа, обратился к компетентным государственным служащим: они работали в тайне, относились к предмету очень серьёзно, но располагали малыми силами и скромными средствами. Мне рассказали о германских шпионах и агентах в портах Британии. Ранее, при необходимости извлечь одноединственное частное письмо из ведения королевской почтовой службы и перлюстрировать его, министерство внутренних дел должно было выписать ордер. Я издал общий приказ и санкционировал вскрытие всей корреспонденции некоторых лиц из особого, постоянно пополнявшегося списка. В скором времени обнаружилась регулярная и широкая агентурная сеть: Германия создала её из подкупленных англичан. Закон не отводил министерству внутренних дел заметного места в системе военных приготовлений, но я отдался им всецело, на семь ближайших лет, оставив почти без внимания иные вопросы. Все боевые лозунги нашей избирательной кампании - либеральная политика, народный бюджет, фритрейдерство, мир, экономия, реформы - утеряли важность перед новой задачей. В череде прибывавших, грозных нужд устоял один лишь ирландский вопрос. Полагаю, что ход событий водил умами и иных министров. Но я рассказываю свою собственную историю.

Я с тщанием изучал военное положение в Европе, читал всё, что мог достать. Многие часы прошли в спорах и обсуждениях. Военный министр приказал отвечать на все мои вопросы. Начальник генштаба - Уильям Николсон - был моим другом с давних времён тирахской экспедиции. В 1898 году, я, тогда ещё молодой офицер, служил с ним в штабе Уильяма Локхарта. Николсон придерживался ясной и твёрдой военной доктрины и изложил положение дел в превосходной и обширной записке. Но больше всех я обязан начальнику оперативного управления: генералу (впоследствии фельдмаршалу) Генри Вильсону.

Генерал, глубоко принципиальный и замечательно дальновидный офицер, с энциклопедическим и, полагаю, уникальным знанием Континента досконально изучил французскую армию и секреты французского главного штаба. В то время он возглавлял штабной колледж. Многие годы сэр Генри ратовал за немедленные и совместные с Францией действия на случай войны и не сомневался в том, что воевать, рано или поздно, но придётся. К Вильсону, со всех сторон, стекались струйки военных сведений. Генерал повесил в своём маленьком кабинете карту Бельгии: огромную, во всю стену, с отчётливым изображением сети дорог сколь-либо пригодных для прохода германских армий. Он проводил у карты все каникулярные дни: изучал маршруты движения войск и окольные местности. Вильсон не мог плодотворно работать в Германии: там его слишком хорошо знали.

Как-то вечером, посол Германии граф Меттерних – к тому времени мы были знакомы десять лет – зазвал меня на обед. Мы провели время вдвоём; граф выставил знаменитый рейнвейн императорских погребов. Разговор шёл о Германии, о её теперешнем величии, о Наполеоне, о роли Бонапарта в объединении немецкого народа, о начале и завершении франко-прусской войны. – Какая жалость – заметил я – что Бисмарк не устоял перед военными и согласился взять Лотарингию. Теперь Лотарингия и Эльзас – корень европейских раздоров и вооружённого противостояния. Граф возразил: Германия издавна владела этими землями, но в один из мирных дней Людовик XIV перемахнул через границы, наскочил и захватил их. Но ведь население Эльзаса и Лотарингии настроено профранцузски? По-разному - ответствовал Меттерних. Я возразил: как бы то ни было, но огонь тлеет. Франция никогда не забудет потерянные провинции, а они, в свою очередь, никогда не перестанут взывать к Парижу. Мы обратились к близким и весьма щекотливым материям. Обеспокоен ли граф сегодняшней ситуацией? – Германию пытаются окружить и уловить в сети – заявил посол – но она слишком сильна для охотников. Я осведомился, о каких поимках и сетях идёт речь, ведь Германия в союзе с Австро-Венгрией и Италией, державами первого класса? Англию не смущала и полная изоляция, мы жили так многие годы. Но вы живёте на острове – отпарировал Меттерних. Германия прошла сквозь долгие времена грабежей, угнетения и не море, но лишь солдатские штыки стоят меж нами и вторжением. Это въелось в немецкую душу.

Разговор перешёл к военно-морским делам. – Германия совершает огромную ошибку, соперничая с нами на воде – сказал я. Англию не догнать. Мы будем строить по два корабля на каждый немецкий, построим и больше, при необходимости, и каждый шаг в морском состязании обернётся новым витком вражды. Как бы ни честили друг друга наши радикалы и консерваторы, в этом мы едины. Пренебрежение морским превосходством отправит в отставку любое правительство. Меттерних ответил, что слышал от мистера Ллойд-Джорджа те же слова, но Германия не помышляет о морском господстве. Ей нужен флот для защиты колоний и торговли. Я спросил: что за польза в слабейшем флоте? Он станет заложником обстоятельств. Император – ответил граф – глубоко привязан к своему флоту, это его детище. Я не стал оппонировать, заметив, что Мольтке по-иному трактовал истинные интересы Германии.

Мы осторожничали, но беседа вышла приятной. Наш разговор не имел особого значения; я привёл его, как пример разных точек зрения. Впоследствии, я узнал, что в подобных обстоятельствах канцлер Казначейства выразился гораздо сильнее. Он заявил, что будет тратить на флот сотни миллионов ежегодно, если господство Британии на морях окажется перед реальной угрозой.

Граф Меттерних, человек чести, служил кайзеру верой и правдой, но старался сохранить мир, в особенности мир между Англией и Германией. Я слышал, что однажды, в Берлине, в собрании князей и генералов, кто-то заявил, что Британия способна нанести Германии внезапный и вероломный морской удар. Посол немедленно ответил, что после десяти лет жизни в Лондоне находит сказанное невообразимым. Собрание ответило Меттерниху явным недоверием; граф поднялся и заметил, что ручается за свои слова честью германского офицера. Воцарилось минутное молчание.

Недалёкие люди привычно глумятся над старой дипломатией и видят причины войн в её секретных махинациях. Легко сбиться с пути, глядя на ничтожные причины многих и великих ссор и битв, но это всего лишь умствования о мелких симптомах опасного заболевания. Интересы, страсти и судьбы могущественных наций и народов лежат в глубине, но длинная история противоречий выходит на поверхность в мелочах. Старая истина гласит: ”Великие волнения начинаются с малого, но не по причине малого”.

Довоенная дипломатия старалась устранить мелкие зародыши опасностей, но большее было ей не под силу. Вместе с тем, и отсрочка может предотвратить столкновение. Проходит время меняются обстоятельства, на смену одним комбинациям, союзам, интересам приходят другие. Традиционная дипломатия Европы улаживала многие, чреватые войной перебранки и грозы - по выражению лорда Мельбурна - “проходили мимо”. Пусть – пока память об ужасных временах ещё свежа – народы найдут иные, обширные, весомые гарантии покоя и подведут под здание нового мира прочный фундамент братства и взаимной заинтересованности, но и тогда в ходу останутся учтивые манеры, вежливые, взвешенные фразы, невозмутимое поведение, скрытность и прозорливость старой европейской дипломатии. Но мы отвлеклись.

23 августа начались парламентские каникулы, правительство разъехалось, и Асквит собрал строго секретное совещание Комитета имперской обороны. Премьер пригласил министров, ответственных за оборону и международные дела, и, разумеется, канцлера Казначейства. Прибыло командование армии и флота. Предмет совещания не имел прямого отношения к Министерству внутренних дел, но Асквит попросил прийти и меня. Мы заседали целый день. С утра выступила армия, за ней – флот.

Сэр Генри Вильсон, начальник оперативного управления, взял слово от генштаба.

Генерал снял со стены и принёс на совещание огромную карту Бельгии, развернул её перед нами и изложил – время подтвердило правоту сэра Генри вплоть до мельчайших деталей – план германского похода на Париж в условиях войны двух союзов: австро-германского с франко-русским. План, вкратце, выглядел так.

Прежде всего, Германия оставит против России лишь заслон, одну пятую часть своих сил; четыре пятых пойдут на Францию. Немецкие армии выстроятся от границы Швейцарии до Аахена. Восточную границу Франции прикрывает линия крепостей и правое германское крыло двинется в обход, по Бельгии. Огромным войсковым массам правого крыла потребуется каждая дорога в полосе от Люксембурга до бельгийского Мааса. В этом районе насчитывается пятнадцать дорог, каждая из них может пропустить до трёх дивизий. Немцы пойдут вдоль Мааса и река защитит их правый фланг.

По реке стоят три важные крепости:

предмостные позиции. Первая, ближайшая к Германии – Льеж, последняя, соседствующая с Францией – Намюр; между ними, на полпути - форт Юи. Германцы захватят укрепления, но дальнейшее неясно – противник может остаться на восточном берегу и использовать реку, как прикрытие, но может ввести в дело крупные силы, форсировать водную преграду и повести охват западнее Мааса. Германский план остался тёмен лишь в этом пункте.

Собираются ли немцы перейти Маас? Ограничатся ли кавалерийской завесой или переведут через реку несколько пехотных дивизий, даже армейский корпус? Сегодня мы знаем, что враг пустил в дело две полнокровные армии, но ко времени совещания самые мрачные предположения ограничивались одним, в крайнем случае, двумя корпусами.

Главный штаб располагал доскональными свидетельствами о полной готовности германцев. Огромные военные лагеря у самой границы Бельгии, обширные склады, сети железных дорог, бесконечные подъездные пути убедительно открывали своё назначение.

Мотоциклисты и солдаты на автомобилях выезжали из Эльзеборнского лагеря и захватывали Льеж одним броском, через несколько часов после объявления войны или не дожидаясь завершения дипломатических формальностей. Шёл август 1911 года, Эльзенборн кишел войсками, закрыт для любопытствующих визитёров и простых сельских жителей – их, без церемоний, гнали прочь от военного лагеря.

Что станется с Бельгией? Льеж спасти не удасться, но французы могут успеть на защиту Намюра. Остаток бельгийской армии – если Бельгия окажет сопротивление – отойдёт к Антверпену. Королевский двор и бельгийский народ найдут последнее убежище в крепости, обширном укреплённом районе, за тройной линией фортов, в путанице рек и каналов.

Штаб изучил и положение Голландии. Оно отличалось от бельгийского - германцы, по мнению докладчика, не предполагали вторгаться в Нидерланды, но могли, из практических соображений, пройти через “Маастрихский аппендикс” – так, в то время, на жаргоне британских военных назывался причудливый отросток голландской территории, коридор между Германией и Бельгией. Немцы могли решиться на марш через “аппендикс” если собирались использовать значительные силы западнее Мааса.

Мы получили лишь общее представление о французских планах - Париж надеялся предвосхитить масштабное вторжение и подорвать охватывающее движение германцев контрнаступлением величайшего размаха.

Вильсон назвал предположительное число дивизий противников, на всех фронтах, после окончания мобилизации:

Франция 95 Германия 110

Военные утверждали, что шесть британских дивизий на левой оконечности французского фланга помогут парировать первый удар - если не медлить и отправить войска вслед за объявлением войны. Живое свидетельство союзной помощи удвоит силы каждого французского солдата. Вильсон прозорливо усомнился в силах России, он оценил последствия медленной мобилизации русских армий и развеял многие иллюзии. Казалось невероятным, что Германия отгородится от русской мощи заслоном в каких-то двадцать дивизий. Но военачальники Британии нашли немецкий план резонным. Читатель увидит, что в критический момент сражения Россия и её государь исполнили союзнический долг и ценою величайших жертв отвлекли на восток жизненно важные для Германии силы. В то время, мы не могли предугадать подобного оборота военных дел; сегодня же усилия России почти забыты.

Затеялась неизбежная и обстоятельная дискуссия, мы обсудили множество вопросов и, в 2 часа дня, разошлись на перерыв; заседание возобновилось в 3, слово взял первый морской лорд, Артур Вильсон. Сэр Артур вывесил другую карту и пространно изложил, каким, по мнению Адмиралтейства, курсом должна следовать вовлечённая в войну Британия. Адмирал не открыл нам планов Адмиралтейства. Он утаил их, но разъяснил основную идею: тесная блокада вражеских портов. В скором времени собрание убедилось в принципиальном несогласии армии и флота. Адмиралтейство считало, что Британия должна ограничиться морем: маленькая английская армия на Континенте без остатка растворится в огромных воюющих массах, но каждый британский солдат может отвлечь с фронта несколько вражеских, если останется у причала, в готовности к десантам и контрударам на германском побережье. Генералы яростно опровергали моряков, взгляды Адмиралтейства не нашли одобрения среди большинства собрания, флотские и армейские представители категорически разошлись во многих подробностях высадки войск. Серьёзная размолвка флота и армии в основных вопросах военного планирования и на фоне международного кризиса возымела скорый и непосредственный результат: я оказался в Адмиралтействе.

После совещания, Хэлдейн приватно сообщил Асквиту, что не может отвечать за военное министерство, пока обновлённый совет Адмиралтейства не начнёт работать в совершенной гармонии с армией и не организует полноценный военно-морской штаб. Я не узнал об этом разговоре, но за ним и вскоре последовало решение, совершенно изменившее мою жизнь.

Я полагал, что генштаб чрезмерно уверен во французской армии и опасался, что генеральскими умами движет приверженность к союзнику. Наши военачальники не сомневались, что поражение французов поставит под угрозу будущее Британии, пылко желали выступить на стороне Франции и тешились естественными, но иллюзорными оценками французских сил: сравнение неизменно оказывалось в пользу Парижа. Большая часть информации поступала от французов. Союзный генштаб был настроен оптимистично и решительно, желал наступать, и полагался на боевой дух французского солдата. Надёжная оценка показывала, что полная численность довоенной армии Франции относится к германской как три к четырём, но, по ходу войны, между девятым и тринадцатым днём мобилизации, Париж сможет выставить на поле боя превосходящие силы. Французские генералы возлагали большие надежды на перехват инициативы, на то, что решительное вторжение в Эльзас-Лотарингию расстроит скрупулёзно рассчитанный марш врага через Бельгию на Париж. Британский генштаб подпал под влияние французских ожиданий.

Я не разделял оценок генштаба и изложил свои мысли Комитету имперской обороны в меморандуме от 13 августа 1911 года. Разумеется, это лишь попытка заглянуть за покров времени, вообразить невообразимое, сосчитать бессчётное, измерить неизмеримое. Я писал, что к двенадцатому дню мобилизации “французские армии откатятся от линии Мааса к Парижу и на юг”, что к сороковому дню “силы врага, как на фронтах, так и в тылу, напрягутся до предела”, и что тогда “нам может представиться случай для решающего испытания сил”. Я не претендую на славу пророка, не помышлял предугадать точные даты, но лишь дал примерные временные ориентиры мыслимых событий. Фактически, три года спустя, оба прогноза сбылись едва ли не до дня.

В начале войны, 2 сентября 1914 года, я перепечатал меморандум в надежде воодушевить коллег – мрачное предвидение событий двенадцатого дня сбылось и нам следует ожидать и благоприятного, сорокового дня. Так и случилось.

ВОЕННЫЕ АСПЕКТЫ КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ПРОБЛЕМЫ

Меморандум Черчилля 13 августа 1911 Документ исходит из предпосылки…. что мы приняли решение об использовании британских вооружённых сил в континентальной Европе. Я никоим образом не считаю подобное решение неизбежным.

Предполагается, что Великобритания, Франция и Россия связаны союзными обязательствами и атакованы Германией и Австрией.

1. Решающая военная борьба развернётся между Францией и Германией. Качества немецкой армии, по меньшей мере, не уступают французским, Германия мобилизует 2 200 000 против 1 700 000. Со временем, соотношение сил может несколько выровняться и французы должны улучить выгодный момент. Это возможно либо до полного развёртывания германских войск либо после того, как неприятель растянет силы. Первый случай может представиться между девятым и тринадцатым днём, второй – около сорокового дня.

2. В первые дни мобилизации, за французами останется равенство или временный перевес в приграничных районах, но этот факт не заслуживает внимания, разве что Париж решится на стратегическое наступление. Французы могут немедленно выступить, но сразу же потеряют выгоду действий по внутренним линиям и встретятся с идущими навстречу подкреплениями неприятеля: тем самым, любой перевес первых дней окажется лишь временным и быстро сойдёт на нет. Германцам не выгодны первые дни, они не начнут генерального наступления без солидного преимущества. На начало войны, у Парижа нет выбора: французам придётся держать оборону по линии собственных крепостей и у границы Бельгии: дату первого, главного удара назначит Германия. Мы не откажем неприятелю в уме, согласимся с тем, что немцы выберут для наступления самый благоприятный момент и лишь безрассудные и нецелесообразные действия французов могут вынудить Германию к действиям помимо расчёта.

3. Непредвзятая, с позиций Британии, оценка приводит к недвусмысленному выводу:

Германия начнёт решительное наступление при значительном численном перевесе и на достаточно широком фронте; французы отступят от бельгийской границы, но могут удержать позиции между крепостями на линии Верден - Бельфор. Противники сойдутся в неизбежной череде ожесточённых схваток, удача будет менять хозяина, наступающим германцам придётся очень нелегко. Нам не стоит рассчитывать, что французы остановят врага по всему фронту, но и при таком обороте дел союзнику не хватит сил для контрудара.

По всей вероятности, к двенадцатому дню сражения французские армии откатятся от линии Мааса к Парижу и на юг. Планы, исходящие из иной посылки, чрезмерно опираются на фортуну.

4. Мы можем использовать четыре или шесть британских дивизий в масштабных операциях начала войны. Этот план ведёт к важному и практическому результату. Истинная ценность британских войск на Континенте несоизмерима с их численностью. Высадка англичан воодушевит каждого французского солдата и дорого обойдётся врагу в приграничном сражении. Но зададимся вопросом наиважнейшего для нас значения: что последует за сражением у границ и вторжением во Францию? Никакие действия в приграничных областях не приведут Францию к победе. У Парижа нет достаточных для вторжения в Германию сил. Единственный шанс – поразить врага на французской земле.

Этот вопрос невозможно обойти, он стоит на пути к любому окончательному решению.

5. Силы германских армий, по мере движения врага через Бельгию и, далее, во Францию будут иссякать быстрее французских из-за нижеследующих, всех или некоторых причин:

Как правило, наступающая сторона несёт большие потери (в особенности, если германцы потерпят неудачу на линии французских крепостей);

Операции по внешним линиям требуют большего количества солдат;

Необходимость выделить силы для охраны коммуникаций, в Бельгии и Франции (в особенности на приморском фланге);

Необходимость блокировать Париж (на 100 000 защитников города потребуется не менее 500 000 германских войск); осада или оборона иных пунктов (особенно вдоль побережья);

Высадка британских частей;

Нарастающее давление русских, с тридцатого дня;

Общее соображение – наступление правым крылом заведёт германцев в скверную стратегическую ситуацию и враг, рано или поздно, это осознает.

Все перечисленные обстоятельства будут усугубляться с каждым днём продвижения неприятеля.

6. Морская блокада - как это изложено в меморандуме Адмиралтейства – со временем скажется на германской торговле, промышленности, стоимости продовольствия, ударит по кредиту и финансам, добавит к бремени непомерных и ежедневных военных расходов.

Германская экономика окажется под постоянным и нарастающим гнётом. [Канцлер Казначейства придаёт этому обстоятельству особое значение и отмечает крайне малый запас прочности германской индустрии и хозяйственных организаций].

7. На сороковой день, силы врага, как на фронтах, так и в тылу, напрягутся до предела, Германии придётся жить в жестоком, ежедневном, с какого-то времени непереносимом усилии и искать облегчения лишь в полной победе над Францией. Если к сороковому дню сражения французы не промотают войска в опрометчивых и безнадёжных мероприятиях, то баланс сил выровняется и, с течением времени, только улучшится.

Неприятель встанет перед дилеммой: необходимо атаковать, немедленно, успешно, но атаковать в условиях, когда численность войск по обе стороны фронта выравнивается с каждым днём. Начиная с этого времени, нам может представиться случай для решающего испытания сил.

Совещание завершилось. Участники разошлись в мрачных думах.

Военное министерство погрузилось в тайные хлопоты. Ничто не просочилось наружу, но всё мыслимое – предусмотрено, подготовлено, расписано до мелочей. Каждый батальон получил собственное железнодорожное расписание или, на языке военных, график движения: детальный документ, вплоть до указаний, где солдатам надлежит пить кофе.

Военные отпечатали тысячи карт Северной Франции и Бельгии. Кавалеристы отложили учения из-за ”нехватки воды в Уилтшире и соседних графствах”. Британская пресса, неподцензурная, яростно пропартийная и, в большинстве своём, пацифистская выражалась сдержанно, немногословно, без принуждения, твёрдо и единодушно. Затянувшееся, тягостное молчание не было прервано и единым резким словом. Большая забастовка железнодорожников волшебным образом завершилась, хозяева и работники выслушали доверительное обращение канцлера Казначейства и, в одночасье, завершили дело большими уступками друг другу.

В середине августа, я позволил себе несколько дней за городом, но и на отдыхе думал только о военной угрозе. Текущие обязанности не оставляли меня, но разумом владели лишь вопросы войны.

Приведу письмо Эдварду Грею – я отправил его из благостных окрестностей Меллс.

Возможно, что мы накануне неизбежных и бесповоротных решений. Прошу вас рассмотреть изложенный ниже план действий на случай провала переговоров о Марокко.

Предложить Франции и России тройственный альянс и (помимо прочего) дать совместные гарантии Бельгии, Нидерландам и Дании.

Объявить Бельгии, что мы, в союзе с Францией и Россией, гарантируем её независимость и придём на помощь в случае покушения на нейтралитет. Уведомить Брюссель, что не остановимся перед необходимыми и самыми действенными военными мерами. Но бельгийская армия выйдет в поле вместе с армиями Британии и Франции, а бельгийское правительство, без промедления, укрепит достаточными гарнизонами Льеж и Намюр. В противном случае мы оставим Брюссель его судьбе.

Дать аналогичные гарантии Нидерландам и Дании в обмен на их встречные и самые энергичные усилия.

Мы поможем Бельгии в обороне Антверпена, прокормим крепость и любую армию возле города. Нам нужна полностью открытая Шельда; возможно, что придётся со всей силой надавить на Голландию. Если Голландия закроет Шельду, Британия ответит блокадой Рейна.

Значение Рейна возрастает с ходом военных действий: мы должны подготовиться и, буде необходимо, заблокировать реку. С другой стороны, германцы либо пройдут ”Маастрихским аппендиксом” в первые же дни войны, либо он им вообще не понадобится.

Позвольте добавить, что мне не понравился доклад Адмиралтейства и я ничуть не убеждён в разумности тесной блокады. По моему мнению, если французы вышлют крейсера в Могадор или Сафи, нам (в свою очередь) надо передислоцировать основные силы флота на север Шотландии, на базу военного времени. Интересы Англии не в Марокко, но в Европе. Мы могли бы послать с французами пару наших кораблей, но передислокация флота окажется столь же – если не более - выразительной.

Дайте мне знать, когда окажетесь в Лондоне и не откажите в любезности довести это письмо до премьер-министра.

Мир продлился ещё три года, но мои взгляды не претерпели изменений. Напротив:

события трёх предвоенных лет утвердили и укрепили меня в собственной правоте. Мне выпало лично осуществить кое-что из предложенного: отменить план тесной блокады и передислоцировать флот на базу военного времени. В иных случаях – например, оборона Антверпена – у меня не оказалось достаточно власти для своевременных и необходимых мер. Но я старался, как мог – не из-за глупого сумасбродства, как это часто утверждается; я изучал предмет, размышлял, составлял систему взглядов и следовал им. Ход ужасного и беспримерного времени общественных потрясений подтверждал мои выводы, один за другим, и я укреплялся в уверенности. У меня не было ни малейших сомнений, что и как – вплоть до мелочей - надлежит предпринять, трудно было лишь убедить и побудить прочих к правильному действию.

Вопреки опасениям, кризис завершился мирно. Германия получила дипломатический отпор. Очередной выпад Германии против всей Европы. Очередной наскок немцев на Францию. Континент жил в опасениях многие годы, теперь тревоги добрались до Британии и наши государственные мужи в первый раз ощутили близость войны. Французы предложили уступки и компенсации. Замысловатые переговоры о германских и французских границах в Западной Африке, в особенности о камерунском ”Утином клюве”, окончились соглашением сторон. Мы считали, что Франция приобрела значительные выгоды. Но Париж не выказал восторга. Кайо провёл страну через тревоги Агадира, но был отставлен по непонятным на то время причинам: свет пролили дальнейшие события. Судя по всему, в правительственных кругах Германии разразился грандиозный скандал.

Секретарь по делам колоний, фон Линдеквист, предпочёл отставку подписи под соглашением. Кайзер жил в переездах, он останавливался то в одном, то в другом дворце, у трона толпились подданные, и над собраниями блестящих мундиров витал резкий и густой дух унижения и обиды. Выразителем чаяний гневающихся стал кронпринц. Мир обрушил на это несчастное существо несчётное количество проклятий.

Но, в сущности, кронпринц был не лучше и не хуже любого из юных кавалерийских субалтернов средних достоинств:

он не прошёл обычное горнило частной школы, равно как и не был закалён заботой о средствах к существованию. Наследник престола отличался привлекательной внешностью, щедро одаривал вниманием прекрасный – в большинстве случаев – пол, хотя на закате дней и обратился к прельщению юношеской популяции Вирингена. Его недалёкая голова пошла кругом от горящих взоров и раскатистых речей знаменитых капитанов, государственных мужей и партийных лидеров. Принц опрометью кинулся в мощное и любезное ему течение общественных настроений и обрёл авторитет – вернее сказать, стал знаменем влиятельных сил, с которыми приходилось считаться самому кайзеру. Германия пошла на новый виток военных и морских приготовлений.

“Дело – пишет Тирпиц (стр. 191) – обстояло так: хладнокровно, не поддаваясь на провокации, продолжить военное строительство в огромных масштабах, спокойно работать над утверждением Германии на морях {4} и принудить англичан дать нам свободно вздохнуть.” Лишь свободно вздохнуть! Что за чудовищные орудия требовались немцам для простейшего респираторного акта!

Посмотрим, как агадирский кризис отозвался во Франции.

Генерал Мишель занимал пост вице-президента Высшего военного совета и, с началом войны, становился главнокомандующим французскими вооружёнными силами. В начале 1911 года, генерал представил доклад о плане кампании. Он не сомневался, что Германия нанесёт удар через Бельгию и не ограничится южным берегом бельгийского Мааса, но существенно - вплоть до Брюсселя и Антверпена - расширит район операций. Мишель утверждал, что германский генштаб немедленно введёт в дело двадцать один кадровый армейский корпус вместе с львиной долей резервных войск: немцы, как это было известно, рассчитывали получить двадцать один дополнительный корпус от всеобщей мобилизации.

Тем самым, Франции надо готовиться к обширному охватывающему движению неприятеля через Бельгию и встрече с большей частью войск врага в самом начале войны. Генерал заключил, что масштаб подобного вторжения требует подготовить и использовать в первых же грядущих боях как можно больше французских запасных. Мишель предложил организовать при каждой кадровой части территориальное подразделение и вывести регулярные и резервные войска в поле сообща, под началом профессиональных офицеров.

Предложение генерала позволило бы, ещё до начала мобилизации, поднять численность французской армии с 1 300 000 до 2 000 000 и встретить наступающих германцев по меньшей мере равными силами. Многие французские корпуса увеличивались до 70 000 человек, большинство полков вырастали в шестибатальонные бригады.

Далее, генерал Мишель указал, как распределить эти войска. Основная масса, около 500 000 солдат, собиралась между Лиллем и Авеном для удара по главным силам германского обходного движения. Вторая группа, числом в 200 000 штыков, выставлялась справа от первой, между Ирсон и Ретель. Гарнизон Парижа - 220 000 бойцов – служил, одновременно, и общим резервом. Прочие войска вставали вдоль восточных границ. Так видел план кампании ведущий офицер Франции в 1911 году.

Идеи генерала шли вразрез с господствующим направлением французской военной мысли. Генштаб не верил в обводящий немецкий удар через Бельгию и совершенно отрицал проход врага по северной Бельгии. Генштаб не верил, что Германия использует резервные части в дебюте. Генштаб не верил в способность резервистов драться без долгосрочного обучения. Французский главный штаб думал противоположно: Германия начнёт стремительную атаку одной кадровой армией, врага должно встретить на восточных рубежах и отразить контратакой. Следовательно, надо накопить как можно больше солдат действительной службы при минимальном числе резервистов; отсюда и вывод – закон о трёхлетней воинской повинности, генштаб потребовал его, намереваясь не менее чем удвоить контингент молодых солдат. Военная верхушка Франции истово, поголовно и вопреки своему руководителю веровала в наступательную доктрину - полковник Гранмезон был пророком её - и искренне надеялась вырвать у врага победу яростной и страстной атакой в самом начале кампании.

Генерал Мишель пал жертвой собственного инакомыслия. Возможно, что персональные особенности Мишеля контрастировали с глубиной и прозорливой истинностью его идей. Такое случается и часто застит людям глаза. Генералу оппонировало подавляющее большинство Высшего военного совета. Агадир привёл к развязке. Новый министр обороны, Мессими, настоял на обсуждении концепции Мишеля полным составом Совета. Все, за малым исключением, военачальники выказали полное несогласие, диссидент остался в одиночестве. Министр обороны подвёл итог и, через несколько дней, сообщил Мишелю, что тот не пользуется доверием французской армии. 23 июля, вице-президент Высшего военного совета подал в отставку.

Правительство намеревалось заменить Мишеля на По или Галлиени, но По захотел работать с неприемлемым для министра составом высших офицеров. Номинацию не утвердили, отговорку нашли в преклонном возрасте кандидата, но увёртка с размаху ударила по Галлиени – он был старше По. В сложившихся обстоятельствах, выбор пал на Жоффра.

Жоффр, военный инженер, заработал репутацию разумного, спокойного и твёрдого офицера на Мадагаскаре – он служил там на различных должностях, под началом Галлиени

И в Марокко. 1911 год принёс ему место вице-президента Высшего военного совета.

Генерал-тяжелодум, флегматичный, широкоплечий, большеголовый буколический персонаж: британец воображает типичного француза совсем не так, трудно найти меньшее сходство. И, равным образом, худший выбор: Жоффр, на первый взгляд, был ничуть не способен сплетать и распутывать мудрёную и обширную паутину современной войны.

Младший в Совете. Никогда не командовал армией, ни разу не управлял большими массами войск, даже в военных играх. При подобных оказиях Жоффру отводилась роль генерального инспектора коммуникаций и, в случае мобилизации, он должен был занять именно этот пост.

Генерал принял высочайшее назначение в опасениях и замешательстве – похвальные и естественные чувства. Но нерасположение кандидата удалось преодолеть: Жоффра заверили, что к его услугам будет специальный помошник, генерал Кастельно – офицер, весьма сведущий в масштабных военных операциях, планах и теориях французского генштаба.

Жоффр получил власть как выдвиженец большинства в главном штабе, как сторонник господствующих догм. Он остался твёрд в вере; его назначение предопределило судьбу Франции и, через три года, привело страну к безмерным несчастьям.

Вместе с тем, персональные качества генерала оказались ценным приобретением для довоенной Франции, с её скоротечным мельканием многочисленных правительств. Он стал воплощением “стабильности” в потоке перемен и олицетворением ”беспристрастия” среди борющихся группировок. Он был ”хорошим республиканцем” с ясными политическими убеждениями, но не партийным бойцом и не интриганом. Никто и ни в какой степени не мог заподозрить генерала в пристрастной религиозности равно как и в поощрении атеистов за счёт католической части генералитета. Франция шла к Армагеддону в мешанине политической пены, испарений, словоблудия и, по любой мерке, возможность найти опору в чём-то постоянном пришлась ко времени. Три, без малого, года, при разных кабинетах, Жоффр оставался на посту и нам доподлинно известно, что мелькавшие на предгрозовой сцене министры почти всегда пользовались его помощью в технических вопросах. Он работал с Кайо и Мессими, он служил под началом Пуанкаре и Мильерана, им руководили Бриан и Этьен; при Вивиани, с тем же Мессими, его карьера рухнула.

Напоследок вернёмся в Британию.

В октябре Асквит позвал меня в гости, в Шотландию. На следующий после приезда день мы возвращались домой с поля для игры в гольф. Совершенно неожиданно, премьерминистр спросил – не сочту ли я возможным перейти в Адмиралтейство? Мне уже предлагали этот пост – тот же Асквит, в начале своего первого премьерства. На этот раз я не затруднился с ответом. Я не мог думать ни о чём, кроме военной угрозы. Я был готов. Я ответил: ”Да!” К завтрашнему дню ожидался Хэлдейн и Асквит предложил подробно поговорить втроём. Но я знал - премьер уже принял решение. Два линейных корабля, два дальних силуэта в свете угасавшего вечера медленно шли из залива Ферт-оф-Форт.

Казалось, они вышли мне навстречу.

Вечером, отходя ко сну, я заметил на столике в спальне большую Библию. Меня переполняли новости: новое положение, иные задачи. Мне было тревожно за Британию – миролюбивую, легкомысленную, неподготовленную, я думал о силе и мужестве моей страны, о нашем здравом смысле, о привычке к честной игре. Я размышлял о величии Германии, о пышной кроне империи, о глубоких корнях холодного, упрямого, неумолимого, расчётливого немецкого ума. Я вспоминал манёвры 1907 года в Бреслау, германские армейские корпуса - они шли мимо меня, ряды храбрецов, волна за волной; в памяти вставали окрестности Вюрцбурга, 1910 год - тысячи крепких лошадей тащат орудия и огромные гаубицы по склонам и дорогам. Я думал о немецкой просвещённости, дотошности, успехах в естественных науках, достижениях в философии. Германия изощрила силу в стремительных, успешных войнах и список их был памятен. Я наугад открыл Книгу - Второзаконие, девятая глава.

1. Слушай, Израиль: ты теперь идешь за Иордан, чтобы пойти овладеть народами, которые больше и сильнее тебя, городами большими, с укреплениями до небес,

2. Народом великим, многочисленным и великорослым, сынами Енаковыми, о которых ты знаешь и слышал: «кто устоит против сынов Енаковых?»

3. Знай же ныне, что Господь, Бог твой, идет пред тобою, как огнь поядающий; Он будет истреблять их и низлагать их пред тобою, и ты изгонишь их, и погубишь их скоро, как говорил тебе Господь.

4. Когда будет изгонять их Господь, Бог твой, от лица твоего, не говори в сердце твоем, что за праведность мою привел меня Господь овладеть сею доброю землею, и что за нечестие народов сих Господь изгоняет их от лица твоего;

5. Не за праведность твою и не за правоту сердца твоего идешь ты наследовать землю их, но за нечестие и беззакония народов сих Господь, Бог твой, изгоняет их от лица твоего, и дабы исполнить слово, которым клялся Господь отцам твоим Аврааму, Исааку и Иакову;

“Оставь сомнения” – так понял я Слово.

–  –  –

Смена караула прошла строго по уставу. Утром, я принял Маккену в Министерстве внутренних дел и познакомил с новыми коллегами; после обеда, мы направились в Адмиралтейство. Маккена представил меня членам совета, главам департаментов, ведущим сотрудникам и откланялся. Он не выказал своих чувств ни единым намёком, но я знал, как тяжела ему эта перемена. Мы простились; я собрал первое, формальное заседание совета.

Секретарь зачитал патент и я – по словам королевского указа – принял на себя ”ответственность перед короной и парламентом за всю деятельность Адмиралтейства”.

Начались труды, поглотившие без остатка четыре года, наступили самые знаменательные дни моей жизни.

Я пришёл дать новое направление важнейшим военно-морским делам и немедленно принялся за работу. Первое: изменить военные планы флота – в то время, они исходили из замысла тесной блокады. Второе: укрепить морские силы постоянной готовности, дать им должную организацию. Третье: всемерно подготовить флот к отражению внезапной атаки, враг не должен застать нас врасплох. Четвёртое: учредить военно-морской штаб.

Пятое:

согласовать военные планы флота и армии, наладить самое тесное сотрудничество двух ведомств. Шестое: инженерные разработки, усилить орудийную мощь кораблей всех классов. Седьмое: кадровые изменения в высшем командовании флота и совете Адмиралтейства.

Дополнительно, чтобы ”спать спокойно”, я отдал несколько персональных распоряжений. Охрана складов флотского имущества всецело переходила под прямой контроль Адмиралтейства. Морские офицеры, наравне с клерками, живущими при министерстве, перешли на круглосуточный режим работы; в Адмиралтействе или поблизости постоянно дежурил кто-то из морских лордов. Теперь, в любой час дня или ночи, в рабочие, праздничные и каникулярные дни, офицер, не теряя времени, мог передать морскому лорду тревожное сообщение. Я завёл киот с большой картой Северного моря за сдвижными дверцами и повесил его на стену кабинета, позади стола. Каждый день, дежурный офицер отмечал на карте текущую диспозицию германского флота. Я входил в кабинет и непременно начинал работу с изучения карты. Флажки выставлялись ежедневно, неукоснительно, вплоть до самого начала войны, потом в дело пошли другие карты огромные, во всю стену оперативного пункта.

Информация поступала ко мне по многим, разнообразным каналам; я не искал новостей на своей карте, но флажки дежурного офицера поддерживали во мне и коллегах ощущение постоянной тревоги. Именно это чувство водило нами в те времена.

Пришла пора представить читателю великих адмиралов флота: лорда Фишера и сэра Артура Вильсона. Неусыпные труды и выдающиеся способности двух адмиралов, работа на морях и в Адмиралтействе, их дела, в сочетании и взаимодействии с энергией и патриотизмом лорда Чарльза Бересфорда в огромной степени создали наш предвоенный флот. Фишер и Вильсон играют заглавные роли в нашей истории, и читатель найдёт их имена на многих страницах этой книги.

Более десяти лет Фишер усиливал, наращивал, модернизировал флот, проводил в жизнь новшества первостепенной важности. Водотрубный котёл, дредноут, субмарины (”игрушки Фишера” - так называл их Бересфорд), единая схема подготовки кадров, команды минимального состава на кораблях резерва, затем – перед лицом германской угрозы – сосредоточение флота в домашних водах, сдача на слом огромного числа малоценных единиц, знаменательные морские программы 1908 и 1909 года, переход с 12 дюймовых орудий к калибру 13,5 дюйма – всё это Фишер!

Адмирал шёл путями далеко идущих изменений и нажил яростных оппонентов:

методы Фишера, предмет его гордости, ожесточали и озлобляли антагонистов. Фишер отвечал взаимностью и был скор на расправу. Он не скрывал и даже прокламировал, что строптивцы любого ранга окажутся на пепелище своей карьеры. “Жёны изменников – то есть офицеров, покусившихся на дела Фишера явно или исподтишка - овдовеют, дети осиротеют, дом станет навозной кучей”. Адмирал повторял это снова и снова. С его языка не сходили слова: “беспощадно, непреклонно, безжалостно” и слово не расходилось с делом

– множество адмиралов и капитанов грызло локти на берегу в предостережение прочим.

Фишер не стеснялся выражать свой курс в самых неблагозвучных терминах, он как будто дразнил и, в то же время, игнорировал врагов и критиков. Вот пример: Фишер пишет в вахтенном журнале дартмурского военно-морского колледжа: ”Секрет эффективности – в фаворитизме”. Он считал ”фаворитизмом” отбор не по чинам, а по талантам, в интересах общества, но само слово било наотмашь. Офицеры должны были оставаться в рыбоводном садке Фишера – и горе несогласным. Адмирал отвечал потоками презрения на мнения и аргументы оппозиции, бранил ослушников печатно и словесно, откровенно и постоянно.

Но флот Его Величества насчитывал немало офицеров с независимыми взглядами и весом в обществе: многие из них воспротивились Фишеру. Они были вхожи в парламент и имели доступ к печати. Взгляды отдельных недругов Фишера – но далеко не все их методы

– нашли отклик в значительной массе опытных и достойных морских командиров.

Оппозицию возглавил Чарльз Бересфорд; в то время, он командовал основным соединением военно-морских сил - флотом Канала. Флот самым прискорбным образом раскололся, и разлом прошёл по каждой эскадре, через каждый корабль. Моряки разделились на сторонников Фишера и приверженцев Бересфорда. Всё, что шло от первого морского лорда отвергалось с порога главнокомандующим, капитанов и командиров флота подстрекали принять ту или иную сторону. Спорили о технике, переходили на личности. Ни одна сторона не имела сил сокрушить неприятеля. Адмиралтейство завело шпионов на флоте, флот – соглядатаев в Адмиралтействе: стороны превосходно знали обо всех движениях вражеском стане. События приняли скверный оборот и вполне могли обрушить воинскую дисциплину, если бы не третья, самая многочисленная партия – моряки, категорически и самоотверженно отторгнувшие фракционную драку. Вокруг бушевали страсти, но они делали свою работу, спокойно и неизменно. Мы в долгу перед ними.

В девяти случаях из десяти Фишер бился за правое дело. Великие реформы вывели флот из глубочайшего упадка. Фишер дал морякам встряску: армию, равным образом, расшевелила южноафриканская война. Долгое, безоблачное время непререкаемого самодовольства окончилось, страна услышала отдалённые громовые раскаты, и именно Фишер подал штормовое предупреждение и объявил всеобщий сбор. Он вынудил каждый департамент явиться с отчётом: чем занимаетесь, не коптите ли попусту небо? Он тряс морские ведомства, колотил их, вырывал из дремоты, принуждал к деятельному труду, но служить на флоте в дни реформ Фишера было не очень приятно. Нельсон завещал морякам жить общиной, братским содружеством, таково было обыкновение, но традиция – лишь временно! – пресеклась: вожди, в яростных раздорах, сеяли рознь, и флот пожинал обильные, ядовитые всходы фракционных козней.

Я спрашивал себя: был ли иной путь, возможны ли реформы Фишера без его методов и пришёл к выводу: адмирал обезумел от трудностей, обструкций и ожесточился в тяжёлой борьбе за каждый шаг.

У руля огромного боевого механизма должны стоять двое:

специалист и политик. Значительные дела на флоте невыполнимы без помощи министра:

никто, кроме политика не может поддержать и защитить решительного первого лорда.

Авторитет моряка соединяется с весом министра и каждый из них более чем удваивает силы в союзе. Деятельные соратники оказывают друг другу величайшие услуги. Согласный труд умножает возможности. Соединение сил не оставляет места интриганам. Солидарное решение может оказаться хорошим или плохим, но становится обязательным для всей морской службы.

Увы, но труды Фишера пришлись на время двух безнадежно и даже смертельно больных первых лордов. С 1904 по 1908 год во главе Адмиралтейства стояли лорд Кодор и лорд Твидмаут: безукоризненно честные и весьма компетентные общественные деятели, но очень нездоровые люди. Более того: ни один из них не был в палате общин и не сумел предложить ответственным депутатам пустить на голоса неоспоримо сформулированную программу Адмиралтейства. Положение изменилось в 1908 году, с приходом в Адмиралтейство Маккены. Новый морской министр отличался решительной храбростью, завидной ясностью ума, имел солидный вес в палате общин и получил назначение в счастливом возрасте пышного цветения сил и способностей. Маккена немедленно успокоил страсти. Но час Фишера уже пробил. Богини мести, Фурии, гнались за ним по пятам.

Труда.4. Принципы нормирования труда 1.Сущность и цели нормирования Важнейшим элементом организации труда, в том числе и з...»

«Топология, первый курс, второй семестр М. Вербицкий Топология, лекция 2: метрики и нормы на векторных пространствах Миша Вербицкий 15 апреля, 2012 матфак ВШЭ Топология, первый курс, второй семестр М. Вербицкий Метрические пространства (повторение) Определение: Пусть M множество. Метрикой на M называется функция d: M M R 0, удовлетворяющая...»

«1 International Conference "Knowledge-Dialogue-Solutions" 2007 АВТОМАТИЧЕСКОЕ ВЫЯВЛЕНИЕ УДАРНЫХ ВОЛН ПО ИЗМЕРЕНИЯМ СПУТНИКА ACE Андрей Шелестов, Ксения Житомирская, Николай Ильин, Игорь Кременецкий Abstract: В работе предлагаются два алгоритма автоматич...»

«Контуры тела, границы дисциплины Pro Тело. Молодежный контекст / Под ред. Е. Омельченко, Н. Нартовой. СПб.: Алетейя, 2013. - 288 с. Тело - объект давно уже не новый в социальных и гуманитарных науках 1, но для российских исследователей до сих пор не вполне привычн...» Российской Федерации по предоставлению государственных услуг по выдаче лицензии на частную детективную (сыскную) деятельность, лицензии на частную охран...» (Пузырь Рыбы) – СИМВОЛ НАШЕГО БОГА – МА...»

«СБОРНИК ИГР И ТРЕНИНГОВ Содержание: 2 стр. 23 стр. 24 стр. стр. 5 стр. 17 МЕТО ИГРЫ Ы ИГРЫ иИГР фиИГРЫ рабо ДЫ для гру о оф для моло т пп груп ы с р по пр ике по п тике взаимо пой дежных лакт лак мости помощ ВИЧ си и встреч зави Выпуск №5 / 2010 WWW.ACETRUSSIA.RU 2...»

«Рабочая программа по изобразительному искусству для основной школы составлена в соответствии с требованиями Федерального государственного образовательного стандарта основного общего образования (ФГОС ООО); требованиями к результатам освоения основной образовательной программы (личностным, метапредметным, предметным); основными...»

«Проект Примерная адаптированная основная общеобразовательная программа начального общего образования обучающихся с расстройствами аутистического спектра ОГЛАВЛЕНИЕ 1. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ 2. ПРИМЕРНАЯ АДАПТИРОВАННАЯ ОСНОВНАЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА НАЧАЛ...»

«Drill Site Программа создания трассы горизонтального бурения Руководство пользователя Drill Site – Программа создания трассы горизонтального бурения Содержание: Содержание: Введение Интерфейс программы Па...»

«Растениеводство УДК 630*181.522.523.231.1 Т.П. Орехова, Л.А. Федина АНАЛИЗ СЕМЕННОЙ ПРОДУКТИВНОСТИ ДРЕВЕСНЫХ ПОРОД В ЗАПОВЕДНИКЕ "УССУРИЙСКИЙ" Фенологические наблюдения за цветением и семеношением деревьев проводили в заповеднике "Уссурийский" с 2002 по 2011 г. в широколиственно-кедровом лесу визуальным методом (по шкале Каппера) и...»

«Возможна ли нравственность, независимая от религии? Девиз: этика без Бога Наше положение на Земле поистине удивительно. Каждый появляется на ней на короткий миг, без понятной цели, хотя некоторым удается цель придумать. Но с точки зрения обыденной жизни очевидно одно: мы живем для других людей - и более всего для...» Гайдуков СОДЕРЖАНИЕ 1. Введение 431 2, Электромагнитное возбуждение звука в металлах в локальном пределе.. 434 3Электромагнитное возбуждение поперечного звука в условиях анома...»

«Youtube// Yanka Canadianka www.yaninapopova.com Содержание: 1. Как попасть в Канаду. Все способы легального попадания.4 иммиграционные программы, рабочая виза, студенческая виза, гостевая/туристическая Start up visa 2. Языки в Канаде..9 3. Ра...»

У нас любят цитировать никогда не произнесенные фразы Черчилля о Сталине.
Сравните же их с действительно написанными им словами о Российской империи и ее последнем императоре:

"Согласно характерным для нашего времени поверхностным суждениям, царский режим принято считать недальновидной, прогнившей и ни на что не способной тиранией. Но исследование последних тридцати месяцев войны должно скорректировать эти легковесные впечатления и выставить на обозрение главные факты. Мы можем измерить силу Российской империи по ударам, которые она выстояла, по бедствиям, которые она пережила, по неистощимым силам, которые она смогла развить, и по восстановлению собственных сил. В правительствах государств, где происходят великие события, лидеры наций, кем бы они ни были, несут ответственность за неудачи и прославляются за успехи. Неважно, кто выполнял эту тяжелую работу, кто планировал битвы; на верховной ответственной власти лежат и упреки, и похвала за результат.

Почему Николаю II отказывают в этом суровом испытании? Он совершил много ошибок, но кто из правителей их не совершал? Он не был ни великим полководцем, ни выдающимся правителем. Он был всего лишь простым и искренним человеком средних способностей, мягкого нрава, который в своей повседневной жизни всегда следовал своей вере в Бога. Однако бремя принятия важнейших решений лежало на нем. На самом высшем уровне, где решение проблем сведено к простым «Да» и «Нет», где события переступают пределы человеческого разумения, где все непостижимо, ответы приходилось давать именно ему. Он выполнял роль стрелки компаса. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Направо или налево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или проявить стойкость. Вот какими были поля сражений Николая II. Почему же не воздать ему за это должное?

Самоотверженное наступление русских войск, которое спасло Париж в 1914 году, преодоление мучительного отступления без вооружения, медленное восстановление сил, победы Брусилова, вступление непобедимой и более сильной России в кампанию 1917 года. Неужели в этом не было и доли его заслуги? Несмотря на огромные и страшные ошибки, режим, который он олицетворял, во главе которого он стоял и которому своим личным характером он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России.

Царь отрекается от трона. Его усилия преуменьшают; его деяния осуждают. Но тогда остановитесь и скажите нам: а кто другой был способен на это? Кто еще мог управлять Россией? В людях талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властных недостатка не было. Но никто был не в состоянии ответить на несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала.

Но не напрасны были ее героические поступки. Сраженный насмерть, умирающий гигант успел передать эстафету с Востока через океан новому титану, который долго терзался сомнениями и который сейчас встал и начал готовиться к сражению. Российская империя пала 16 марта, 6 апреля в войну вступили Соединенные Штаты Америки".

Мировой кризис 1911 - 1918. Сокращенное и пересмотренное издание с дополнительной главой о сражении при Марне. Авторский перевод Crusoe (crusoe.livejournal.ru), 2005−2010, с издания: The World Crisis, 1911−1918 (Paperback) by Winston Churchill (Author), Martin Gilbert (Introduction). Free Press, Published by Simon & Shuster New York. URL: