Образовательный портал - Kurokt

«История страны и судьба народа в поэме А. Ахматовой «Реквием». Библейские образы и мотивы в поэме А. Ахматовой "Реквием" Оценка сталинской эпохи

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл, —

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

А. Ахматова

На долю поистине великого русского поэта Анны Ах-матовой выпало огромное, казалось бы, непереносимое для обычной женщины количество горя и страданий, испыта-ний и боли. Она жила в тяжелое и суровое время: револю-ция, гражданская война, расстрел мужа и тюремное заклю-чение сына, Великая Отечественная война. И все же даже в самые сложные периоды своей жизни А. Ахматова нахо-дила в себе силы чувствовать и предчувствовать, писать стихи, запечатлевая все переломные моменты в истории своей страны.

В поэме «Реквием» отображена одна из самых жесто-ких и трагических страниц русской истории — время реп-рессий.

Это было, когда улыбался Только мертвый, спокойствию рад, И ненужным привеском болтался Возле тюрем своих Ленинград.

Поэма эта писалась на протяжении шести лет: с 1936 по 1940 год. «Реквием» состоит из отдельных маленьких главок, отрывков, в которых сконцентрированы и плач рус-ской женщины, и горестное наблюдение за страданиями миллионов русских людей, и трагическое переосмысление действительности.

Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх, Как клинописи жесткие страницы Страдание выводит на щеках. Как локоны из пепельных и черных Серебряными делаются вдруг, Улыбка вянет на губах покорных, И в сухоньком смешке дрожит испуг.

Волна репрессий черным крылом задела семью А. Ах-матовой — единственный сын оказался в тюрьме. Неизве-стность его дальнейшей участи, страх никогда его больше не увидеть — это самое серьезное испытание в судьбе хруп-кой, но непокорной и несдающейся женщины после смерти мужа.

Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой. Все перепуталось навек, И мне не разобрать Теперь, кто зверь, кто человек, И долго ль казни ждать.

Личное горе поэта усиливается от понимания того, что тысячи, миллионы ее соотечественников страдают так же, как она, ведь это время было периодом трагедии целой страны, всего народа. Страх, ужас и недоверие поселились в душах и сердцах людей, а искра надежды на лучшее будущее для многих погасла совсем. Таким образом, через личные и интимные переживания А. Ахматова передает в наполненных болью строках общенародное, историческое горе. Материал с сайта

Опять поминальный приблизился час. Я вижу, я слышу, я чувствую вас: И ту, что едва до окна довели, И ту, что родимой не топчет земли, И ту, что красивой тряхнув головой, Сказала: «Сюда прихожу, как домой!»

В это тяжелое время А. Ахматова сумела сохранить стойкость духа и надежду, веру и любовь. Ее не сломили суровые испытания, но закалили и проверили на прочность личность маленькой женщины и большого поэта. Все увиденное и пережитое Анна Ахматова сумела пере-плавить в поражающие правдой и болью стихи, которые, возвращая нас сегодня более чем на полвека назад, застав-ляют не только задуматься и оценить жестокое прошлое, но и вселить уверенность в том, что повторения этой тра-гедии невозможно допустить в будущем.

Перед этим горем гнутся горы, Не течет великая река, Но крепки тюремные затворы, А за ними «каторжные норы» И смертельная тоска.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • время в поэме «реквием».
  • поема реквием трагическая страница русской истории
  • отражение страниц русской истории в поэме реквием

Т.Г.Прохорова

Изучая ахматовскую поэму, чрезвычайно важно задуматься над тем, что выделяет эту вещь на фоне многих других произведений, посвященных теме «человек и тоталитарное государство». Попробуем начать с предельно обобщенного вопроса: «О чем эта поэма? Какова ее главная тема?»

Наверное, при размышлении над этим вопросом в первую очередь вспоминаются события, послужившие толчком к написанию поэмы, - арест в 1935 году сына и мужа А.Ахматовой (Л.Н.Гумилева и Н.Н.Пунина), соответственно, «Реквием» воспринимается как поэма о репрессиях 1930-х годов, о трагедии народа в эпоху сталинизма, «в страшные годы ежовщины».

Но если главная тема поэмы связана со сталинскими репрессиями, с какой целью А.Ахматова включила в нее главу «Распятие»? Какова ее роль в произведении? Почему не только в этой, но и в других главах мы встречаем христианские символы, детали, религиозные аллюзии. И вообще почему лирическая героиня "Реквиема" представлена как человек верующий, как православная христианка?

Напомню, что А.Ахматова – поэт, чье формирование происходило в эпоху Серебряного века – в период расцвета модернизма, и, хотя «Реквием» был написан значительно позже, его автор оставалась в русле этой традиции. Как известно, на первый план в модернизме выдвигаются не социальные, не конкретно-исторические, а вечные, универсальные проблемы: жизнь, смерть, любовь, Бог. В соответствии с этим художественное время и пространство в произведениях модернизма организовано иначе, чем, предположим, в реалистических текстах, где время чаще всего носит линейный характер, а пространство вполне конкретно. Так, в акмеизме, с которым А.Ахматова изначально была тесно связана, принципиально важна идея вечного возвращения, а потому и в пространственно-временной картине акцент делается, прежде всего, на том, что с годами остается неизменным.



Чтобы понять принцип организации художественного времени и пространства в ахматовском «Реквиеме», проанализируем четыре строчки из «Вступления», являющиеся своеобразным ключом к пониманию авторской концепции поэмы:

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь,

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

Вначале обратим внимание на конкретно-исторические детали, которые относятся к эпохе 1930-х годов. Мы находим их, прежде всего, в последней, четвертой строке – это «черные маруси» - так в то время называли в народе определенную марку машин, на которых обычно увозили арестованных.

Следующая строка тоже, казалось бы, содержит вполне конкретную вещную деталь – «кровавые сапоги», но она уже не столь четко закреплена за определенным временем: увы, наша история такова, что следы «кровавых сапог» можно встретить где и когда угодно.

Далее обращаем внимание на образ «безвинной Руси». Задумайтесь, почему Ахматова употребляет именно такое – древнее – наименование своей родины? Размышляя над этим вопросом, обратим внимание на то, что не только художественное время, но и пространство поэмы расширяется: от конкретного оно постепенно, шаг за шагом уводит нас вглубь истории, к 17-18 векам, а затем и ко времени раннего христианства. Если попытаться графически изобразить картину, характеризующую художественное время и пространство поэмы "Реквием", то получится несколько концентрических кругов: первый символически выражает события личной жизни поэта, ее семейную трагедию, которая и послужила толчком к созданию "Реквиема" (это время автобиографическое), второй круг - шире - это эпоха 1930-х годов, когда миллионы людей стали жертвами репрессий, третий круг еще шире, он выражает трагическую историю Руси, где было не меньше страданий, несправедливости и слез, чем в 1930-е, и, наконец, четвертый круг - это уже время Вечное, которое выводит нас к трагическому сюжету распятия Христа, заставляет вновь вспомнить о страданиях сына Божьего и его матери.

Таким образом, в поэме вырисовывается концепция исторического движения как некоего трагического порочного круга. Вот почему возникает образ «звезд смерти», «стоящих над нами». Это знак высшего суда, божьей кары. Подумайте, где подобный образ вам уже встречался? В Библии, в Апокалипсисе, в литературе? Вспомните, к примеру, слова, звучащие в финале романа М.Булгакова «Белая гвардия»: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет,
а звезды останутся (…)». Попробуйте сопоставить символику звезд у Ахматовой и у Булгакова. А, может быть, вы найдете другие литературные параллели?

А теперь выделим в поэме «Реквием» повторяющиеся, сквозные образы, воспринимающиеся как символические знаки Вечности, - это «крест», «звезда» и «река». Попытаемся их расшифровать.

Начнем с символики «креста», ведь даже тюрьма, у стен которой, «трехсотая с передачею» стояла лирическая героиня, называется Кресты. Конечно, крест – это символ страдания. Но если принять во внимание христианскую традицию, следует уточнить, что речь идет о страдании во имя любви к людям. Если вы обратитесь к «Словарю символов», то узнаете, что «крест» - один из древнейших символов, известный в культурах разных народов. Он олицетворяет не только страдание, но и воспринимается как знак вечной жизни, бессмертия, как космический символ, точка сообщения между Небом и Землей. В христианстве «крест» символизирует спасение через жертву Христа, страдание, веру, искупление. Таким образом, этот символ, возникающий уже в самом начале поэмы, можно воспринять не только как трагический знак, но и как знак спасения, любви и искупления.

В связи с этим задумаемся над вопросом: почему в поэме Ахматовой ключевым становится образ матери, почему даже в главе «Распятие», в известном евангельском сюжете выделена фигура не сына Божьего, а именно матери, чья боль настолько велика, что люди даже боятся взглянуть в ее сторону? Логика предшествующих рассуждений позволяет прийти к заключению, что с образом матери у Ахматовой связана идея любви и искупления. Все боли мира проходят, прежде всего, через сердце матери. Неудивительно в связи с этим, что своеобразными двойниками лирической героини становятся и «стрелецкие женки», чьи мужья и сыновья были казнены за участие в восстании в 17 веке («буду я как кремлевские женки под московскими башнями выть»), и сама Богоматерь.

Не менее значимы в поэме и символические образы «звезды» и «реки». Выявляя их значения, мы можем еще раз убедиться в том, что эти образы тесно связаны с символом «креста», они как бы дополняют друг друга. С помощью «Словаря символов» устанавливаем, что «звезда» олицетворяет присутствие божества. В христианстве «звезда» также олицетворяет рождение Христа. Следовательно, мы вновь приходим к тому, что мотив страдания и смерти у Ахматовой теснейшим образом связан с мотивом жизни вечной. Это значение по-своему воплощается и в образе «реки» - символе, известном еще со времен античности и обозначающем мировой поток, течение жизни, обновление и одновременно - необратимое течение времени, которое предполагает забвение.

Итак, все три рассмотренных нами ключевых символических образа заставляют при чтении поэмы постоянно соотносить то, что происходит на земле с измерением Вечности. Вот почему лирическая героиня, чье горе, вызванное страданиями сына, было так велико, что жизнь казалась ей просто ненужной обузой, все же смогла в итоге пройти через пустыню смерти и пережить духовное воскрешение. Идея бессмертия, обновления, жизни вечной звучит и в финале поэмы «Реквием». Здесь она связана с темой памятника, которая имеет давнюю историю в русской и в мировой литературе. Сравним, как трактовалась эта тема в «Памятнике» Г.Р.Державина, в пушкинском «Я памятник себе воздвиг…», во вступлении к поэме В.Маяковского «Во весь голос» и в ахматовском "Реквиеме".

Если у Державина и Пушкина, каждый из которых представил свой вариант вольного перевода оды Горация «К Мельпомене», речь идет о памятнике поэту, и им становится само его творчество, обеспечивающее ему бессмертие, то у Маяковского "памятником" названа уже не столько сама поэзия, сколько "построенный в боях социализм", то есть общее дело, служению которому поэт подчинил свой талант. Закономерно, что в его поэме поэтическое «я» все чаще сменят «мы» («пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм»). А.Ахматова, включаясь в этот поэтический диалог, тоже трактует известную тему в полемическом ключе: размышляя о памятнике, она обрывает все нити, связанные с памятью о поэте как о конкретной личности. Этот памятник должен увековечить не ее персону и даже не ее творчество, а материнское страдание и вечную материнскую любовь как единственный залог того, чтобы эти страдания больше не повторялись. Именно с этой любовью связана надежда, что порочный кровавый круг истории будет когда-нибудь прерван и наступит обновление. Как символические знаки обновления можно воспринять и возникающие в заключительных строчках поэмы образы «реки» с идущими по ней кораблями и «голубя» (еще один известный евангельский символ), указывающие на то, что замкнутость «порочного круга» все же может быть преодолена.

А теперь, исходя из проделанного анализа, попробуйте вновь ответить на вопрос, с которого мы начали: «О чем поэма Ахматовой «Реквием»?» Хочется верить, что ответы будут уже другими, чем они были.


Эпоха, которую описывает Анна Ахматова в произведении "Реквием", удивляет количеством жизненных трудностей, трагедий, испытаний, выпавших на долю простого народа. Страна пережила очень много событий за 1930-1940е годы. Они нашли свое отражение в различных видах искусства.

В поэме "Реквием" хорошо видны приметы того времени. А.А. Ахматова мастерски подбирает пронзительные слова, заставляющие проникнуться атмосферой произведения. "Там все говорили шепотом", - пишет поэтесса. Это указывает на страх людей. Страх говорить громко. Страх говорить. "...свойственного нам всем оцепенения", - отмечает А. Ахматова. Люди чувствовали себя растерянными, пребывали в оцепенении. Столица нашей страны, по мнению автора, стала дикой. Изображение этой существенный приметы времени развивается, в финале произведения одичалой является не только столицы, но и женщины, ведь их "Улыбка вянет на губах покорных, // И в сухоньком смешке дрожит испуг".

Одной из хорошо заметных примет того времени являются тюрьмы.

Их было очень много, что подчеркивает А. Ахматова: "И ненужным привеском болтался, // Возле тюрем своих Ленинград".

1930-1940е годы предстают в воображении читателя страшными, мрачными, пугающими. А. Ахматова превосходно пронесла напряженное настроение через всю поэму. В каждом её слове чувствуется боль, мука, страдание, и это тоже примета того времени. Строительство нового не обходится без разрушения старого. Однако каким сложным, кровавым и болезненным оказалось разрушение старого строя! Приметы времени, которыми пропитана поэма, позволяют воссоздать жизнь и чувства людей данного времени. Я восхищена произведением А. Ахматовой "Реквием". Она смогла отобразить приметы времени, создать образ женщины в те года и сотворить шедевр русской поэзии.

Оценка сталинской эпохи.

Даже на сегодняшний день ведется достаточно много споров о том, какое влияние оказала сталинская эпоха на нашу страну: положительное или отрицательное?

По-моему мнению , несмотря на то, что в период правления Иосифа Сталина был совершен большой скачок в развитии промышленности, строительства и образования, данный период времени все же, мне кажется, является отрицательным, так как он повлек за собой много крови и бед для населения СССР.

Во-первых, на XV съезде ВКП(б) 1927 года было принято решение о проведении коллективизации сельскохозяйственного производства в СССР – ликвидации единоличных крестьянских хозяйств и объединении их в колхозы. Фоном для перехода к коллективизации стал кризис хлебозаготовок 1927 года. Широко распространилось представление о том, что крестьяне придерживают хлеб.

Коллективизация сопровождалась так называемым «раскулачиванием». Мероприятия властей по проведению коллективизации привели к массовому сопротивлению среди крестьян. Начался массовый забой скота, отказ от вступлений в колхозы. Уже в первый день проведения ОГПУ арестовало около 16 тысяч кулаков. Всего за 1930-1931 годы на спецпоселения было отправлено 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека. За 1932-1940 годы в спецпоселения прибыло ещё 489 822 раскулаченных. Сотни тысяч людей умерли в ссылке. В одном только марте 1930 года ОГПУ насчитало 6500 бунтов, 800 из которых было подавлено с применением оружия.

Во-вторых, в 1932 году ряд регионов СССР поразил голод, называемый «самым страшным злодеянием Сталина». Жертвами голода стали самые простые труженики, ради которых и совершались социальные эксперименты. Количество погибших составило 6-8 миллионов человек.

По мнению ряда историков, голод 1932-1933 годов был искусственным: как заявил А. Рогинский, государство имело возможности для снижения его масштабов и последствий, но не сделало этого. Первопричиной голода стало укрепление колхозного строя и политического режима репрессивными методами.



В-третьих, на 1937-1938 годы пришёлся период массовых репрессий («Большой террор»). Кампания была инициирована и поддержана лично Сталиным и нанесла чрезвычайный вред экономике и военной мощи Советского Союза. Под подозрение попали целые группы населения: бывшие «кулаки», бывшие участники разнообразных внутрипартийных оппозиций, лица целого ряда иностранных СССР национальностей, подозревавшиеся в «двойной лояльности», и даже военные.

Вместе с умершими в этот период в ГУЛАГе, исправительно-трудовых учреждениях и тюрьмах, а также политическими заключёнными, расстрелянными по уголовным статьям, количество жертв за 1937-1938 годы составило около 1 млн человек.

Таким образом , за период 1921-1953 через ГУЛАГ прошло до 10 миллионов человек, а всего с 1930 по 1953 годы, по данным разных исследователей, только по политическим обвинениям было арестовано от 3,6 до 3,8 млн. человек, из них расстреляно 748-786 тысяч человек. Также в данный период СССР лишился многих талантливых деятелей культуры, искусства и науки. Исходя из всего этого, можно сделать вывод, что сталинская эпоха нанесла урон по отношению к населению и в какой-то степени развитию СССР.

Игорь Васильевич Курчатов – советский физик, создатель советской атомной бомбы. Родился 8 января 1903 в городе Сим.

Он является основателем и первым директором Института атомной энергии с 1943 по 1960 годы, а также одним из основоположников использования ядерной энергии в мирных целях.

Одновременно с учёбой в Симферопольской мужской казённой гимназии окончил вечернюю ремесленную школу, получил специальность слесаря и работал на небольшом механическом заводе Тиссена.

В сентябре 1920 года поступил в Таврический университет на физико-математический факультет.

С 1930 года заведующий физическим отделом Ленинградского физико-технического института.

В феврале 1960 года Курчатов приехал в санаторий Барвиха, чтобы навестить своего друга академика Харитона. Присев на лавочку, они заговорили, вдруг возникла пауза, и когда Харитон посмотрел на Курчатова, тот был уже мёртв. Смерть наступила из-за эмболии сердца тромбом.

После смерти 7 февраля 1960 года тело учёного было кремировано, а прах помещён в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

Igor Kurchatov – soviet physicist, founder of the Soviet atomic bomb. He was born on January 8, 1903 in of Shem.

He is the founder and first director of the Institute of Atomic Energy from 1943 to 1960, as well as one of the founders of the use of nuclear energy for peaceful purposes.

Along with his studies at the Simferopol gymnasium breech men he graduated from the evening craft school, got a locksmith profession and worked in a small mechanical factory Thyssen.

In September 1920, he entered the Tauride University in the Physics and Mathematics Faculty.

Since 1930, the head of the physical department of the Leningrad Physico-Technical Institute.

In February 1960, Kurchatov arrived to the Barvikha sanatorium to visit his friend Academician Khariton. Sitting on the bench, they started talking, all of a sudden there was a pause, and when looked at Chariton Kurchatov, he was already dead. Death was due to thrombus embolism heart.

After the death of 7 February 1960 the scientist"s body was cremated and the ashes placed in the Kremlin wall on Red Square in Moscow.

Тема суда времени и исторической памяти в поэме «Реквием».

Все времена имеют своих летописцев. Именно таким поэтом-летописцем была и Анна Ахматова. Неповторимую и искреннюю поэзию она оставила после себя. Эмоциональный дневник и правдивейшую летопись времени представляет ее лучшая поэма “Реквием”.

«Реквием» - произведение о гибели людей, страны, основ бытия. Самое частое слово в поэме - «смерть». Она всегда близко, но никогда не совершается. Человек живет и понимает, что надо жить дальше, жить и помнить.

Последние слова написанного в 1957 году текста к поэме («Вместо предисловия») - прямая цитата из этого стихотворения. Когда одна из женщин, стоявших рядом с А. Ахматовой в очереди, едва слышно спросила: «А это вы можете описать?» Она ответила: «Могу».

Постепенно рождались стихи о страшном времени, которое пережито было вместе со всем народом. Они-то и составили поэму «Реквием», ставшую данью скорбной памяти о загубленных в годы сталинского произвола людях.

Читая великие страницы, поражаешься мужеству и стойкости женщины, сумевшей не только все это достойно пережить, но и переплавить свои и людские страдания в стихи.

Подымались, как к обедне ранней,

По столице одичалой шли,

Там встречались мертвых бездыханней,

Солнце ниже и Нева туманней,

А надежда все поет вдали.

Приговор...

И сразу слезы хлынут,

Ото всех уже отделена.

Словно с болью жизнь из сердца вынут,

Словно грубо навзничь опрокинут,

Но идет... Шатается... Одна...

Ни один правдивейший документ истории не дает такого эмоционального накала, как произведение Анны Ахматовой.

Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,

И мне не разобрать

Теперь, кто зверь, кто человек,

И долго ль казни ждать.

Поэма писалась с перерывами двадцать шесть лет, менялась жизнь, старше и мудрее становилась Ахматова. Произведение, как лоскутное одеяло, собрано из острейших эпизодов российской действительности. Годы репрессий легли на страну и души людей неизгладимой болью.

И упало каменное слово

На мою еще живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

В небольшой по объему поэме Анне Андреевне удалось философски осмыслить и передать настроение трагичнейшего эпизода русской истории, когда ломались судьбы и жизни миллионов граждан страны. Благодаря мужеству А. Ахматовой и подобным ей мы знаем правду о том страшном времени.

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском, болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды, смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных «Марусь».

Библейские образы и мотивы в поэме А. Ахматовой "Реквием"

Почти все, писавшие о "Реквиеме", обращали внимание на то, что современность передается в поэме с помощью библейских аналогий, что образы и мотивы Священного Писания становятся для Ахматовой средством художественного осмысления действительности, а картины Апокалипсиса - символом ее эпохи.

Лишь учитывая зловещую сущность сталинского тоталитаризма, истинный смысл событий, свидетелем которых выпало стать Ахматовой, можно понять, насколько непросто было поэту подобрать адекватный происходящему масштаб для художественного воплощения этих событий. Выбор, сделанный Ахматовой в "Реквиеме", был продиктован эпохой -трагической эпохой тридцатых годов. Сознавала ли себя сама Ахматова творцом, автором нового Апокалипсиса? Или осознание этого пришло к ней позднее: "В 1936-м я снова начинаю писать, но почерк у меня изменился, но голос уже звучит по-другому. А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, который чем-то напоминает апокалипсического Бледного коня или Черного коня из тогда еще нерожденных стихов..."1.

Уже название поэмы, предлагая определенный жанровый ключ к произведению, задает одновременно и ту специфическую систему координат, в которой только и возможно осмыслить созданный поэтом художественный образ мира. Вспомним, что "реквием" - это заупокойное католическое богослужение, траурная месса по усопшему; более общий смысл этого слова - поминовение умерших, поминальная молитва. С этой точки зрения в высшей степени символичным представляется сделанное однажды Ахматовой признание: "Реквием" - четырнадцать молитв"2. Несмотря на то что метафорический смысл этой авторской "оценки поздней" очевиден, переклички и совпадения ахматовского текста с Библией - те, что заострены намеренно, и те, что могут показаться случайными, - поражают и заставляют задуматься. Весь "Реквием" буквально пронизан библейской образностью. И реконструировать, "оживить" цепочку, ведущую к древнейшим пратекстам нашей культуры, расшифровать "библейскую тайнопись" (Р. Тименчик) поэмы - очень важно.

На истинный масштаб событий, о которых пойдет речь в поэме, указывают первые строки "Посвящения": "Перед этим горем гнутся горы, / Не течет великая река... "3

Воссоздающие образ мира, в котором сместились, исказились все привычные и устойчивые параметры, эти строки вводят произведение в пространство библейского текста, заставляют вспомнить апокалиптические картины и образы: "Горы сдвинутся и холмы поколеблются..." (Ис. 54, 10); "И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих..." (Отк. 6,14)

Знаком Апокалиптического мира является здесь и образ застывшей, остановившей течение своих вод "великой реки". Несмотря на то что в поэме появляются и образ Дона, и образ Енисея, "великая река" - это, конечно, Нева, образ которой обрамляет поэму, заключает ее в кольцо. Нева в поэме - это одновременно и знак апокалиптического мира, и образ "Леты-Невы", "пропуск в бессмертие" - сигнал подключения ко времени вечному.

Библейский контекст, выпукло проявленный в поэме, отчетливо высвечивает и еще одну смысловую грань образа "великой реки". За образом Невы в "Реквиеме" угадывается и библейский образ "реки Вавилонской", на берегу которой сидит и плачет разоренный народ, вспоминая о своем прошлом. Ассоциации такие возникают не случайно: пронзительно и трагично звучит в "Реквиеме" главная тема 136 псалма "На реках Вавилонских..." - тема "пленения" народа-богоборца безбожной властью: "При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы. Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши - веселья..." (Пс. 136, 1-3)

Если Нева в "Реквиеме" воспринимается как река Вавилонская, то естественно, что Ленинград может быть осмыслен в семантическом пространстве поэмы как земля разоренная, "земля чужая". Преломленные в поэме, эти библейские образы актуализируют в "Реквиеме" и еще одну отчетливо звучащую в псалме "На реках Вавилонских..." тему - вынужденного молчания, или иначе - "повешенной лиры": "...на вербах... повесили мы наши арфы" (Пс. 136, 3). Пришедшая из псалма тема вынужденного молчания приобретает в поэме Ахматовой особенную остроту. Вопрос, вложенный в уста царя Давида, говорящего от имени древних иудеев: "Как нам петь песнь Господню на земле чужой?..." (Пс. 136, 5), перекликается с основной мыслью и пафосным строем "Эпилога": "И если зажмут мой измученный рот, / Которым кричит стомильонный народ..." (3, 29) Строки из Книги Бытия могли бы стать эпиграфом если не ко всему творчеству Ахматовой, то, по крайней мере, к двум ее трагическим десятилетиям: сначала - период вынужденного молчания, затем - невозможность говорить в полный голос. "Как нам петь песнь Господню на земле чужой?..." Особенно органично этот вопрос вписывается в контекст "Реквиема".

Образ плененного города, в котором невозможно петь, сливается в "Реквиеме" с образом города "одичалого". Эпитет "одичалая" ("...По столице одичалой шли"), употребление которого по отношению к столице, городу, кажется неожиданным, также отсылает к Библии. Вписываясь в контекст 136 Псалма, образ одичалого города в то же время восходит к "Книге пророка Софонин": "Горе городу нечистому и оскверненному, притеснителю!...

Князья его посреди него - рыкающие львы, судьи его - вечерние волки, не оставляющие до утра ни одной кости...

Я истребил народы, разрушены твердыни их; пустыми сделал улицы их, так что никто уже не ходит по ним; разорены города их: нет ни одного человека, нет жителей" (Соф. 3, 1-6)

Годы, проведенные героиней в тюремных очередях, названы в "Реквиеме" "осатанелыми". Надо сказать, что прилагательное это отнюдь не случайно возникло в поэме о кровавых годах сталинских репрессий. Оно не только выражает здесь крайнюю степень эмоциональной оценки современной действительности и является в какой-то степени синонимичным прилагательному "одичалый", но и, перекликаясь со всей образной системой поэмы, оказывается обусловленным ее библейским контекстом. Осатанелыми являются в поэме и "страшные годы ежовщнны", и, конечно, сам Ленинград - город плененный и разоренный, город "одичалый". В семантическом пространстве поэмы образ осатанелых лет и - шире - осатанелого города соотносится с одним из основных образов поэмы - образом звезды, безусловно, центральным в той картине апокалиптического мира, которую художественно выстраивает Ахматова. Интересно, что сама близость этих образов оказывается обусловленной библейским текстом: под звездой в Апокалипсисе понимается Сатана, которого сбрасывают с неба на землю. Если Ангелы в библейском тексте уподобляются звездам (Иов. 38, 7; Отк. 12, 4), то Сатана, будучи архангелом, - "деннице", т.е. яркой звезде (Ис. 14, 12).

Образ звезды, огромной, застывшей и яркой, являясь в поэме главным символом наступающего Апокалипсиса, впрямую соотнесен Ахматовой со смертью, жестко вписан в картину вселенской катастрофы4. На то, что звезда в поэме - образ апокалиптический, зловещий символ смерти, красноречиво указывает, в первую очередь, тот контекст, в котором появляется он в поэме:

Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
(3, 23)

И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
(3, 25)

Кроме того, появление образа звезды, точнее - "звезд смерти", подготавливается в поэме образами, моделирующими картину апокалиптического мира: остановившей свое течение реки, сместившихся гор, "помраченного" солнца. Кстати, строка "Солнце ниже и Нева туманней..." сама воспринимается как скрытая цитата из Апокалипсиса: "... и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязи" (Отк. 9, 3).

Ахматовский образ звезды, яркой и падающей, восходит к Библии, его символика оказывается впрямую соотнесенной с библейским осмыслением образа, причем переклички поэмы с Книгой Бытия порой достаточно выразительны: "...И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба..." (Мф. 24, 29). Особенно часто возникает образ звезды в Апокалипсисе: "Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод" (Отк. 8, 10). "Пятый Ангел вострубил, и я увидел Звезду, падшую с неба на Землю, и дан ей был ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце И воздух от дыма из кладязя Из дыма вышла саранча на Землю..." (Отк. 9,1-3)

Образ звезды возникнет в "Реквиеме" и еще раз - в главке "К смерти":

Мне все равно теперь. Струится Енисей,
Звезда полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас затмевает.
(3, 27)

Название главки подтверждает: и на сей раз "вечный образ" Священного Писания вписывается в общую семантику Апокалипсиса поэмы, и на сей раз звезда - зловещий символ смерти, знак иной реальности. Процитированные строки неизбежно эксплицируют образ Мандельштама, о трагической судьбе которого Ахматова к этому времени, если и не знала точно, то догадывалась: "синий блеск возлюбленных очей...". А возникающие в контексте главки переклички со стихотворением Мандельштама 1922 г. "Ветер нам утешенье принес..." актуализируют, дополнительно высвечивают "библейское" звучание ахматовского образа, заставляют прочитать его и здесь, в "Реквиеме", в первую очередь, в качестве библейского:

Есть в лазури слепой уголок,
И в блаженные полдни всегда,
Как сгустившейся ночи намек,
Роковая трепещет звезда5.

Вполне естественно предположить, что образ звезды в пространстве ахматовского текста мог ассоциироваться и с кремлевскими звездами, ставшими универсальным символом эпохи сталинского террора. Такого рода аллюзии не отрицали проявленный выпукло в поэме библейский контекст как основной, решающий в интерпретации образа, скорее, также способствовали его выявлению. Кремлевские звезды, являясь символом Кремля - места, где "угнездился" тиран, в эпоху 30-х годов впрямую ассоциировались со смертью и угрозой наступления Апокалипсиса. Понятные и близкие современникам Ахматовой, эти "внешние", на первый взгляд, ассоциации органично вписывались и в библейский контекст поэмы.

Анализ памяти культуры "Реквиема" убедительно показывает, насколько актуализирован в поэме ассоциативный ряд, напрямую связанный с темой смерти, какова функция "вечных образов" культуры в тексте произведения. Особенно велика в художественном осмыслении и воплощении идеи смерти роль библейских образов и мотивов. Как мы убедились, именно этот пласт культурной памяти реконструирует в "Реквиеме" апокалиптическую картину мира, помогает осознать в качестве f главной и единственной реальности произведения пространство смерти. В семантическое поле смерти вписывают "Реквием" не только образы-символы Апокалипсиса, рассмотренные выше, и не только образы-детали, создающие своеобразный "библейский" фон: божница, свеча, холод иконки II т.д.; все они в контексте ахматовского произведения могут быть прочитаны и как атрибуты похоронного обряда. Среди библейских образов, "архетипичных для ситуации "Реквиема" (Л. Кихней), главное место, безусловно, занимают образы распинаемого Сына и присутствующей при казни Матери.

Появление в тексте поэмы о смерти картины Распятия, центрального эпизода Нового Завета, получает - на уровне внешнем, сюжетном - вполне "реалистическое" объяснение: картины и образы новозаветной трагедии возникают в сознании героини подобно видению, откровению - на грани жизни и смерти, когда "безумие крылом души накрыло половину...". Однако глава "Распятие" впаяна в текст "Реквиема" гораздо более прочно. В ней сконцентрированы все основные смысловые линии произведения.

Вряд ли можно полностью согласиться с Е.Г. Эткиндом, уверенным в том, что обе картины "Распятия" "в большей степени восходят к обобщенным живописным образцам, нежели к евангельскому первоисточнику"6. Текст "Реквиема" убеждает в обратном.

Близость "Распятия" к своему источнику - Священному Писанию закрепляется уже эпиграфом к главе: "Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи" (3, 28). Эпиграфы у Ахматовой всегда подключают к произведению новые смысловые контексты, актуализируют "вечные образы" культуры, вводят текст современности в культурную традицию, а часто оказываются и ключом к прочтению всего произведения. Делая эпиграфом слова из ирмоса IX песни канона службы в Великую субботу, Ахматова, по сути, соединяет страдания распятого Сына и присутствующей при казни Матери в единый емкий и пронзительный художественный образ. Тем самым получает свое обоснование и композиция главы: объектом ее первого фрагмента оказывается Сын, объектом второго - Мать.

Насколько велика роль смысловых импульсов, идущих от цитируемого источника, в полной мере позволяет ощутить и первая миниатюра главы:

Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто меня оставил?"
А Матери: "О, не рыдай Мене..."
(3, 28)

Ориентация на библейский текст чувствуется уже в первых строках фрагмента - в описании природных катаклизмов, сопровождающих казнь Христа. В Евангелии от Луки читаем: "...и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце, и завеса в храме раздралась посередине" (Лк. 23, 44-45). Адресованный Отцу вопрос Иисуса "Почто меня оставил?" также восходит к Евангелию, являясь почти цитатным воспроизведением слов распятого Христа: "В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элон! Элои! ламма савахфани? - что значит: Боже мой! Боже мой! для чего ты меня оставил?" (Мк. 15, 34). Слова же "О, не рыдай Мене...", обращенные к матери, заставляют вспомнить эпиграф к главке, оказываясь одновременно и неточной цитатой из Евангелия. Сопровождавшим его на казнь и сострадающим ему женщинам Иисус говорит: "...дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших..." (Лк. 23, 27-28). Другими словами, четвертая строка поэтического фрагмента представляет собой контаминацию евангельского текста и цитаты из ирмоса пасхального канона, ставшей эпиграфом к главе "Распятие".

Заслуживает внимания то обстоятельство, что в тексте Евангелия слова Иисуса обращены не к матери, а - к сопровождавшим его женщинам, "которые плакали и рыдали о Нем" (Лк. 23, 27). Адресуя слова Сына непосредственно Матери, Ахматова тем самым переосмысливает евангельский текст. Намеренное несовпадение с традицией, отступление от образца - при общей явной ориентации на Библейский первоисточник - призвано выявить замысел автора, акцентировать в нем самое существенное. Так подготавливается второй фрагмент главки - сцена Распятия. По-новому освещая, точнее - выстраивая, пространство около Голгофского креста, меняя местами устойчивые пространственные параметры: центр евангельской картины и ее периферию, Ахматова и здесь основное внимание приковывает к матери, ее страданиям:

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
(3, 28)

Итак, предлагаемое в "Реквиеме" осмысление новозаветной трагедии полностью в рамки канона не вписывается. "В новой, ахматовской трагедии смерть сына влечет за собой смерть матери"7, а потому созданное Ахматовой "Распятие" - это Распятие не Сына, а Матери. Именно так прочитывается эта кульминационная сцена Евангелия в "Реквиеме". Если говорить об ориентации на Священное Писание, то в своей трактовке центрального эпизода Евангелия Ахматова ближе к Евангелию от Иоанна. В нем -единственном! - обращается внимание на то, что "при кресте Иисуса стояла Матерь Его..." (Ин. 19, 25), и рассказывается, как Сын Человеческий в минуту страшных мучений не забыл о Матери своей: "Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя!" (Ин. 19, 26-27). Не может не поразить тот факт, что и Марк, и Матфей, и Лука, перечислив по имени некоторых женщин, присутствовавших при казни: "между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшого и Иосии, и Саломня" (Мк. 15, 40), -ни слова не сказали о Матери.

Ахматова обращается к самому высокому, самому пронзительному из всех, которые знало когда-либо человечество, образцу материнского страдания - к страданию Матери. Материнская любовь - земной аналог глубоко укорененному в душе человека архетипа Богородицы.

Несмотря на то что Ахматова, как верующая христианка, почитала Деву Марию, образ Богородицы встречается в творчестве Ахматовой не часто. Впервые он появляется в поэзии Ахматовой в 1912 г., в год рождения сына: "Загорелись иглы венчика / Вкруг безоблачного лба..." (1, 105). Возникнув через два года в пророческом стихотворении "Июль 1914", образ Божией Матери встретится уже только в начале 20-х годов - в поминальном оплакивании "Причитание" (1922) и плаче-причитании "А Смоленская нынче именинница..." (1921), а затем надолго уйдет из творчества Ахматовой. Тем примечательнее его появление в "Реквиеме". Центральная оппозиция "Реквиема" "мать-сын" неизбежно должна была быть соотнесена в сознании Ахматовой с евангельским сюжетом, а страдания матери, которую "разлучили с единственным сыном", - со страданиями Матери Божией. Поэтому образ Богородицы в "Реквиеме" является не просто лишь одним из "ликов" героини, он требует своего осмысления как один из главных, а может быть и главный, образ поэмы. Обращение к образу Божией Матери помогло Ахматовой обозначить истинный масштаб происходящего, подлинную глубину горя и страдания, выпавших на долю Матери узника ГУЛАГа, - и таким образом создать монументальное эпическое обобщение. Показательно, что в "Реквиеме" образ Богородицы появляется не только в сцене Распятия, т.е. тогда, когда поэт обращается непосредственно к евангельском) сюжету. Образ этот венчает поэму. Его появление в "Эпилоге" символично: "Для них соткала я широкий покров / Из бедных, у них же подслушанных слов" (3, 29).

Упоминание о "широком покрове" в "Эпилоге" поэмы заставляет вспомнить другой образ - из стихотворения 1922 г. "Причитание":

Провожает Богородица,
Сына кутает в платок,
Старой нищенкой оброненный
У Господнего крыльца.
(1,387)

Но еще раньше образ Богородицы, расстилающий "широкий покров" "над скорбями великими", возникает в финале стихотворения "Июль 1914": "Богородица белый расстелет / Над скорбями великими плат" (4, 107).

В стихотворении "Июль 1914", написанном на второй день после объявления войны 1914 г., с образом Богородицы связывались надежды автора на заступничество и избавление от бед, нанесенных вторжением неприятелей в родную страну. В "Причитании" смысл появления образа Богородицы иной: этот "скорбный плач о пострадавших за веру, о богооставленности русского народа"8 явился, как считает Л.Г. Кихней, ответом на изъятие церковных ценностей из храмов в 1922 г. Именно поэтому в числе других святых покидает храм и Богородица. Обе смысловые линии: мысль о богооставленностп народа русского и надежда на избавление страны от власти тирана - соединяются в "Реквиеме" в образе Божией Матери. Во всех трех текстах образ Богородицы - той, что расстилает "над скорбями великими плат", и той, что "сына кутает в платок", и той, что соткала "широкий покров", - появляется и как напоминание о православном празднике Покрова Пресвятой Богородицы, "религиозный смысл которого - молитвенное предстояние Богоматери за мир"9.

Образные переклички "Эпилога" и более ранних произведении Ахматовой окончательно убеждают в том, что за финальными строчками поэмы возникает образ Божией Матери, однако на сен раз - и это логичное завершение основной идеи "Реквиема" - в роли Богородицы выступает сама героиня: "Для них соткала я широкий покров...". Безусловно, семантическое пространство поэмы актуализирует и контексты названных произведении. Особенно важным с этой точки зрения оказывается диалогическое взаимодействие "Реквиема" со стихотворением "Июль 1914". Подключение основных смысловых импульсов стихотворения к поэме заставляет прочитать ее в аспекте "сбывшихся пророчеств" и "последних сроков". Заметим: если в 1914 г. слова "одноногого прохожего" могли восприниматься еще как пророчество: "сроки страшные близятся...", то в 1940 г. у Ахматовой уже были все основания горько и обреченно констатировать очевидное: "Предсказанные наступили дни" (1917). Апокалиптические мотивы "последних сроков", "опрокинутые" в пространство 30-х годов, обретают в "Реквиеме" новый смысл, становятся прямой проекцией реальности.

Таким образом, переоценить роль "библейского" пласта в "Реквиеме" невозможно. Проецируя все произведение в пространство смерти, "вечные образы" культуры передают основное ощущение эпохи 30-х годов - ощущение призрачности, нереальности происходящего, межрубежья жизни и смерти, обреченности и духовной катастрофы - трагическое предчувствие конца эпохи, гибели поколения, собственной смерти. Через символику Апокалипсиса, через образы абсурдного и перевернутого бытия "вечные образы" Священного писания вели Ахматову к реконструкции целостной картины трагической эпохи кровавого террора, к воплощению образа мира иррационального и катастрофического, но главное - обреченного в неспасаемого. Именно такой виделась Ахматовой современная действительность - "апокалиптическая эпоха, протрубившая боевой сигнал к охоте на человека"10.

Примечания

1. Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма А. Ахматовой. М., 1991. С. 243.
2. Кушнер А.С. У Ахматовой // Ахматовские чтения. М., 1992. Вып. 3. "Свою меж вас еще оставив тень..." С. 136.
3. Ахматова А. Собр. соч. В 6т. М., 1998. Т.З. С. 22. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы в скобках.
4. Знаковая природа образа звезды у Ахматовой проявляет себя достаточно явно уже в раннем се творчестве, где образ этот меньше всего может быть воспринят как пейзажная деталь. Включенный в устойчивое смысловое поле, в устойчивую символику смерти, он, как правило, и все произведение опрокидывает в поле смерти:
"Я гощу у смерти белой
По дороге в тьму.
Зла, мой ласковый, не делай
В мире никому".
И стоит звезда большая
Между двух стволов,
Так спокойно обещая
Исполненье слов.
(1, 245)
5. Мандельштам О. Сочинения. В 2 т. М., 1990. Т.1. С. 144.
6. Эткинд Е. Г. Бессмертие памяти. Поэма Анны Ахматовой "Реквием" // Там, внутри. О русской поэзии XX века. СПб, 1997. С. 358.
7. Лейдерман Н.Л. Бремя и величие скорби ("Реквием" в контексте творческого пути Анны Ахматовой) // Русская литературная классика XX века. Монографические очерки. Екатеринбург, 1996. С. 211.

8. Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой Тайны ремесла. М., 1997. С. 62.

9. Там же.

С. В. Бурдина

Пермь

Филологические науки. - 2001. - № 6. - С. 3-12.